Неожиданно холм пересекла разлапистая тень. Баир поднял взгляд, – метрах в трехстах над землей пикировал «кукурузник»: винт безвольно замер, нос клюет, два коротких крыла развернуты к земле под слишком острым углом. Сейчас упадет, понял Баир. Алый язык лизнул белоснежную сталь борта, кабину ярко осветило закатными лучами, но пассажиров и пилота разглядеть не удалось. Самолет снижался совершенно беззвучно, все больше кренясь на один бок. Видимо, неизвестный летчик решил садиться на воду. Перед Шаманкой «кукурузник» почти выровнялся, готовясь к экстренной посадке, но затем что-то случилось, – воздушное судно резко набрало скорость и рухнуло в штопор, прямо навстречу волнам. Баир не видел момента столкновения, – когда между кабиной и поверхностью оставалось не более пятидесяти метров, самолет скрылся за мысом. Ни звука удара, ни плеска, ни криков. Уж не привиделось ли ему?

– Какого лешего здесь происходит? – пробормотал Баир. Собственный голос показался ему глухим и сдавленным, как если бы он говорил через дверь или плотно прижатую к лицу подушку.

Шаманка сверкала. Гигантская дугообразная скала, сложенная из плит, выцветших до платины за миллионы лет под солнцем. Плиты наслаивались одна на другую, сама же скала поднималась из воды, будучи равноправной частью озера. Застывшая волна, оставленная в камне по прихоти природы – память о страшных штормах древнего мира. На вершине Шаманки, на самом остром и крутом конце передней, уходящей в воду каменной дуги что-то чернело. Что-то маленькое, покачивающее перед собой странный круглый предмет. Баир сощурил глаза. Внутри все похолодело. Это был он.

«Бо-о-ом!»

Солнце погасло. По озеру пробежала короткая судорога холодного ветра. Баир видел, как шаман крутится и извивается на одной ноге, чудесным образом балансируя у самого края пропасти. За его спиной лежал Байкал – равнодушный и голодный зверь вечности. Из-за горизонта, со стороны большой воды, наползала мутная туманная хмарь.

«Бо-о-ом!!»

Уже не колокол и не бубен, – сама земля гудела под ногами, исторгая протяжные стоны. Барабаны, думал Баир, барабаны в глубине. Он бежал не оглядываясь, охваченный ужасом. Инстинктивным ужасом первобытного человека, прикладывающего ладонь к дрожащим сводам пещеры. Человека, в чьих зрачках мерцают отсветы надвигающегося пожара. Человека, побежденного мощью изначальной стихии.

Баир несся по пустым улицам Хужира. Кто-то зажег фонари, в некоторых окнах горели теплые домашние огни. Но где люди, где же люди?! Все труднее становилось дышать, это было уже не дыхание и не воздух, которым дышат, а быстрое и беспорядочное хватание выгоревшей пустоты. Бежать и предупредить друзей в лагере, бежать и спастись! Нужно торопиться, иначе не успеть, – до затмения оставалось меньше часа. А неведомый глашатай все трубил свое: «Бо-о-ом… бо-о-ом… бо-о-ом!!!»

– 5 -

Максим летел.

В какой-то миг он представил, что можно взмахнуть руками, и тело станет невесомым, как у чайки. Парить над водой, лесом, человеческим жильем, чураться дыма костра и громко вопить в закатной пене на радость китайским фотографам. Жизнь чайки быстротечна, но легка, так почему бы не стать чайкой?

Босые ноги с разгону ввинтились в песок, тело по инерции швырнуло вниз – оно было куда массивней, чем у чайки, и сила тяготения напоминала об этом со всей неизбежностью. Кувырок, еще кувырок, перед глазами мелькнули темные огни, рыхлый склон, корни кустарников. Движение замедлилось, стало отрывистым, – Максим продолжал скакать вниз, широко выбрасывая ступни.

– Мальчики, как же я буду по вам скучать! – звонкий голосок Таи терялся в макушках сосен, растущих в верхней части склона. Ребята остались у костра, они зассали купаться после заката. Старичье, никакой тяги к авантюрам. Ну как можно включать девку, когда на носу полное лунное затмение, да еще и первое в этом веке?! Преступное небрежение!

Из всей большой компании на ночные купи-купи решились только Максим и Роман – два смуглых силуэта, почти слившихся с рыжим песком и темным ободом Сарайской бухты. Роман достиг пляжа первым, его спину и руки покрывали неровные пятна сырого песка. Максим с разгону налетел на друга, гася скорость. Короткие смешки, невнятный мат, стремительные объятья. Максим ловко скинул с голого торса небольшой рюкзак, расстегнул молнию на боковом кармане и достал стальной портсигар с гравировкой волчьей головы на крышке.

– Сперва накуримся, – предложил он.

– Да без букв, – кивнул Роман.

Максим поднес спичку к внушительному косяку плотной набивки. Знакомо потянуло сладко-горьким.

– Хорошие бошечки.

– Главное, – глаза Романа весело блеснули в темноте, – докурить до нижней шишки.

– И перестать обсираться, – подхватил Максим, глубоко затягиваясь.

На пляже было комфортно; песок еще не остыл, от него поднималось легкое тепло – дух долгого летнего дня. Многокилометровая коса уходила на юго-запад, к Хужиру, по всей ее длине мигали огни костров, издалека доносились радостные крики, – где-то завывала попса, кто-то бил по струнам гитары. Хужирские холмы мягко колебались в белом свечении, сотовые вышки напоминали мачты большого корабля. Хужир был Ковчегом, оплотом цивилизации в суровом пространстве первозданной природы. Островом внутри острова.

Хрустальная дорожка, рассекающая Малое море на две неравные части, подернулась ржавчиной и померкла. Максим посмотрел на небо: еще минуту назад луна торжествовала над бухтой, радуя глаз идеальными формами, теперь же на нее неуклонно наползало нечто. Темный круг застывшей крови не гасил свет – он его менял. Кратеры и пятна лежали на поверхности, их очертания были отчетливы, все детали на своих местах. Луна казалась прежней, но ее словно погрузили в проявочный раствор или бокал красного вина – она опускалась на дно небесного колодца.

– Началось, – крикнул Роман, освобождаясь от остатков одежды, – погнали!

– Плывем до буя, двести метров, как договаривались!

Максим скинул трусы и бросился в воду вслед за другом. Его обдало свежестью, плыть было легко, с каждым гребком тело расставалось со свойственными береговой жизни печалями и тревогами. Человек, вернувшись в мировой океан, становился тем, кем был рожден – рыбой с блестящей чешуей, что рассекает волны, наслаждаясь беспредельностью движения. Возможно, на него так действовала трава, но холода и усталости Максим не чувствовал. Напротив, его подхватила и понесла эйфорическая волна, он мог плыть и плыть, пока руки не ухватятся за край вселенной. Вдох-выдох, выдох-вдох, ладони умываются лунными брызгами, затылок-киль бороздит поверхность, – за ним пенится и пузырится темная магма. Сознание обнулилось, но принимать в себя новое не спешило, ему было хорошо и так.

А вот и буй: пузатый шар лениво покачивался в тени Сарайского мыса. До берега прилично, но зачем возвращаться, ведь они только начали! Голова Романа маячила в метре левее, друг отдыхал, ухватившись за трос, связывающий буй с донным грузом.

– Думаю, пора назад, – проговорил он глухо, – фигня какая-то творится.

– Ты о чем? – не понял Максим, которого все еще не отпускало ощущение детского счастья.

– А ты не видишь? – Роман вытянул руку, указывая в сторону Хужира. – Свет погас.

– Да и по хер, – Максим выпустил в воздух тонкую стройку воды изо рта, – может, авария какая, связи вон с обеда нет.