У бокового выхода из отеля садились в лимузин люди Абу Мазена. На последнем из них Эпштейн заметил свое пальто.

– Эй! – крикнул он, размахивая грубым пальто, которое держал в руках. – Эй, на вас мое пальто! – Но тот не услышал или решил не слышать, захлопнул за собой дверцу, лимузин отъехал от тротуара и поплыл прочь по Пятьдесят Восьмой улице.

Эпштейн ошеломленно смотрел ему вслед. Швейцар отеля нервно поглядывал на него – наверное, боялся, что он устроит сцену. Но Эпштейн мрачно воззрился на пальто, которое держал в руках, вздохнул, просунул в рукава сначала одну руку, а потом и другую и натянул пальто на плечи. Манжеты доходили ему почти до кончиков пальцев. Когда он пересекал улицу Сентрал-Парк-Саут, подул холодный ветер, насквозь пронизывая тонкую ткань, и Эпштейн машинально полез в карман за кожаными перчатками. Но нашел там только маленькую жестяную коробочку мятных конфет с надписью на арабском. Он сунул одну в рот и начал сосать; конфета была такая жгучая, что у него заслезились глаза. Так вот почему они такие горячие ребята. Эпштейн спустился по ступеням, вошел в парк и двинулся по тропе мимо заросшего камышом пруда.

Небо уже окрасилось в цвет пыльной розы, и только на западе еще виднелись остатки оранжевого. Скоро должны были зажечься фонари. Ветер стал сильнее; над головой Эпштейна пролетел по ветру белый пластиковый пакет, медленно меняя форму.

Душа – это море, в котором мы плаваем. С этой стороны у него нет берега;

Только вдали, на той стороне, есть берег, и этот берег – Бог.

Это были строчки из маленькой зеленой книжечки, которую Майя подарила ему на день рождения почти два месяца назад; некоторые ее куски он прочел столько раз, что знал их на память. Эпштейн прошел мимо скамьи, потом вернулся, сел и потянулся к внутреннему карману пиджака. Вспомнив, что карман пустой, он взволнованно вскочил на ноги. Книжка! Он оставил ее в пальто! В том самом пальто, которое сейчас двигается на восток на плечах одного из подручных Аббаса. Эпштейн начал рыться в карманах, ища телефон, чтобы послать сообщение своей помощнице Шарон. Телефона, однако, тоже не было.

– Черт! – воскликнул Эпштейн. Женщина, катившая по тропинке двойную коляску, нервно взглянула на него и ускорила шаг.

– Эй! – крикнул Эпштейн. – Простите! – Женщина оглянулась, но продолжила быстро идти вперед. Эпштейн побежал за ней. – Послушайте, – произнес он, тяжело дыша, когда поравнялся с ней. – Я просто понял, что потерял телефон. Можно одолжить ваш на секунду?

Женщина посмотрела на своих детей, закутанных в спальные мешки на меху, – судя по всему, это были близнецы, с мокрыми носами и настороженными темными глазами. Стиснув зубы, она полезла в карман и вытащила телефон. Эпштейн выхватил его у нее из руки, повернулся спиной и набрал свой собственный номер. Звонок переключился на его голосовую почту. Сам он отключил телефон еще до встречи, когда договаривался о кредите, или же это сделал человек Аббаса? Мысль, что его звонки будут попадать к палестинцу, наполнила его тревогой. Он набрал номер Шарон, но там тоже не отвечали.

– Секундочку, я только эсэмэс отправлю, – объяснил Эпштейн и онемевшими пальцами настучал: «Срочно свяжись с Советом Безопасности ООН. Путаница с пальто в “Плазе”. Один из дружков Аббаса ушел в моем: “Лоро Пьяна”, темно-синий кашемир». Он нажал кнопку «Отправить», потом набрал еще строчку: «Телефон и другие ценные вещи в кармане пальто». Потом подумал и стер это сообщение, чтобы не подсказывать человеку Аббаса, что именно нечаянно попало к нему в руки. Хотя нет, это уже смешно. Зачем ему чужой телефон и малоизвестная книга мертвого израильского поэта?

Близнецы начали чихать и сопеть, женщина нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. Эпштейн, не привыкший быть кому-то обязанным, набрал текст заново, отправил и продолжал держать телефон, ожидая, что вот-вот прозвучит сигнал ответного сообщения от помощницы. Но сигнала не было. Где же она? «Разумеется, я с чужого телефона, – набрал он. – Позже еще раз с тобой свяжусь». Он повернулся к женщине, та выхватила свой телефон, раздраженно что-то буркнула и зашагала прочь, не попрощавшись.

Через сорок пять минут он должен был встретиться с Морой в Эвери-Фишер-холле. Они знали друг друга с детства, и он, после того как развелся, стал часто ходить на концерты с Морой. Эпштейн двинулся к северо-западу, срезая углы по траве и лихорадочно сочиняя в уме эсэмэски. Но когда он прошел мимо куста, из него вылетела стая коричневых воробьев и рассыпалась по сумеречному небу. Этот внезапный рывок к свободе принес Эпштейну некое утешение. Это же просто старая книга, наверняка найдется еще экземпляр. Он поручит это Шарон. Или вообще можно отпустить книгу так же легко, как она пришла. Разве он не получил уже от нее все, что ему было нужно?

Погрузившись в свои мысли, Эпштейн вошел в туннель под пешеходным переходом. Воздух был промозглый, он поежился, и вдруг из темноты вынырнул бездомный и шагнул ему навстречу. Волосы у него были длинные и спутанные, от него воняло мочой и гниением. Эпштейн достал из бумажника двадцатидолларовую купюру и сунул в огрубевшую ладонь бездомного. Потом подумал, достал мятные конфеты и протянул их тоже. Но это была неудачная идея – бездомный судорожно дернулся, и Эпштейн увидел, как в темноте блеснул нож.

– Бумажник гони, – буркнул он.

Эпштейн удивился. Неужели сегодня у него можно отнять что-то еще? Неужели он столько отдал, что от него пахло пожертвованиями и мир считал, что у него можно безбоязненно брать что хочешь? Или, наоборот, мир пытался ему сказать, что он недостаточно отдал, что достаточно будет только тогда, когда у него ничего не останется? И неужели в Центральном парке до сих пор водятся грабители?

Удивился, но не испугался. Ему в жизни не раз попадались сумасшедшие. Можно даже сказать, что у него как у адвоката был некоторый талант в обращении с ними. Он оценил ситуацию: нож небольшой. Им можно поранить, но не убить.

– Ну хорошо, – начал он спокойным тоном, – давай я отдам тебе наличные. Здесь долларов триста, может, даже больше. Возьми всё, а у меня останутся карточки. Они тебе все равно не пригодятся – их заблокируют минуты через две, и ты, скорее всего, выбросишь их в помойку. А так мы оба будем довольны. – Пока Эпштейн говорил все это, он вытянул руку с бумажником перед собой, подальше от тела, и медленно достал из него пачку купюр. Бездомный схватил их. Но на этом дело не закончилось, теперь он скомандовал что-то еще. Эпштейн не разобрал его слова.

– Что?

Бездомный быстро провел лезвием поперек груди Эпштейна.

– Что там?

Эпштейн отшатнулся, прижимая руку к груди.

– Где? – выдохнул он.

– Внутри!

– Ничего, – тихо ответил он.

– Покажи, – сказал бездомный, ну или так Эпштейну показалось; разобрать его невнятную речь было почти невозможно. Эпштейн на секунду вспомнил отца, речь которого навсегда осталась невнятной после перенесенного инсульта. Бездомный продолжал тяжело дышать, не опуская нож.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.