– Ну вот, мы почти дошли, – прервала неловкое молчание Кристина. – Я вас не сильно испугала своими речами?

– Нет, что вы, – улыбнулся Альмерх. – Вы рассказали очень интересные вещи. Я обязательно над этим подумаю.

«Все-таки он не понял», – грустно заметила она.

– Спасибо, что меня проводили, – остановившись, произнес Альмерх. – Вот сюда мне надо идти? – он указал рукой на огромное течение людей, устремившихся в одном направлении к какой-то арке.

– Да, идите за ними. Отсюда даже видно площадь.

Он обнял ее, вспоминая, что так делали остальные люди разного пола, которых он заметил, пока они шли к Дворцовой площади, и пошел дальше. Кристина немного удивилась неожиданному жесту незнакомца, но не сопротивлялась. Перед тем, как он ушел, она заметила в его глазах блеск, и тяжелый, погруженный в себя взгляд, даже не обративший внимание, как страстно на него смотрела девушка. Кристина поняла: пусть он не понял того, что она сказала, но его разум чист, как у младенца, и ее слова стали поводом для размышлений.

«Он и правда чудак, – сев на лавочку, размышляла она. – Что-то в нем все-таки есть. Не все бы задумались над моими словами. Обычно люди считают, что все знают, но этот мужчина был, словно чистый лист, не запятнанный стадными мыслями общества», – ее даже немного передернуло от мысли, что обыкновенная чуткость, даже в глазах незнакомца, способна отварить даже самое скрытное сердце.

Альмерх стоял напротив величественного Зимнего дворца и его пробрало волнующее чувство разочарования. Он привык к возвышающимся до небес черно-серым зданиям из прочного сплава, и эти дома на улицах Санкт-Петербурга казались ему одновременно убогими и привлекательными. Его понятие о красоте было иным, созданным самарской культурой. Если бы Зимний дворец перенесли бы к нему в город (пришлось бы вырубить лес, чтобы освободить место на планете), его бы все считали помойкой. Оглянувшись, он увидел, как люди восхищаются этим сооружением, с сияющими глазами полными любопытства разглядывают достопримечательность и фотографируются на ее фоне. Альмерх не мог постичь красоту здешнего мира. В его голову до сих пор лезли слова Кристины, и вдруг на него накатило отчаяние, что здесь он больше походит на дикаря, чем все эти невежественные люди, которые и десятой части его знаний неспособны постичь. То, что говорила ему девушка, было глубже, чем просто сухие факты. Она не просто знала, что говорит, а понимала эти истины.

«У них есть амбиции, навязанные обществом и СМИ, и к этим ложным идеалам они и стремятся. Заработать больше денег, даже не понимая, зачем; большой дом, не осознавая, что он не заменит семью и душевную пустоту; высокая должность и временное величие, пока их не уберут, как заржавевшую шестеренку в этом бессмысленном рабском круговороте», – Альмерх прокрутил слова Кристины еще раз.

Он ничего не понял. Он не до конца осознавал иерархическое разделение в человеческом обществе. Эйрис ему передала часть информации по этому поводу, но там ни слова не говорилась о рабстве. Он мог бы включить чип, чтобы индивидуальный помощник разжевал слова девушки, но ему этого не хотелось. Ему нравилось, когда его нейронные соединения активизируются без помощи внешних факторов, а его собственными усилиями. Получив сведения об истории человечества, он знал, что рабство ныне незаконно на этой планете. Но почему Кристина видела в людях рабов? Этого он понять пока не мог.

Чип был отключен, но сохранял в своей памяти все увиденное Альмерхом, чтобы к этому потом можно было вернуться. Альмерх не боялся, что что-то забудет. Уже через пятнадцать минут его мысли были заняты совсем другим. Он стоял на площади и разглядывал прохожих, любуясь их открытым проявлением эмоций. Они веселились и смеялись, а он, припомнив слова Кристины о том, что все эти люди несчастливы, еще раз поразился.

«Наверное, она просто неадекватная, – заключил Альмерх. – На Земле, не то что на Неоре, люди по-настоящему получают удовольствие. Разве может быть человек несчастен, так широко улыбаясь?»

Альмерху казалось, что все жители на планете одинаково беззаботны. У него дома никто так не смеялся, никто так живо ничего не объяснял, как здесь. Во время беседы самары лишь могли искусственно улыбаться и выдавливать из себя смешки ради приличия, хотя весь их разговор строился больше в деловом стиле. Они слишком много знали, а эмоции, как их учили, – это слабость. Поэтому чип, когда был включен (а выключенный чип можно было увидеть, как правило, только у мертвеца), подавлял сильные эмоциональные импульсы. Самары испытывали чувства, но очень размыто и отстраненно, чтобы совсем не утратить вкус к жизни. Таким обществом было легче всего управлять: от них искусственный интеллект не ждал внезапных атак или проявления агрессии. Самары не сильно отличались от роботов, которых создали много веков назад во благо будущим свершениям.

В восемь часов вечера Альмерх уже поселился в гостинице рядом с Невой, заложив в ломбард золото и парочку бриллиантов, которое прихватил с собой на Землю из своего корабля. На Неоре этот металл считался абсолютно бесполезным, но, зная геологический состав планет, Альмерх с Кселиафом прихватили множество минералов, которые могли считаться ценными на Земле, и с золотом они не прогадали, как и с бриллиантами. В их составе нет ничего ценного, ценными их сделали люди своей верой в их цену. Альмерх, даже сам того не понимая, получил в десятки раз меньше, чем мог бы, и, уходя, как бы лавочник не пытался скрыть свою радость, на его лице все равно блистала надменная улыбка продавца, который купил товар за гроши и сможет хорошенько навариться.

– Всего доброго, – крикнул вдогонку торгаш. – Хорошо вам привести время в этом замечательном городе!

Мужчина понял, что Альмерх не из местных, когда тот спросил, получив все деньги, которые были в ломбарде и сейфе, в который полез лавочник, чтобы заполучить парочку крупных бриллиантов и один увесистый слиток золота, на сколько их ему хватит.

– Не беспокойтесь, – улыбался мужчина. – Хватит надолго. Если же вы захотите просадить все эти деньги в городе, вам придется потрудиться.

Купец предложил пакет, поняв, что у Альмерха нет сумки, куда это можно было бы спрятать, и инопланетянин, поблагодарив, удалился. Принцу было неважно, получил он столько, сколько полагается за его сокровища, или меньше; в любом случае, ему были нужны эти бумажки только для того, чтобы быть способным расплатиться с людьми за кров, пропитание и за их услуги. На его планете уже почти одно тысячелетие не было никаких денег, жители получали все, что им необходимо, бесплатно. Когда планету взял под контроль ИИ и надобность в человеческих интеллектуальных способностях отпала, всякая иерархия развалилась, оставив лишь символику былых времен. Самары превратились в идентичное стадо разумных существ, которые утратили всякую возможность созерцать из-за неспособности сконцентрироваться. Искусственный Интеллект не хотел убивать тех, кто его создал, и выделил им отдельные участки, где они могли бы существовать, словно в огромном металлическом улье.

Почти весь день Альмерх провел с отключенным чипом, и сейчас, сидя в парке и наслаждаясь видом спокойной, новой для него местности, он понял, что потребности в присутствии Эйрис у него почти не возникает. Кровавые лучи обжигающего Солнца еле доносились до него из-за горизонта, окрашивая в оранжевый цвет листья деревьев. Ему трудно было вспомнить, когда он так долго был наедине с собой. Чип делал самар еще более социальными существами, почти полностью отключив эмоции и создав привязанность к виртуальному миру, а не настоящему. Альмерх с удивлением заметил, что похожая ситуация встречается и на Земле. Когда он ужинал в ресторане, который находился на первом этаже его гостиницы, он заметил, как почти все ее постояльцы смотрели в крохотные экранчики перед собой. Они поглощали поданный ужин, даже не смотря на него и не обращали ни на кого внимания.

«До чего же наши миры схожи, – подумал Альмерх, наблюдая эту картину в ресторане. – Похоже, когда в следующий раз кто-то с моей планеты решит заглянуть на Землю, здесь будет такое же толпище безмозглых существ, как и на Неоре. Разница лишь в одном: у самар уже нет пути назад, а у людей все еще есть надежда на более светлое будущее».