Хан Тохтамыш еще ходил так некоторое время, пока не вспомнил о своей дочери.

«Из-за этой проклятой войны я совсем позабыл о своей Малике. Как она там? Помог ли ей этот маг?» – подумал Тохтамыш.

– Где визирь? – крикнул он одному из своих нукеров.

– Он здесь, великий хан, – проговорил нукер, приложив ладонь к сердцу и слегка поклонившись. – Ждет вашего распоряжения. Великий хан прикажет звать его сюда?

Однако визирь не заставил себя долго ждать. Он догадался, что хан желает его видеть, и тут же направился к нему, чтобы начать свой доклад. Тохтамыш, почувствовав неладное в поведении своего визиря, начал догадываться, что что-то произошло с дочерью.

– Великий хан! – начал визирь, обратившись к Тохтамышу тем же жестом, как и нукер, покорно поклонившись. – Мой великий хан, прошу вас помиловать меня и не велеть казнить, ибо я принес вам худую весть…

От этих слов хана Тохтамыша слегка передернуло, и что-то холодно сжалось в груди. Ему было неприятно выслушивать визиря. Для Тохтамыша, испытавшего очередное поражение от Тимура, было теперь достаточно одного неверного слова или движения, чтобы он вспыхнул в гневе. Он еле сдерживал себя.

– …ваша дочь Малика исчезла. Этот маг Абу Али, оказавшийся прохвостом, украл её… – продолжил визирь. – …они сели в лодку и исчезли на глазах у слуг и охраны. Их нет уже несколько дней, с тех пор как вы ушли на войну.

Услышав об этом, хан рассвирепел. Он готов был выхватить свой кинжал и начать крушить всех и все вокруг. Наверное, хан это и принялся бы делать, но визирь не замолчал:

– Великий хан! – визирь снова покорно поклонился. – Великий хан, не велите казнить, но я также хотел бы сообщить вам о своих подозрениях по поводу странного желания этого мага Абу Али найти что-то среди старинных книг и античных рукописей, доступ к которым он просил у вас.

Хан, и без того уже разъяренный, глянул грозно на визиря. Его рука еще сильнее сжала рукоять кинжала, который он готов был теперь выхватить в любой момент, и он проговорил сдавленным от едва сдерживаемого гнева голосом:

– Неужели ты хочешь сказать, что упустил что-то перед тем, как отпустить мою дочь с этим проходимцем?

Визирь, ожидавший услышать эти слова, еще раз поклонился и спокойным голосом сказал:

– О, великий хан! Мне кажется, что этот маг Абу Али должен будет в скором времени вернуться обратно.

– Кажется?.. – тем же сдавленным голосом вопросил Тохтамыш.

– Я не могу сказать, куда они вместе с вашей дочерью Маликой исчезли, – таким же спокойным голосом продолжил визирь. – Но я уверен, что они должны будут появиться скоро. Помня его лицо, я могу с твердостью заявить, что те книги и рукописи, о которых он просил, ему сильно нужны для чего-то. Я пока не знаю для чего именно они ему понадобились, но если вы дадите мне время, то я непременно об этом узнаю. Единственное, нам надо будет дождаться его появления.

– Нет у тебя времени, визирь! – рявкнул Тохтамыш. – Ты что, не понимаешь, что со дня на день здесь может появиться Тимур со своей армией и тогда у нас у всех не будет времени на что-либо…

– Мой повелитель! – еще ниже склонился визирь, пытаясь рискуя головой объяснить хану о своих подозрениях. – Нам надо дождаться мага Абу Али. Его необходимо изловить и выведать для чего ему понадобились эти книги. Я уверен, что он является засланным шпионом.

Но хану это всё не понравилось. Он уже не слушал. Его интересовало одно: казнить всех тех, кто принимал участие в этом деле, повлёкшем за собой исчезновение его любимой дочери.

В тот же день несчастных слуг ханской дочери и охранников отвели на площадь и казнили. Пруд по приказу хана был огорожен от любопытствующих глаз высоким забором. Была выставлена новая стража, которая должна была схватить Абу Али, как только он появится.

Абу Али теперь ждала смертная казнь. Учитывая, что хан ни разу не отменял своих приказов, маг не мог надеяться на пощаду.

Весна 1991 года. Сарайшык. Гурьевская область. Казахстан.

Последние островки снега сползли в овраги и совсем в них растаяли. Степь покрылась тюльпанами. Их красные, желтые, фиолетовые и бирюзовые, и даже белые, с жёлтой каймой внутри цветы простирались полями до самого горизонта.

Цветение тюльпанов в этом году началось раньше срока. Обычно это происходило во второй половине апреля или даже в начале мая. Но в этот раз тюльпаны явно проявили свой дикий степной нрав и своим скорым появлением старались оповестить всю округу о начале новой жизни.

Тюльпаны в этом году зацвели и недалеко от села Сарайшык. Хотя старожилы поговаривали, что такое явление достаточно редкое для этой местности, но небольшие пёстрые цветочные ковры все же раскинулись в степи за двухполосной автомобильной трассой, тянувшейся узкой лентой между Гурьевом и Уральском18.

Старая ухабистая дорога, соединявшая собою два областных центра, пролегала в пяти километрах от села, располагавшегося у самого берега реки Яик. Село насчитывало несколько сотен частных дворов, в которых, согласно недавней переписи населения, проживало около двух тысяч человек. В селе был свой детский сад, средняя школа и профессионально-техническое училище. Взрослые сельчане, следуя местным традициям, продолжали заниматься сельским хозяйством, животноводством и рыболовством, но среди них появлялись и те, кто, подвергшись влиянию непростого времени, подался в коммерцию, принявшись возить товары из заграницы и торговать ими на городском рынке или распространять через знакомых.

Люди выживали как могли. Надо было кормить себя и свои семьи.

Мансур с Баубеком жили в соседних домах, в самом центре села. Их улица спускалась в сторону Яика, но, не дойдя до воды метров триста, резко уходила вправо и огибала крайний двор с домом, словно пыталась догнать реку где-то уже за поворотом и слиться с ней там в одном потоке. Этот крайний дом, сиявший свежевыбеленными стенами и голубыми оконными рамами, принадлежал родителям Баубека.

Мансур вышел со двора на улицу и, глянув на трехэтажное здание школы из силикатного кирпича за перекрестком, торопливо направился к дому своего друга.

Сегодня был выходной. Радуясь этому, мальчик представил, как скоро окажется на пастбище у дедушки и примется рассказывать ему о золотой лодке. Наверное, дедушка удивится и захочет посмотреть на неё. Что если он слышал об этой лодке раньше? Ведь он воевал, а на лодке была звезда, и это значит, что она военная.

Мансур шел мимо соседских дворов. За штакетниками оград с обеих сторон улицы стояли одноэтажные саманные домишки и сараи. Некоторые из них выглядели неухоженными: четырехскатные крыши покосились со временем, и штукатурка на стенах облупилась. Рядом с домами не росло ни одного деревца, ну а если и росло что-то, то выглядело сухой и будто наспех воткнутой в землю корягой с непонятной целью – то ли отпугивать кого-то из прохожих, то ли, наоборот, заманивать сюда нечистую силу.

Но были и дворы, в которых дело обстояло намного лучше. Дома в таких дворах были опрятными, с аккуратно выкрашенными заборами. Рядом с ними росли подстриженные кустарники и садовые деревья с побеленными снизу стволами. Приятно было смотреть, глаз радовался. В палисадниках были вскопаны трудолюбивыми хозяевами ровные грядки. Там же, рядом с грядками, горела кучка прошлогодней листвы и опавших веток. Дым от костра распространялся по улице и, смешавшись со свежим воздухом, приятно защекотал ноздри мальчика. И он подумал, что завтра обязательно, как только вернется домой, первым делом начнет приводить в порядок свой двор. Дедушке будет приятно видеть чистоту!

Мансур очень любил и уважал своего дедушку. С ним у него была особенная связь. Старик Камбар заменил мальчику отца, помогая Мендеш поднимать сына на ноги и прививать ему необходимые мужские качества. Старик был для внука и старшим товарищем, и наставником, и даже другом. Подсказывал и советовал, а порой направлял его на то, как лучше поступить или повести себя в той или иной ситуации. Изредка Камбар мог быть строг с ним, но он никогда не был суров к мальчику. Мансур чувствовал любовь и заботу деда, он доверял ему свои секреты, обсуждал с ним многое, делился своими проблемами в школе и дома. И сейчас был тот момент, когда Мансур больше всего нуждался в совете дедушки. Ему не терпелось рассказать о своем сне, о том, что видел в нем золотую лодку и средневековый город. Мальчик начинал понимать, что в том городе он побывал наяву, но не был уверен, что с этим делать.