– Ну что новенького? – спросила мама.
– Опять про ту же вечеринку.
Маша еще какое-то время колебалась, но где-то подспудно уже поняла, что ей самой хочется, да-да, хочется вновь окунуться в непринужденную атмосферу их первой студенческой, веселой и такой дружной компании. А еще узнать, как они живут, есть ли семья, где работают. Но главное, просто отдохнуть душой, пошутить, повеселиться. Мама тоже энергично подталкивала: «Иди обязательно! Хоть развеешься, друзей повидаешь, посмеешься! Не превращай свою жизнь в бесконечные поминки!»
Развеяться? Повеселиться? Честно говоря, Маша не была уверена, что у нее это получится. Она все еще боялась ненужных расспросов. Ей казалось, что она сама растеряла ту легкость общения с людьми, которая была в ней еще семь лет назад. Эти непринужденные разговоры обо всем и обо всех, остроумные подкалывания, веселый смех – сумеет ли перестроиться? Может быть, она просто повзрослела? И да, и нет. Поумнела? Тоже нет. Просто опыт. Грубый, безжалостный учитель – Господин Опыт. Плюс сложный, придавливающий к земле «быт».
«Да какой, к черту опыт? – подумала Маша. – Все больше носом об стол». Сунулась во взрослую жизнь, даже не поняв, какое же она хочет образование, и почему тогда инженерное… Родители посоветовали. А может быть, и настояли. Вот она и согласилась. Бедные, бедные родители! Теперь все на них свалить можно. Могла бы и не спешить с институтом, подумать, определиться… Правда, тогда они с Андреем точно разминулись бы дорогами, и рядом был бы какой-то другой «гений». А если нет? Наверное, поэтому и замуж выскочила, сама не понимая, зачем. Вот и получила! За семь лет замужней жизни почти никуда не выходила из дома!
Все! Ее долгое «семейное заточение» должно, наконец, закончиться! Права мама, надо что-то менять. Пора снова выходить в свет, встречаться с друзьями. А там и жизнь как-нибудь наладится.
Обдумав все за и против, Маша почувствовала какое-то облегчение и с тайной радостью приняла решение – обязательно надо пойти, и, когда Герман позвонил, чтобы напомнить, засмеялась и сказала, что напоминать больше не надо. Она придет. И тут же решила осторожно поинтересоваться, придет ли его любимая девушка. Она помнила, что еще на первом курсе оба дали друг другу слово – пожениться сразу по окончании института.
Как же ее звали? Вика? Вера? Лера? Нет. Кажется, Лора. Точно – Лора, Лора, Лорелея. Какое красивое имя, высокое, как стрельчатое окно, а буква «р» – как рама. И свет льется, льется сквозь островерхие окна. Ближе к готике. Маша ее так себе и представляла – высокой белокурой, как шведка или финка. «Девушка с веслом». Как в Парке культуры. Если не такая, то значит, ошиблись именем, а может, и с судьбой.
Кстати, почему он о ней ничего не сказал? Маша не удержалась.
– А твоя Лора придет? Нет? А почему?
– Так вышло, что мы давно расстались. Почти сразу после окончания института.
От неожиданного ответа Маша запнулась.
– Что случилось, Герочка? – вырвалось у нее. – Столько лет дружить, ждать друг друга… Она жива?
Лучше бы ей не расспрашивать его по телефону. Но голос Германа прозвучал спокойно и даже безразлично.
– Ее родители мне отказали.
Маше показалось, что в этот момент он пожал плечами. Значит ли это, что он сам не знает причину отказа? Или он что-то не договаривает?
Наверное, он пошутил. Чтобы родители, знавшие, что они встречаются столько лет, могли разрушить их планы? Чтобы одним махом разбить мечту собственной дочери! Невероятно.
Но когда Герман повторил, что это правда, она надолго замолчала, не понимая, как на это реагировать. Чушь какая-то. Вероятно, была какая-то другая, серьезная причина. Должна была быть! Как-то не верится, что Герман сделал что-то не то или не так. А может быть, за это время у его девушки появился еще кто-то, и она просто побоялась ему сказать правду сама? Он не может быть виноват! Какая-то дикость!
Конечно, можно было бы придумать еще миллион причин, найти еще миллион объяснений, но какая разница? Разошлись и разошлись. Когда-нибудь сам расскажет. А что касается Лоры, то Маша была абсолютно уверена – придет время, и о Германе она еще пожалеет! Такой верный и перспективный парень, прекрасный был бы муж!
Маша уже знала, что он к тому времени защитил диссертацию, стал или скоро станет старшим преподавателем. А еще, что вступил в партию и даже был избран зам. парторга своей кафедры. Тогда Маше и в голову не пришло бы спрашивать, зачем и когда он успел вступить в партию – до защиты диплома или позже. Наверное, это было нужно для будущей карьеры: на преподавательской работе всегда желательно быть партийным. Но Маше казалось, что для него это было естественно. Чтобы для Германа это было средством достижения цели? Такое Маше и в голову не могло прийти – просто он всегда был очень «правильным».
Когда-то Герман ей действительно нравился. Хороший интеллигентный парень, с которым почему-то было всегда легко разговаривать, шутить, смеяться. С ним можно было поделиться каким-то секретом, посоветоваться – как с подружкой. Поэтому и нравился, но не так, чтобы замуж за него очень хотелось выйти. А началась их дружба с очень забавной истории.
Само время в те годы было по-человечески холодное, поведение людей было чаще всего скованным, а взгляды – настороженными. Поступив в институт, где большинство студентов составляли мальчишки, Маша поначалу растерялась. После полумонастырского, полуказарменного воспитания в послевоенной женской школе Маша оказалась совершенно неподготовленной к общению с противоположным полом. И вдруг она почувствовала, что на нее смотрят, что она нравится, и не одному. Кто-то почти сразу начал за ней ухаживать или настойчиво выказывать свой интерес, но что делать с обрушившимся на нее вниманием, даже если это было ей приятно, как на это реагировать, она не знала. Скромность, местами вовсе неуместная, была главной добродетелью, внушенной ей школой. Возможно, ей самой хотелось бы улыбнуться и пококетничать, но, зажатая в тугой корсет застенчивости, она вдруг надевала на себя маску неприступности.
Все ее студенческие дружбы и лирические отношения, как было принято, возникали из совместной подготовки к экзаменам, лыжных прогулок, обмена конспектами лекций, походов в кино или даже прогуливания занятий, чтобы покататься на лодочках в ближайшем парке, сохраняясь в платонической незавершенности до брака.
Но все равно было много светлого и радостного в таких отношениях, много смеха, шуток и розыгрышей, капустников, студенческих вечеров с собственноручно написанными и разыгранными представлениями. Был у них и настоящий факультетский театр эстрадных миниатюр. Это было самое светлое время Машиной жизни, прекрасная молодость!
Не обошла Машу стороной и ее первая полудетская влюбленность. Больше других ей нравился высокий голубоглазый соломенный блондин в очках, всегда в хорошо отглаженном темном костюме и светлой рубашке. На фоне остальных, кто во что одетых мальчишек, он выглядел старше и солиднее, как «джентльмен». В действительности это был «номенклатурный сынок» и отчаянный шалопай, который пропускал лекции и потом выпрашивал у нее конспекты. Сидя позади нее в «Колизейной» аудитории, он постоянно с ней заигрывал, потихоньку расплетая ей косу и «умоляя» разрешить отрезать ее локон, чтобы носить в кармашке костюма вместо цветка… Маша пересаживалась на другое место – он опять оказывался за ней.
Короче, Маше понадобился мужской совет старшего друга, в которые она «назначила» интеллигентного и доброжелательного Германа… Почему она выбрала в советники именно его, честно говоря, она и сама не понимала. Старшего брата у нее не было, говорить с отцом на такие темы ей казалось неудобным. Поэтому в один прекрасный день, все еще сомневаясь, она попросила Германа проводить ее до остановки у Александровского сада, чтобы посоветоваться. Машина просьба его удивила.
Самое смешное, что бедный Герман принял рассказ Маши на свой счет и очень бережно, озабоченным голосом начал объяснять, что он очень ценит ее доверие, что ему приятны и дороги ее чувства, но, к сожалению, он «занят», что у него есть подруга, на которой он обязательно женится, как только окончит институт.