Такой ужасной икоты еще никогда не было. Всю перемену Лина тщетно пыталась взять свое тело под контроль.

Голоса в голове обезумели. Сколько времени нужно госпоже Айзерманн для проверки работы? Когда ей ждать голубое письмо[2]? Как ей продержаться без гандбола? Ей страстно хотелось повернуть время вспять. Почему время бежит в одном направлении? Было столько всего, что можно было без проблем делать наоборот: бегать, читать, говорить, считать, кувыркаться, ездить на автобусе, надевать футболку, писать имя «Анна». Разве не здорово было бы обладать магическими силами, позволяющими жить наоборот? Воздух вокруг нее сильно рябил, ее переполняло желание уметь делать такие штуки.

Бобби, явно обеспокоенная, вытянула четыре пальца перед лицом Лины:

– Сколько?

Разволновавшись, она начала подскакивать вокруг девушки и закидывать ее вопросами.

– У тебя болит голова? – спросила она. – Не кружится? Можешь двигать руками и ногами? Икота может быть причиной опухоли, воспаления мозга или инфаркта! – объявила она.

Лина устало подняла четыре пальца. К сожалению, она все еще находилась в своей реальности. И это было плохо.

– На инсульт это не похоже, – твердо констатировала Бобби. – В противном случае нам пришлось бы вызвать скорую помощь.

– Ик, – ответила Лина.

У Бобби в запасе имелся идеальный вариант.

– Поцелуи помогают, – радостно пропела она. – Когда ты целуешься, весь кислород попадает в кровоток. Эффект тот же, что и при задержке дыхания.

По школьному двору раздавался глухой звук набирающего обороты мяча. Йонас самозабвенно вел мяч по асфальту. С легкостью пробежал он мимо, перебрасывая его из правой в левую руку и отталкиваясь от земли. На секунду зависнув в воздухе, он направил мяч в безумном вираже в сторону помятого предупреждающего знака: «Игры с мячом запрещены».

– Кто захочет поцеловать девушку, у которой икота? – отчаянно сказала Лина. У нее все болело внутри.

– Соберись, – попросила Лину Бобби и тут же придумала пример. – Был такой человек, икающий больше всех с двадцати восьми до девяносто шести лет. Шестьдесят восемь лет. Он дважды женился и обзавелся десятью детьми.

– Я не хочу целый выводок детей. И двух мужей тоже, – возразила Лина. – Мне бы хватило и того, чтобы не быть такой стеснительной.

Украдкой она взглянула на Йонаса.

– Как можно в него влюбиться? – спросила Бобби. – Он еще в детском саду хотел быть супергероем и до сих пор так и не смирился с тем, что не стал таким.

Хлоя, видимо, считала иначе. Она игриво подпрыгнула перед Йонасом, чтобы помешать ему сделать очередной бросок. И обвила его руками. Их тела сцепились в дружеской схватке.

– Я не влюблена, – возразила Лина. – Откуда мне знать, влюблена ли я, если у меня с ним даже настоящего разговора не было?

Мяч скатился с площадки и приземлился у ног Лины. Йонас рысью подбежал к ним. Он поднял мяч и нерешительно замер. Может быть, Бобби была права? Он выглядел странно нервным.

– У нас в субботу после игры вечеринка в кафетерии, – неожиданно смущенно сказал он. – Если ты захочешь… вы захотите…

Он остановился.

Нет, она не икнет. Ни за что на свете. Никогда. Лина энергично сжала губы и напряженно уставилась в облака, словно ожидая какого-то небесного послания. Взволнованный Йонас переминался с ноги на ногу.

Бобби ответила вместо Лины:

– Круто, – сказала она, поднимая большой палец вверх. – Мы идем.

– Позвони, когда со всем разберешься, – сказала Бобби. На кольцевой дороге, огибавшей центр, их пути от школы разошлись. Бобби свернула в элитный квартал города с виллами, где густые живые изгороди, высокие заборы и похожие на парки сады защищали обитателей безупречно-белых домов в стиле модерн от посторонних глаз. Лина поплелась в сторону реки. С пристани она наблюдала, как тяжело нагруженный грузовой корабль поворачивает к берегу, противоположному причалу завода Веннингера, чтобы потом двинуться вверх по течению. Она застонала. Как сказать тете Соне, что она провалила биологию?

Чайки кричали, ветер завывал и развевал флаги на пристани. С тех пор как порт переместили на другую сторону – новое местопребывание завода Веннингера с его бесконечными кирпичными постройками и обширным лабиринтом мостов, труб, стальных башен и дымовых труб, – квартал изменился. Пахло мазутом, водой, рыбой, а с недавних пор еще деньгами и властью. Там, где раньше торговали товарами с кораблей, появились студии художников, стартапы, медиаагентства и пивоварня. Закутанные в шерстяные одеяла даже в самый холодный день постоянные клиенты, туристы и случайные гости занимали простые столики, рядом стояли уличные обогреватели. Посетители украдкой поглядывали на корабли, пили пиво и закусывали жареными мини-гамбургерами Тони, которые в последнее время пользовались такой популярностью, что в хорошие дни перед шикарной закусочной выстраивались длинные очереди. Раньше, когда Тони еще сам управлял лавкой, Лина по дороге домой получала картошку фри. Она скучала по задорному смеху добродушного растамана, приехавшего в город беженцем и зарабатывавшего на жизнь хорошим настроением и дурацкими рецептами. К портовому празднику он нафаршировал жареных цыплят попкорном. Взорвавшаяся курица сделала свое дело и ударилась о стекло печки с такой скоростью, что та сорвалась с крепления. Прибыли от летающих куриц-гриль не было, а затем не стало и друзей и газетных заголовков. Один ловкий инвестор использовал имя Тони, его рецепты и опустевший ларек у причала и превратил в стильное местечко. С тех пор жареные гамбургеры стали вдвое меньше и вдвое дороже. Вместо попкорна, добрых слов и задорной усмешки деликатесы подавались с крафтовым пивом и музыкой в стиле лаундж. Дети больше не были здесь желанными гостями. Да и сам Тони не был.

Лина задрожала. Термометр показывал, что температура на улице около воды в среднем на четыре градуса меньше, чем в городе. Но ее терзал не только холод. Хор внутренних голосов уже пророчил проповедь, ожидавшую ее дома.

Тяжелым шагом она свернула с набережной. Вместо того чтобы быстро вернуться домой и отвечать на вопросы Сони, Лина слонялась среди старых складов и ветхих промышленных бараков, пока вдали не появилось старое производственное здание. Ярко-красная надпись «Сити-бокс» светилась на фоне серого неба. Раньше здание служило просто местом для хранения. С тех пор как ее тетя завладела складом, здесь можно было оставить свои вещи в более или менее крупных боксах на месяц, год или десятилетие. За пронумерованными светло-желтыми жалюзийными дверьми скрывалось все, что люди хотели сохранить: рождественские украшения и летняя мебель, надувные лодки и санки, забытые коллекции, ненужный фарфор и пыльная мебель. В коробках хранились воспоминания о давно заброшенном спорте и увлечениях, краденом торговом грузе и ценных вещах, которые кто-то пытался скрыть в процессе развода или раздела наследства. Ее тетя, возглавлявшая компанию, умела держать рот на замке. Все прошлое у Сони хранилось до следующей недели, следующего лета или следующей жизни. К двухэтажному складу прислонилась скромная двухэтажная постройка, которую семья временно использовала в качестве жилища. Это «временно» длилось всю жизнь Лины.

Когда Бобби возвращалась домой, мать ждала ее с обедом, в то время как у Лины были младшие сестры. В ее обязанности входило готовить обед для Фионы и Шарлотты. Лина была некоронованной чемпионкой мира по макаронам с красным соусом, блинам, травянисто-зеленому желе и заказу пиццы. Обычно Соня неугомонно порхала туда-сюда между своим офисом, складом и встречами в банке, адвокатом по разводам, бухгалтером и врачом. Но именно сегодня она была дома. Лина еще издалека услышала ее раздраженный голос. Тетя возбужденно вышагивала по стоянке и кричала в телефон: