Сорок восемь часов назад он был в похожем положении и думал, что его теперь изгонят из Рая, и он сам превратится в демона. Самый большой страх тогда лежал в неизвестности, превращении в нечто совершенно противоположное своей прежней сущности. Сейчас он понимал, что ему бы повезло пройти лишь через это, потому что, по крайней мере, ему бы оставили его земные блага, включая Кроули. Теперь же…
Теперь, когда конец света подошел к своему логическому завершению, Азирафель почувствовал, что хочет остаться. И так невыносимо было это желание, что ему захотелось сорваться с места и бежать, бежать куда глаза глядят до потери сил.
Он боролся с порывом сказать Кроули, что, быть может, будет легче, если они расстанутся сейчас. Боролся он и с другим порывом: взмолиться и заставить Кроули увезти его туда, где ни небо, ни преисподняя их не достанут. Его будто разрывало на две части, и хоть чувство было знакомое, он бы отдал все, чтобы оно ушло.
— Кроули… — начал Азирафель.
— Нет.
— В смысле? — в замешательстве переспросил ангел.
— Ты слышал. Я сказал: «нет».
— Что «нет? Ты же даже не знаешь, что я хотел сказать!
— Знаю, ангел.
— Ты благодаря надвигающемуся року научился читать мои мысли?
— Я всегда мог это делать, — пожал плечами Кроули.
— Это смешно, — гордо бросил Азирафель. — У тебя такие же силы, как у меня! И чтение мыслей не входит в этот список. Вроде как.
— А я и не говорю, что у меня особые способности.
— Тогда как же ты это делаешь?
— Я знаю тебя, Азирафель. И я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Тебя можно прочитать так же, как и переплетенные стопки бумаг у тебя в магазине.
Азирафель откинулся на спинку стула и посмотрел на Кроули с деланным скептицизмом.
— Неужели? Порази меня.
Кроули немного помедлил, разглядывая спутника сквозь темные очки. Он не был уверен, сможет ли высказать все, что думает, и не расчувствоваться, поэтому пару секунд он молча собирался с духом.
— Ты думаешь, не будет ли лучше прямо сейчас пойти каждому своей дорогой, чтобы ожидание развоплощения не было еще невыносимее. Ты думаешь, что если мы останемся вместе, то начнем цепляться за жизнь, а это бесполезно, так что не покончить ли с этим сразу?
— Как ты…
— Начнем с того, что ты ничего не съел. Одного этого достаточно, чтобы я чертовстки забеспокоился. Потом, ты обычно вдыхаешь запах кофе до того, как сделать первый глоток, сегодня же — nada, как сказал бы твой испанский друг. Еще ты сегодня очень угрюмый. Ты взял меня за руку и привел сюда, но с самого момента нашего прихода ты только и смотришь в нетронутый кофе и избегаешь смотреть мне в глаза.
— Кроули, тебе вообще сложно посмотреть в глаза.
Демон снял очки и положил на стол.
— Хорошо. А так?
— Кроули! — прошептал Азирафель, все еще не в силах посмотреть на друга. — Надень их обратно, тебя увидят!
— Ангел, цветные линзы продаются с 1980 года. Всем плевать. Я ношу очки лишь для того, чтобы не вступать в разговор с людьми. А теперь посмотри на меня.
Азирафель попытался. У него не получилось.
— Не думаю, что смогу.
— Помнишь нашу встречу в бельведере в парке? Ты пытался убедить меня, что «нашей стороны» не существует, и что все кончено, и что я тебе даже не нравлюсь?
— Да, — прошептал ангел.
— Ты мне тогда тоже в глаза не смотрел. Ты все время смотрел мне на шею, на плечи, на волосы.
— Как ты это вообще запомнил?
— Азирафель, замечать подобные нюансы человеческого поведения входило в мои обязанности. К тому же твои слова ранили — конечно, я все запомню до мельчайших деталей!
— Прости.
— Так вот, сейчас единственный вывод, который у меня напрашивается, таков: мы сели за столик, ты захотел кофейный торт, но не съел его, потому что это только усугубило бы ситуацию, а затем ты подумал то же самое про меня.
— Кроули, я лишь думаю…
— Я уже сказал. Нет, ангел.
— Прошу прощения! — с притворным возмущением воскликнул Азирафель. — Ты не можешь просто взять и сказать мне «нет»!
— Могу и говорю! — отбрил демон.
— Кроули, потише! На нас люди смотрят!
— Да мне насрать, что они смотрят! Уж когда-когда, а сегодня ты точно от меня не уйдешь! Не смей опять отталкивать меня, только чтобы тебе было легче!
Азирафель продолжил смотреть на стол перед собой, прямо перед тарелкой с нетронутым кофейным тортом.
— Прости, Кроули. Я не хотел, я не… — он замолк и набрал воздуха в грудь. — Я не хочу, чтобы то, что между нами, кончалось. И в этот раз мы не в состоянии делать никаких широких жестов во имя спасения человечества, потому что дело касается нас. И я не уверен, что морально смогу сидеть рядом с тобой в ожидании полуночи и понимать, что это и есть конец, что я тебя больше никогда не увижу. Для меня было бы намного менее убийственно попрощаться сейчас, пока обстоятельства позволяют. Я только это хотел сказать.
Кроули вздохнул и пару секунд взглядом поизучал своего спутника. Затем подвинулся вперед и отодвинул в сторону тарелку с чашкой, облокотился на стол и начал:
— Позволь спросить тебя кое о чем. Ты любишь меня?
Впервые за весь разговор Азирафель посмотрел ему прямо в глаза, удивленный вопросом и растерянный. От выражения лица Кроули сердце кровью обливалось: он напряженно нахмурился, в уголках глаз появились морщины, рот приоткрылся, и в каждом движении мускула читалась боль.
— Д-да, Кроули. А что? — спросил Азирафель, и та же скорбь наполнила его собственный взгляд.
— Тогда так и скажи. Скажи, что любишь.
— Я люблю тебя, — без промедления подчинился Азирафель.
— Хорошо. Я тоже. Я люблю тебя.
— Я думал, ты знаешь…
— Я знаю, просто иногда нужно убедиться. Потому что ты говоришь, что тебе не хватит духу быть со мной, когда настанет конец, — все еще опираясь на стол и едва шевеля губами сказал Кроули. — А у меня не хватит духу не быть с тобой, когда все кончится. Просто не хватит. А раз ты… ты…
— О Кроули…
— Ты говоришь, что любишь меня, а, значит, тебе не все равно, чего я хочу и что я думаю. И что тебе не плевать на то, что я не хочу провести последний день жизни один — я ни на секунду не хочу оставаться один. Я не хочу быть без тебя, вообще.
— Прости, Кроули, прости меня, — сказал Азирафель, беря его за руки. — Конечно же, мне не плевать, чего ты хочешь.
— Тогда я хочу быть с тобой, — прошептал Кроули, не в силах говорить громче. Он до боли сжал руку Азирафеля. — До конца. Я хочу, чтобы сегодня мы были счастливы, даже если мы умрем. А мы умрем. Что бы мы ни делали, куда бы это нас ни вело — мы уйдем из этого мира вместе.
— Хорошо. Тогда сегодня мы будем счастливы. В последний раз.
— Пообещай мне, Азирафель, — шепотом продолжил Кроули. Он притянул ладонь Азирафеля в своей, и прижал ее ко лбу, и пара слез упала на его пирожное. — Пообещай, что будешь со мной сегодня и всегда. И что я больше не прочитаю у тебя на лице печальное сомнение, как сегодня.
— Обещаю.
— Если тебе захочется поддаться ему, то просто… сделай что-то другое. Обними меня. Поцелуй. Только не дай мне… не дай увидеть это сомнение.
— Понял. Не дам.
— Пообещай.
— Обещаю, — прошептал в ответ Азирафель. Он прижался лбом к их сомкнутым рукам, а из глаз у него так же полились слезы. — Конечно, я обещаю, Кроули. Я не хотел сделать тебе больно. Я бы никогда…