– Может, – согласился Роман, – но лучше нам в лагерь, ребята волнуются.

– Ты почем знаешь?

– Я видел, что кто-то из наших махал с обрыва минуту назад. По-моему, это Баир, он вернулся.

– Быть не может, он давно в городе должен откисать.

– В том-то и дело, что должен, – в голосе Романа мелькнуло что-то неуловимое, – говорю, поплыли назад.

– Ладно, давай, – разочарованно протянул Максим. – Ты первый, я еще с минуту отдохну здесь.

– Жду тебя на берегу.

Раздался плеск. Роман греб к берегу, мощно работая руками, его мускулистая спина отражала тусклый свет проржавевшей луны. Максим огляделся: Хужир пропал, – там, где еще недавно разливалось белое сияние, теперь зияла червоточина абсолютного ничто. В какой-то момент показалось, что со стороны деревни доносится неясный монотонный звук, похожий на барабанный бой. Потом все стихло. Одна за другой гасли звезды, хотя до утра было далеко. Как и до берега, – эта мысль отозвалась в голове Максима внезапным страхом. Назад! От недавней легкости не осталось и следа, он неуклюже загребал воду, барахтался, практически не двигаясь с места, точно ребенок, едва-едва научившийся плавать.

– Рома, ты где?! – его хриплый крик тут же оборвался, будто ударившись о невидимую стену.

Далеко впереди виднелись песчаная коса и крутой склон с лесистым плато на вершине, – там стоял их лагерь. Максим видел, как несколько фигурок быстро перемещаются по обрывистой кромке в неверных отсветах костра; слышал всхлипы, короткие возгласы, грязную матерную какофонию, – на берегу явно творилось что-то неладное. Он с силой налег на воду, перебирая руками так быстро, как только мог. Внизу, на ведущем к Хужиру протяженном пляже, пропадали огни и костры. Сарайская бухта погружалась в вязкую полутьму, над которой царила бледная, с алой поволокой луна.

Липкий ужас забирался под кожу, пожирал силы, тянул на дно. Максиму рисовалась картина столь же страшная, сколь и чудесная: его нагое, незащищенное ничем тело глупо пласталось на тонком слое прогретой воды, а всего в каких-то полутора метрах под ним начинался ледяной мир, темное и враждебное царство, где всегда одна температура, один закон, один завет. Где жизнь шутка, а смерть – мерило всех вещей. Триллионы кубометров однородной материи, готовой поглотить целые планеты. Он плыл по поверхности черной дыры – бьющаяся песчинка на потеху истинным хозяевам этого места.

– Рома!!!

Из-за мыса показались хвостатые змеи тумана. Они ползли с севера, подгоняемые дыханием большого Байкала. Не быстро и не медленно, без спешки, туман неуклонно поглощал воду и берег, свет и тепло. Первым сдался мыс, – густые клубы беззвучно сомкнулись над острыми скалами и двинулись дальше, к лагерю. В последний раз мигнул жаркий костер, в последний раз мечущиеся тени людей отразились на лесном своде. Затем все исчезло, впиталось в белесую вату.

Максим плыл в неостановимо сжимающемся кольце тумана. Он перестал бороться, руки спокойно совершали круговые движения, удерживая тело на поверхности. Не уйти, понял он. Перед ним был разомкнутый мир, что-то исходное, являющееся причиной конца и начала. Борьба не имела смысла, ведь пришли не за ним. Пришли за всеми. Он был зрителем в чужом театре, случайным гостем у пикника на обочине. Но гость – тоже своего рода роль, и ее предстояло сыграть до конца.

Луна забыла цвет: не белая и не алая, не злая и не добрая. Она еще какое-то время висела над головой, обозначая место, где когда-то было небо. Но вот не стало и ее. Максим выполз на холодный прибрежный песок, развернулся лицом к озеру и сел, обхватив колени сцепленными в замок руками. Тело бил озноб, а в голове стало удивительно ясно и чисто, как после большой стирки. Кольцо тумана продолжало сжиматься, – всего и видно, что несколько метров постепенно уходящего в глубину пологого дна. Ни ветра, ни волн, только легкая, почти неосязаемая рябь и тихий шелест. Максим смотрел на симметричные бороздки песка, образованные слабым ночным приливом. Все тише и тише была вода, все плотнее туман. Страх ушел, для него было слишком поздно. Бывают такие моменты – в начале или в конце, – когда человек, словно грезя наяву, достигает того, над чем мудрецы веками бьются без всякой надежды на успех.

– В этом ли воля Твоя? – громко спросил Максим.

Тишина и туман окутывали его. Слова теряли очертания, распадаясь на отдельные звуки. Максим прислушался: молчал, не то встречая, не то провожая его, Байкал. Молчал Байкал. Почему молчишь Ты? И разве молчишь Ты?

– 3 -

Пир красок.

Тая старалась быть хорошей девочкой, ведь все хорошие девочки попадают в Рай. Она смотрела, как солнце опускается за Приморский хребет, и на ее глазах невольно выступали слезы. Хотя почему невольно? Плакать, наблюдая чудо мира, не стыдно, даже напротив! Струны души тихо колебались, волосы гладил теплый западный ветерок, ресницы распахнулись широко-широко, желая объять все и всех. Тая даже не моргала, боясь упустить хоть мгновение этой невероятной, неизъяснимой жизни. На том берегу Малого моря бушевала стихия, тучи быстро скользили над горными вершинами, солнце то исчезало, то появлялось вновь, даря острову последнее тепло. Подарком было не только солнце, но и люди кругом, и стволы деревьев, и перекаты волн, и росчерки птиц на небе, – все говорило о мудром свидетеле, доброй силе проносящегося сквозь пальцы времени.

«Это финиш, ребята, я рыдаю!», – воскликнула Тая. «Просто охрененно», – согласилась Соня. «Где мой пивас?», – раздельно произнес Роман. «Супер!», – почесал бороду Богдан. «Зашибись», – не стал спорить Максим. «Жаль, Баир, Семен и Борис не видят», – покачал головой Игорь. «Давайте танцевать!» – закричала Лиза. «Molto bene», – подытожил Бернардо.

Вся компашка расположилась у большого костра, схороненного от ветра за пологим склоном дюны. Берег в этом месте резко поднимался метров на сорок, образуя крутой, вспаханный сотнями босых ног песчаный склон. Наверху: – лесистое плато и скалистый мыс, затворяющий длинную Сарайскую бухту с севера. Стоянка была отборной, из тех, что хороши в любую погоду. Палатки стояли кучно, не нарушая, однако, личного пространства каждого отдельного мини-лагеря. С высокого обрыва открывался роскошный вид: километры усеянного людьми пляжа, тонущий в вечернем пурпуре Хужир, острый нос Шаманки, узкий край Малого моря. Золотистое сияние разлилось в воздухе. Все, как на ладони, и каждый говорит о своем.

– Блин, связи до сих пор нет. – Соня грустно провела пальцем по экрану айфона. – Ни в Инсту зайти, ни таргет настроить.

– Завязывай-ка с этим. – От наигранной строгости в голосе Максима хотелось улыбаться. – Ты чо, работать сюда приехала?

– Давайте играть на гитаре! – всплеснула руками Тая.

– А давайте нет, – нахмурилась Соня. – Лучше поговорим.

– Да о чем вы опять базарить собрались, – буркнул Игорь с нарочитым раздражением. – Надо за дровами идти, скоро стемнеет.

– Лично я буду пить пиво, – отрезал Роман. – Кстати, где оно?

– Вот это я поддерживаю! – Максим откупорил бутылку, поддев пробку зажигалкой, – раздался легкий хлопок. – Пиво – жидкий хлеб.

– Или жидкий стул, – гоготнул Богдан.

– Опять он свой пильзнер глычит, – скривился Игорь, – это моча хуже любого лагера.

– А я все думаю про девочку, – призналась Лиза, – ту, которую молнией убило.

– Ее, кажись, Алисой звали, – кивнула Соня.

– Красивое имя. – Тая положила голову на бутон раскрытых ладоней. – И жалко ее так.

– За дровами-то пойдем, нет? – крякнул Игорь. – Мне опять в одну каску отдуваться?