Они ничего не обсуждали, но обоим было ясно, что, после проведенных в Тадфилде двух недель, в Лондон они возвращались окончательно и бесповоротно преобразившимися.

========== Глава 3 ==========

Две недели в Тадфилде были просто восхитительны — то были две недели откровений, духовного единения, щекочущего душу возбуждения и приятной истомы.

Однако следующие две недели «дома», в Лондоне, по-своему были не менее восхитительны. Теперь два уже преобразившихся существа могли без стеснения вести себя как друзья, практически как давние супруги — такие уже определили границы личного пространства и времени, а в душе их живет размеренное, бессловесное и тем не менее отчетливо осознаваемое чувство цветущей духовной любви.

Они упивались ей. Упиваться друг другом им было необязательно — опьяняло само ощущение домашнего уюта, необъятного душевного простора и близости. К тому же в определенной мере и Кроули, и Азирафель впервые получили возможность погрузиться в океаны собственных душ.

Кроули приготовил уже шестую партию блинчиков в попытке повторить тот парижский рецепт, что так нравился другу. Шансы были невелики, но игра стоила свеч, ведь в случае успеха Азирафель сможет утолять внезапно возникающий приступ блинной недостаточности и не позориться со своим французским (по сравнению с которым он даже жонглировал лучше).

— Что ж, — сказал Азирафель, смакуя кусочек блинчика с клубничным пюре и свежевзбитыми сливками, — мне нравится твой вариант с гречневой мукой, но это… нечто другое.

— Нечто другое? — с иронией спросил Кроули с другого конца стола, где он сидел с чашкой кофе. Дома он обычно не носил очки, потому что, в отличие от людей, Азирафель спокойно относился к его янтарным змеиным глазам.

— Именно. Нельзя просто предложить блинчики и принести это, ибо не этого ожидает среднестатистический любитель блинчиков.

— Какой еще «среднестатистический любитель блинчиков», Азирафель? Здесь только ты.

Ангел с аппетитом откусил еще раз и с набитым ртом продолжил:

— Но если бы ты предложил именно блинчики из гречневой муки, то любитель блинчиков знал бы, чего ожидать, и, в сущности, находился бы в предвкушении этого гораздо более питательного лакомства. У него другая консистенция, оно по-другому взаимодействует с пюре и остальными ингредиентами… и если бы ты предупредил, то этот любитель был бы в восторге!

— М-м-м.

— Так что ты понимаешь… это нечто другое. Парижем и не пахнет, а вот гречкой — очень даже.

— Так что, все плохо?

— Я этого не говорил, — ответил Азирафель, ни на секунду не обеспокоенный отсутствием духа Парижа в этих блинчиках, и откусил еще раз. — Просто это — две разные вещи. И раз уж на то пошло, то я думаю, что они стали бы просто умопомрачительны, добавь ты средиземноморских ноток. Немного оливкового масла, сыра фета, грибов портобелло и оливок Каламата.

— Ладно, завтра начнем сначала, — с притворным раздражением заключил Кроули.

Однако в действительности ему очень даже нравилось так упражняться, методом проб и ошибок выяснять, что же такого особенного в этих парижских блинчиках, и почему Азирафель сходит от них с ума. Ему доставляло особое наслаждение наблюдать, как ангел смакует изысканные блюда — еще до того, как сам он открыл для себя то, что пищу можно не просто запихивать в желудок, а наслаждаться ею. Частично затея с блинчиками была направлена именно на это: наблюдать, как Азирафель уплетает лакомство. И все же было в подобной деятельности что-то новое: методичный подбор сочетания ингредиентов, идеальной сковороды и инструментов, правильных добавкок…

И чего-то, что сдвинет дело с мертвой точки.

Кроули был далеко не идиот, он хорошо разбирался в принципах работы подсознания, механизмов возникновения иррациональных потребностей у обладающих телом и сознанием существ, подобных ему и его подельнику в божественном преступлении. Совершив немало соблазнений собственноручно, он был уверен, что Азирафель понимает так же ясно, как и он — пусть и на уровне догадки — почему они оба так ждут следующей попытки, следующего завтрака, следующего эксперимента над рецептом блинчиков… или просто очередной восхитительной трапезы в обществе друг друга.

Просто, как обычно, Кроули придется выполнять всю работу — по крайней мере на данный момент. Он не сильно сопротивлялся. Азирафель неустанно повторял ему, что он — светлая сторона, и кое-чего сделать просто не в состоянии… например, открыто признать свои гедонистические наклонности, не уходя от ответа и не прикидываясь дурачком.

Они сидели молча, Азирафель — за едой, Кроули — наблюдая за Азирафелем. Сам он уже сегодня съел парочку блинов, чтобы проверить результат, а потому ограничился кофе и компанией друга.

Через пару минут он заметил, что Азирафель вдруг изменился в лице, будто внимание его переключилось на что-то, не связанное с едой.

— Что? — спросил Кроули. — Что не так?

— Знаешь, что странно? — спросил его в ответ Азирафель.

— Конечно, — ответил тот. — Конечно же, знаю. Я вообще специалист по странностям. Часть натуры, знаешь ли.

— Гавриил до сих пор не пришел за своей книгой.

— Своей? — переспросил Кроули. — Она теперь ему принадлежит?

— Она никому не принадлежит, кроме, возможно, Анафемы Гаджет, но ей она не нужна. Гавриил думает, что она принадлежит ему.

— Ты имеешь такое же право владеть этой книгой, как и он, — напомнил ему Кроули. — Как и Вельзевул. Но раз уж именно ты потрудился добыть ее…

— Мне помогли.

— … и раз ты хочешь ее использовать в бескорыстных целях, то именно тебе она и должна достаться.

— То есть «бескорыстные цели» — это для тебя аргумент? — с довольной улыбкой подтрунил над ним Азирафель.

— Да, да, — буркнул Кроули. — Но не потому, что я добрый, а потому, что добрый у нас ты.

— Конечно-конечно, — усмехнулся ангел.

— Так что… забери уже себе эту чертову книгу. Я знаю, тебе хочется.

— Не искушай меня. В любом случае мы уже об этом говорили, Кроули, — вздохнул Азирафель. — Я не хочу нести эту ношу. Семья мисс Гаджет была рабами первого ее тома три сотни лет!

— Да тебе самому шесть тысяч!

— Это не значит, что я не чувствую хода времени! Ты ведь знаешь.

— Тогда почему ты еще не скинул ее на какого-нибудь заучку-офисника из твоего отдела? — спросил Кроули.

Азирафель, похоже, расстроился:

— Что ж, полагаю, я не мог никак собраться с духом.

— Ну так и черт с ним! Просто скажи своему мудаку-архангелу Гавриилу, что просто не смог ее достать.

Азирафель снова покачал головой:

— Не могу — я уже видел пророчества мне не предназначенные.

— Не предназначенные, — усмехнулся Кроули. — Гавриил тебе больше не начальник… если вообще когда-то им был. Да и вообще, ты посмотрел только на одно пророчество — остальные тебе читал я.

— И все же… дух закона и все такое, — ответил Азирафель больше себе, чем собеседнику. И продолжил:

— Дай мне еще пару дней, и я смогу ее отпустить.

Змеиные глаза сощурились и внимательно оглядели ангела:

— Ты совсем себя не знаешь?

— В каком смысле?

— Да в таком, что ты никогда не сможешь расстаться с ней! — засмеялся он. — Ты же букинист — это у тебя в крови! У тебя же есть кровь, да? Должна быть, потому что у меня тоже есть. Ты правда веришь, что сможешь вот так просто расстаться с рукописью, Азирафель? Ты же одержимый перфекционист, и ты просто не сможешь не передать ее потомкам. Пойми уже, тебе нужна эта книга, и ты никогда себя не простишь, если отдашь ее Гавриилу.