– Ну? – спросил знакомый голос. – Идет сигнал из редакции газеты?

Данте едва не рухнул в обморок. Только не снова Коко.

– Обмениваемся раз в день, – напомнила она. – Раз в день уже сейчас. – Они разошлись всего несколько часов назад.

Данте расположился на скамейке на площади Веннингера, с которой ему удобнее было следить за главным входом «Утра». У него вырвался стон. Его так называемая помощница обладала скоростью бумеранга и цепкостью плодов репейника.

– Инес ни о чем не догадывается, – сообщила Коко. – Она мало интересуется тобой и еще меньше мной. Я сказала, что плохо себя чувствую: живот. Ей было все равно.

Данте искал на ее лице признаки лжи. Мог ли он доверять ей? Подруга казалась такой же, как всегда: голодной до фактов, нетерпеливой и непоседливой.

– Это Лина Фридрих, – сказал он. Осознание было настолько ошеломляющим и шокирующим, что он просто не мог держать это в себе.

Коко вздрогнула, словно ее ударило током. Ее глаза расширились:

– Дочь…

Данте кивнул.

– Ой-ой-ой, господи, что же нам теперь делать? – заскулила Коко.

– Мы проследим за ней, – сказал Данте. – Лина запустила хронометр. Не зная о его настоящих способностях. И теперь она задает любопытные во- просы.

– Следить за ней можно ведь и из ресторана? Когда ты ешь, то намного меньше выделяешься, – предложила Коко.

Коко просто не могла спокойно усидеть на скамейке. Ну а как же? В Невидимом городе занятость считалась добродетелью, праздность считалась пороком. Правила обязывали сотрудников посвящать каждую свободную минуту обучению. Коко направилась к площади Веннингера. Съестного она не нашла, зато взяла старый зонтик, который, несмотря на две сломанные спицы, был наполовину исправен.

С большим трудом ей удалось приподнять его, чтобы потом раскрыть над собой.

– Кто знает, сколько времени нам следить и ждать, – сказала она. – Я терпеть не могу такие светлые дни.

– Кто ты? Вампир, воспламеняющийся на солнце? – спросил Данте.

– Я веснушчатая, – сказала Коко.

Данте не понимал, почему пара бледных веснушек на носу так встревожила Коко.

– Я считаю, что твои веснушки… – Он искал подходящее слово.

Коко не стала дожидаться конца фразы:

– Милые, скажи уже. Кому хочется быть милой? Я даже не хотела быть такой, когда была ребенком. Я кричала по шесть часов в день, чтобы никому в голову не приходило, что я милашка.

– Наверное, ты была голодна, – подметил Данте.

Его взгляд не отрывался от входной двери в «Утро», а Коко продолжала радостно болтать.

– Так проходили все школьные годы. Они обращались со мной как с ребенком. Когда ты маленькая, тебя постоянно недооценивают. Каждое утро я встаю и говорю себе: «Радуйся, что у тебя нет ни паралича лица, ни шрама от ожогов». Ну, получается здорово. Пока не пробую, смотрю в зеркало, и потом я удерживаю взгляд только на пучке волос на голове.

Порыв ветра обрушился на зонтик. Коко суетливо поджала под себя ноги, обутые в походные сандалии.

– Ты боишься, что на пальцах появятся веснушки?

– Тем, у кого веснушки, гораздо труднее не выделяться, – сказала в свою защиту Коко.

Данте прекрасно знал, что возможные веснушки были наименьшей проблемой Коко, когда дело доходило до того, чтобы быть незаметной во время секретных операций.

Значительная часть тренировок в Невидимом городе была нацелена на то, чтобы, подобно хамелеону, приспособиться к различным условиям среды. Данте так мастерски незаметно перемещался во времени, что даже мог позволить себе носить длинный черный плащ. «Невидимость – это состояние души», – всегда говорил он.

Коко же, наоборот, проносилась сквозь свои задания, как неуправляемый снаряд. И это несмотря на то, что она четыре раза посещала курс «Как стать невидимкой для начинающих», прежде чем получила диплом от разочарованной преподавательницы. «Я не могу работать ни с кем, чьи любимые слова: завтрак, обед и ужин», – свирепствовала она. К свидетельству была выдана приписка с указанием ни при каких обстоятельствах не записываться на курс повышения квалификации.

– Я получу солнечный удар, если мы будем болтаться здесь и дальше, – пожаловалась Коко. – Солнце заставляет меня нервничать. Находиться так долго в одном месте – не для меня.

Данте мог это понять. Он едва знал кого-то еще, кто так плохо умел сливаться со своим окружением. Все было бы проще, если бы они действительно были невидимыми. Но, увы, не были. И меньше всего – Коко.

– Исчезни, Коко, – сказал он.

– Я останусь до тех пор, пока ты не придешь в себя, – сказала она. – Опасно вступать в личный контакт с людьми.

Коко не ошибалась. Ему не хватало опыта личного общения с людьми, выросшими за пределами Невидимого города. В их мире существовали простые и четкие правила, предписания и наставления. Здесь, снаружи, все казалось куда более беспорядочным.

– Может быть, я совсем не хочу с ней разговаривать, – сказал Данте.

– «Прямой, долгосрочной связи с людьми следует избегать при любых обстоятельствах», – процитировала Коко «Руководство для невидимок», стандартное хрестоматийное произведение, которое они все изучали. – «Люди – это носители смертельных вирусов, называемых чувствами. Инфекции приводят к необратимым проблемам со здоровьем и, в худшем случае, могут оказаться фатальными».

– У меня к ней вопросы, а не чувства, – отмахнулся Данте.

– Ты не помнишь, что случилось с Реей? – напирала Коко, стараясь как можно тише произносить запретное имя. – Нелогичность заразительна.

– У меня все в порядке, – сказал Данте.

– Рея тоже так считала, – сказала Коко. – И вот в один день она исчезла из Невидимого города. Я не хочу, чтобы ты стал отступником.

Вот и оно, то самое слово. Они оба испугались, когда поняли, что поставлено на карту.

Их разговор звучал в пустующем зале для собраний. Инес показывала нескольким пожилым сотрудникам запись, которую сделала Коко.

Трансляция прекратилась. Никто не осмелился ничего сказать. Ужас отражался на их лицах.

– Нужно сообщить Хранительнице времени, – сказал пожилой мужчина.

– Подождем, – решила Инес. – Не стоит бередить ее старые раны. Кто знает, может быть, девушка узнает что-нибудь.

– Это не может быть правдой, оно должно быть здесь, как же можно быть таким тупым, – доносился из глубин архива голос Расмуса.

Бобби и Лина обменялись беспокойными взглядами. На заднем плане непрерывно скользили стеллажи. Скрипучий голос Расмуса эхом разносился по коридорам. Журналист вел яростный разговор с самим собой, показывая, что он и сам себя не очень хорошо чувствует.

– С каких пор ты знаешь отца Йонаса? – прошептала Бобби.

Лина недоуменно пожала плечами:

– Он знает меня. Это совсем другое.

– Возможно, люди правы, что он сумасшедший, – сказала Бобби. – Вот почему Йонас ни разу его ни с кем не знакомил.

Что ответил Йонас на вопрос о характерных чертах в его семье? Расмус исчез в архивном хранилище, не задав ни единого вопроса. Почему он сделал вид, что знает Лину с детских лет? В нетерпении она вместе с Бобби ждала результата его путешествия по прошлому. Спустя вечность Расмус пробрался назад с торжествующим смехом и протянул большую папку газет.

– Тогда я еще был волонтером. Я считал, что местные репортажи – первый шаг к большой журналистской карьере. Я обещал жене прокатиться на санках с Йонасом. Ночная прогулка по Айхбергу – это было тогда очень популярно. А потом пришло уведомление.

Расмус положил на стол связку газет, обернутую картоном. На мгновение девушек окутало облако пыли. Когда дымка рассеялась, перед их глазами появились даты. 30.12.2006–15.01.2007.