Но сегодня здесь было иначе. Семен стоял на самом краю обрыва, расставив ноги на ширине плеч, и видел, как все пространство вокруг мыса заволакивает туманная пелена. Давно пропал Святой нос и противоположный берег, уже скрылся Приморский хребет – обычно такой близкий и родной. Нежно-розовая дымка объяла подножье мыса; туман накатывал волнами, подобно прибою: откатился на секунду, а потом захлестнул прибрежные валуны, передовую стражу острова. Ветер стих.

– Тебя подержать, как Ди Каприо в «Титанике»? —предложил Борис с деланной серьезностью. – Смотри, я могу.

– Отвали, заднеприводный. – Семен отвесил другу шутливого пинка. – Необычно, правда?

– Ты про туман?

– Да. – Семен провел рукой, очерчивая пространство вокруг Хобоя. – Как-то странно, что посреди дня такой плотный фронт образовался.

– В натуре.

– Если так пойдет, то через пару часов накроет северную часть, а к ночи будет в Хужире.

– Как бы не обломилось наше затмение.

– Мда.

Семен смотрел на окунающийся в туман остров, и ему отчего-то вспомнилась прошлогодняя поездка на Камчатку. Стояли пронзительно ясные дни бабьего лета. Домашние вулканы Петропавловска отдыхали на фоне высокого неба. Солнце садилось, золотя макушки волшебного леса. Было тихо и очень спокойно. Он видел Корякский вулкан, остывающий в последних вечерних лучах, и думал, что могучая эта глыба на самом восточном рубеже мира стояла так и сто, и тысячу, и миллион лет назад. И будет стоять еще столько же. Он смотрел на покой вулкана, зная, что скоро, очень скоро на Камчатку придут злые ветра, лютые океанские шторма и непролазные метели. Но метелей и штормов не было в тот короткий сентябрьский вечер. Их не было и, казалось, не будет никогда. Семен вспомнил свои тогдашние мысли: «Самое темное время – перед рассветом, самый тихий час – перед первым раскатом грома».

– И как, галы есть? – спросил Борис.

– Еще какие. – Семен улыбнулся. – Я вот стою здесь, как дурак, и представляю, что мы живем в островной империи накануне великого потопа. Что связывает нас между собой, кроме языка и культуры?

– Уже немало.

– Уже недостаточно. Архипелаг велик, острова расползаются все дальше друг от друга и все меньше справляются о делах соседей, – им неинтересно, каждый занят собой.

– А ты?

– Я… – Семен на секунду задумался. – Я такой же остров, и мое сознание – остров. Что есть мы? Миллионы робинзонов на необитаемых клочках суши.

– Конкретно нас, видать, прет, – зевнул Борис, – что-то тебя совсем уничтожает.

– Пожалуй, – из горла Семена вырвался сухой смешок, – забористая херня.

– Я тебя понял, короче. Главное успеть свалить до потопа.

– Попробуй, может получится. – Семен отхлебнул минералки из припасенной бутылки. – Лично я остаюсь до конца, это будет презабавное зрелище.

– Кровь, кишки, голые монашки в трусах с оборкой?

– Не, повеселее.

– «Настоятель в женском платье так и пляшет на песке…», – продекламировал Борис.

– «Когда б я знал, как жить иначе», – отозвался Семен. – «Я б вышел сам в дверной проем».

– То еще веселье.

– Другого не завезли.

– Ну что, погнали? – спросил Борис после паузы. – Здесь скоро холодно станет, да еще и туман этот.

– А куда?

– Предлагаю на поляну с качелькой, там спокойно и дрова есть. Затмения, кстати, можно там же дождаться, костерок соорудим.

– Норм, айда.

Дорога до заветной поляны заняла еще полчаса. За это время солнце опустилось к самому горизонту, а туман обхватил северную часть острова двумя длинными щупальцами. Как и предсказывал Семен, белесые пласты двигались с севера на юг, затопляя берег и прибрежные отроги. Вода растворилась в мерцающей пелене, – Байкал будто вышел из берегов, решив, наконец, помериться силой с бездонным небом.

Качель стояла в центре травянистой поляны, один край которой упирался в гряду холмов, а другой опускался в узкую расселину, только недавно поглощенную туманом. Качель плавно раскачивалась, приводимая в движение легкими толчками детских ног. Мальчик лет десяти – белые, точно мел, волосы на красивом лице – разглядывал незваных гостей без страха и всякого удивления. Его чистые, не знающие грязи пальцы обхватывали веревки, связывающие сидушку с верхней поперечиной качели.

– Малыш, ты чей будешь? – удивленно спросил Борис.

– Я – оттуда, – светлая ладонь указала на расселину.

– Там твой лагерь, да?

Мальчик улыбнулся.

– Блин, я знаю этот овраг, – задумчиво сказал Борис, – там в конце обрыв, а до воды метров триста по крутяку. Не может там никакого лагеря быть, если, конечно, эти ребята не совсем чокнутые.

– Родители твои где? – Семен сложил руки на груди. – Ты почему один?

– Я – оттуда, – повторил мальчик.

– Давай сходим, найдем старших? – предложил Семен.

– Что-то не нравится мне этот туман, чувак, – Борис поежился, – ну его на хер.

– Пацан, тебя подбросить куда? – предпринял еще одну попытку Семен.

Скрипели несмазанные петли качели, тихо шуршала трава, подсвеченные последними лучами солнца темно-багровые клубы тумана неспешно плескались в десятке метров поодаль, – еще минута-другая и накроют поляну.

– Пацан, ты едешь или нет?!– голос Бориса неожиданно сорвался в крик.

Мальчик продолжал улыбаться. Его необычные, с лунным отливом глаза отражали перевернутые лица друзей, будто в кривом зеркале.

– Вы – отсюда, – сказал он.

– Так, Сема, – Борис попятился к машине,– давай-ка по газам.

Спорить не стали, прыгнули в салон, понеслись. Джип взбирался по крутому склону: справа был поднимающийся из оврага туман, слева – узкий проселок, уводящий наверх, в спасительные холмы. Борис высунулся в окно и обернулся. Качель все еще раскачивалась – туда-сюда, туда-сюда. Мальчика на ней не было.

– Нельзя в туман, – сказал Борис с удивившей его самого твердостью.

– Нам. – раздельно выговорил Семен. – Нельзя.

Они наворачивали круги, стараясь вырваться на господствующую возвышенность. Движок натужно ревел, подъем за подъемом они все дальше удалялись от западного побережья и основной трассы на юг. Семен мрачно сопел, налегая на баранку, футболка прилипла к его напряженной спине, на лбу выступили крупные капли пота. Борис указывал направление, тыча пальцем то вправо, то влево. Гонка была неравной, – джип несся, что есть мочи, однако туман выигрывал забег без видимых усилий. Белесое море затапливало все от горизонта до горизонта.

Перед очередным рывком наверх машина юркнула в небольшую низину. Забитые песком и грязью колеса шлифанули по рыхлой, размокшей от влаги почве. Раздался протяжный визг, зад внедорожника кинуло вбок. Сзади навалился туман, – над машиной вздыбился пульсирующий, постоянно меняющий форму горб. Еще миг – и опустится вниз, погребая под собой живую плоть. Борис судорожно вцепился в подлокотник. Семен ругнулся сквозь зубы и вдавил педаль в пол. Мотор зло рыкнул, автомобильный корпус бросило вперед, на восходящий склон. Туманная пасть сомкнулась сразу позади, лизнув бампер. Вырвались!

Но радость была недолгой, – за ближайшим пригорком их уже караулил новый ползучий лоскут. В конце концов, отчаявшись куда-либо выгрести, Семен заглушил мотор. Стало совсем тихо. Машина замерла на вершине большого холма, со всех сторон окруженного непроглядной колышущейся мглой. Дороги в Хужир больше не существовало. Кругом были трава и туман, ничего, кроме травы и тумана.

– Поверить не могу в эту херню! – воскликнул Борис. – Мы как герои того кинчика по роману Кинга.

– Хах! – безрадостно хохотнул Семен. – Тогда в конце я должен тебя застрелить, а потом всех спасут американские морпехи.