– Меня вообще уже ни на кого не тянет, Федя. Только на тебя.

– Вот ведь сука. Курить идем?

Друзья спустились во двор. Быстро холодало. Пар дыхания смешивался с сигаретным дымом и, замысловато клубясь, исчезал за пограничной чертой желтого фонарного пятака. Мир сузился до нескольких сутулых спин, утыканного бычками сугроба и заплеванной покосившейся скамейки, на которой никто не сидел. Завязался пьяный бесфабульный разговор.

– Ты себя хорошим человеком считаешь? – спросил Федор слегка заплетающимся языком.

– Ну, началось, епа-мать… – Марк закатил глаза. – А надо?

– Ты, Марк, не очень хороший человек, и сам знаешь почему.

– Фигня полная, – Марк раздраженно отмахнулся. – После меня их отношения только крепче стали, да и вообще – ты мне сам добро дал.

– А вот ни хера! Ты меня спросил: «Делать или нет?», а я тебе сказал: «Делай, если хочешь». И ты сделал. Сам, никто тебя не тянул.

– Друзей я, по крайней мере, никогда не кидал.

– Кроме того случая, прошлым летом в ЦПКиО.

– Я Тимура не бросил, он сам пропал!

– Ага, щас. То-то ты бежал оттуда до самого Музтеатра.

– Тут соглашусь, было.

Оба рассмеялись.

– Задолбал меня этот город, если честно. – Марк выпустил изо рта кольцо дыма. – Пора валить походу.

– Это ты просто в Челябе еще не жил, – усмехнулся Федор. – Вот где реальная жопа!

– А у нас не жопа?

– У нас культурная столица, мля. А в Челябинске ты выходишь на остановку, оглядываешься, а вокруг, куда ни кинь, трубы заводов.

– И пацанчики в кепках-восьмиклинках?

– И в фиолетовых трениках. На стиле.

– Музыка желтого снега, блин.

Внезапно из темноты переулка вынырнул Тимур. Черные замусоленные джинсы, черная куртка непонятной сезонности, черная шапка-гандонка. И чернявый сам: стремительная походка, руки в карманах, шалые цыганские глаза под срастающимися бровями.

– Здорова, парни!

– Привет, Тимурка! – Федор раскрыл объятья . – Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

– Чо, уже синие, да? – Тимур достал самокрутку из потертого стального портсигара. – Там из наших есть кто?

– Да, – кивнул Марк, – только пиво дерьмовое. У тебя-то все в порядке?

– Как у бурятки.

Тимур вышел на свет. Взгляд у него был дикий и отсутствующий.

– Скажите, я сильно угашенный?

– Ё-мое! – Марк затушил бычок о подошву ботинка. – Опять шабили? С кем?

– Не суть. – Тимур растекся в улыбке и взял друзей под руки. – Го, внутрь?

– В ногах правды нет, – согласился Федор.

На лестнице возникло легкое столпотворение. Двери в бар и туалет располагались на одном пролете. Снизу, гоня перед собой выстывший воздух и табачный перегар, топали курильщики. Сверху, из огня и гама бара, вошедшего в полуночное пике, на уборную напирали страждущие граждане. В основном девушки. Марк и Тимур уперлись в спину Федора, который, в свою очередь, остановился, пропуская какие-то юбки.

– Джентльмен! – Марк слегка поклонился, пародируя реверанс.

– Учитесь, пока отец живой! – блеснул зубами Федор.

Марк повернулся к Тимуру:

– Слушай, ты Аврору эту знаешь?

– Которая за баром? – друг поднял кустистую бровь. – Видел пару раз.

– Что скажешь?

Тимур посмотрел в глаза друга – накурено и оттого предельно вкрадчиво.

– Она похожа на всех твоих девушек разом, – сказал он.

Марк коротко хохотнул:

– Ты же в курсе, мне нравятся с изюминкой.

– Я бы сказал – с изъяном.

Затор рассосался. Они вновь оказались в баре.

– 3 -

Творилось невероятное и при этом банальное. Федор покупал незнакомым дамам шампанское и просил включить что-нибудь медленное из Розенбаума. Тимур кирял из фляжки некое убойное пойло, которое ему по старой дружбе смешал хозяин заведения. Хрень оказалась настолько забористой, что очень скоро парень лег спать на барку. Марк же по своему обыкновению закусил удила и заказал чистого джина. Чтобы тут же заполировать его темным пивом. Вечер переставал быть томным.

В какой-то момент Марк понял, что очень хочет чайную паузу. Горячую, сибирскую, на травах. Аврора принесла дымящуюся кружку. На подернутой паром поверхности кружились красные бусины ягод. Марк с наслаждением отхлебнул. Это было прекрасно, в голове слегка прояснилось.

– Как чай? – негромко спросила девушка, перегнувшись через стойку.

– Говно! – изрек Марк.

Обиделась и ушла, не сказав ни слова. Марк встал, выругался и, работая локтями, пробился к Федору. Потная толпа попыталась было его задушить, но в этот раз обошлось. В груди стало зло и гадостно.

– Федя, курить идем? – Марк грубо схватил друга за руку, отрывая от приятного женского общества.

– Такие мужчины и без огня?! – Федор был пьян и развязен. – Сына, тебя в садике хорошим манерам не учили?

– Ладно, извиняй, отец. Пойдем, выпьем тогда.

– Ну пошли, коль не шутишь.

Дамы остались с двумя бутылками шампанского, а перед друзьями, словно по волшебству, вырос маленький столик с графином местной самогонки и тарелочкой мелко нарезанного лимона. Картина маслом. Натюрморт, блин.

– Ты мне скажи, Марк, вот откуда в тебе столько дерьма?

Федор медленно и демонстративно затянулся сигаретой, хотя курить в питейных заведениях по парадоксальному отечественному закону было запрещено. Все, как в старом шлягере: «Наркотики нельзя, но можно водку».

– А в тебе?

– Ты от ответа-то не уходи, – покачал головой Федор. – Вот ты девушку обидел – во-первых, ни за что, а во-вторых, что в двойне гнусно, она ведь в твоем духе.

– Сижку дай.

Марк втянул сладкий дым, затем вернул недокуренную сигарету и отхлебнул воды из «запивочного» стакана.

– Просто я – Зилов.

– Кто-кто?

– Зилов! – повторил Марк громко. – Филолог ты херов.

– Твою ж мать… – Федор присвистнул. – Понятно. Ты, может, и на охоту собрался? Ружье ведь есть, и патроны.

– Не, – Марк мотнул головой. – В Южную Америку.

– С поправкой на век то на то и выходит.

– Вот-вот.

– Только, – Федор подался вперед, так что их потные лбы соприкоснулись, – Зилов никогда не уедет из города, ты это понимаешь?

Марк сглотнул.

– Я этого боюсь, – сказал он.

Помолчали. Выпили. Лимон обжигал гортань похлеще самогона. Клин клином.

– Федя, как думаешь, мы правильно живем?

– Надо Оле позвонить, она всю правду скажет.

– Точняк!

– Только поздно уже, четвертый час.

– В натуре.

– Я одно знаю, Марк, – утром проснусь, протрезвею и снова все черно-белое.

– Ты попрыгай и на вторяках будешь. Один мой знакомый так всегда делает.

– Умный до хера. Бывай короче, поехал я.

– Уже?

– Меня ждет Артур, Хонда, бордовый, 765.

– Я тебе сколько должен?

– Сочтемся.

– 4 -

Федор уехал. Марк продолжал пить. Медленно, упорно, остервенело. Мысли-гусли кружились в тошнотворном хороводе. Он плохо узнавал людей, а они, кажется, уже не очень хотели знать его. Музыка стала тише, посетителей почти не осталось.

Вдруг появились дружки-пирожки. Пьяные и шумные. Начали уговаривать ехать на какую-то вписку у черта на рогах. Марк уперся, послал всех на три буквы: грубо, смачно, со знанием дела. Разбил бокал, дал кому-то по лицу. Потом дали ему. Много раз. Крутили, тащили вниз по лестнице. Он укусил ближайшего урода за руку, вырвался. Схватил стул, кинул в преследователей. Грязно материл всех поименно. Сзади навалились, свинтили, жестко врезали по почкам. Затем вмешался бармен – бывший боксер, он всех быстро успокоил. Дружочки пропали. Марк остался.