— Отлично, спасибо за предупреждение, — буркнул Кроули.

— Что ж, я просто хотел покончить с этим, — ответил архангел так, будто решал вопрос обустройства сада, а не жизни и смерти. — Однако Михаил посчитала, что будет этичнее предупредить вас. Она думает, что раз уж мы вас отключаем, то у вас должна быть возможность разобраться с делами напоследок. Если, конечно, в этом есть необходимость.

— И вправду, — тяжело сглатывая согласился Азирафель. — Поблагодари ее от нас, хорошо?

— Это тупейшая идея, предупреждать их, что мы собираемся сделать, — встрял Хастур. — Откуда мы знаем, что они теперь придумают?

— Действительно, я мог бы согласиться с тобой, — признал Гавриил. — Однако в Раю мы так не поступаем, мы даем всем шанс уйти достойно. Мы прощаем.

— Да вы что? — скептически бросил Кроули, уже не скрывая раздражения.

Гавриил пожал плечами.

— Я не говорю, что мы будем прощать снова и снова до бесконечности, особенно таких как Азирафель, что постоянно чинят нам препятствия и этим подрывают всю нашу деятельность. Да еще и с таким упорством! Я бы сказал, что в последнем именно ты оказал на него плохое влияние, Кроули. А впрочем, это не важно. Когда кто-то имеет дело с Азирафелем, он по умолчанию имеет дело и с тобой и наоборот, разве не так? Суть в том, что мы никого не обманываем.

Кроули захохотал.

— Да ты что?

— В любом случае, Азирафель, — хлопнув в ладоши, бодро продолжил Гавриил. — Таким образом, заканчиваются наши рабочие отношения, я полагаю. Не могу сказать, что с тобой всегда было приятно нести службу, но и совершенным мучением это не назовешь. Так что это уже что-то. Возможно, мы еще встретимся на поле битвы.

— Да, вполне возможно. Прощай, Гавриил, — с пустыми глазами и упавшим сердцем заключил Азирафель.

— И Кроули, — добавил Хастур. — Ты — придурок. Я надеюсь, ты сдохнешь.

После этого телевизор выключился и в квартире повисла тишина, и застывшие в оцепенении демон и ангел не решались ее нарушить.

Спустя пару минут Кроули, все еще в ступоре, сказал:

— Я знаю, что ты скажешь, ангел — и все равно мы не можем сказать им про обмен телами. Это ничего не решит, мы все равно покойники.

— Я не собирался говорить это. В действительности я вообще ничего не собирался говорить.

— Оу.

— Но если уж и сказать что-то, то… — он сделал вдох и снова тяжело сглотнул, — … Кроули, ты же все равно сходишь со мной за кофе и булочками?

— А ты хочешь?

— Да.

— Тогда и я тоже.

Азирафель взял его за руку, и они, как и планировали, вышли на улицу по направлению к кофейне.

_________________________________________________________________________

Оба заказали десерт и кофе. Но сегодня, внезапно для самого себя, Кроули ел, без особого энтузиазма, но все же; в мыслях о предстоящих шестнадцати часах, он прикончил половину своего сырного Даниша. И все это — в удушающей тишине, заполнившей, похоже, каждый уголок их душ.

Один вариант предполагал, что они с Азирафелем проведут день, вечер и ночь до неизбежного развоплощения так, как обычно… что они сейчас и делали. Делить трапезу, размышлять над жизнью во вселенной, смотреть друг на друга, порой с желанием, наслаждаться едой и напитками и отрицать то, что у них действительно происходит на душе. Так долго они жертвовали влечением и разрывающей их любовью во имя дружбы, рабочих отношений и личного душевного равновесия. Сегодня они могут отвлечься от неизбывных страха и ужаса, безнадежной предопределенности конца, и снова вернуться к старому-доброму товариществу, что поддерживало их долгие годы.

Другой вариант, естественно, предполагал, что в полночь они растворятся в воздухе во время искрометного секса в самый момент оргазма. Кто бы ни нашел их потом — им будет что рассказать друзьям.

Однако Кроули внезапно почувствовал, как опять робеет, и что руки у него вновь сковывают невидимые цепи. Безусловно, теперь они были любовниками, но теперь дела приняли совершенно другой оборот: конец снова приближался, и у Азирафеля наверняка имелись свои соображения насчет того, как им провести последние часы жизни на земле — да и вообще жизни, как таковой.

Он на пару секунд перевел взгляд на Азирафеля, и все его поведение показалось демону пугающе знакомым. Лицо ангела, его зажатость… Кроули знал наверняка, о чем думал его спутник, и в душе его поселилась тревога.

________________________________________________________________________

Азирафель не притронулся к еде. Раньше он с завидным аппетитом поглощал кексы и бутерброды с беконом, а сегодня — зачем? Зачем вообще делать что-то? Этой едой он лишь напомнит себе, чего у него больше не будет… хотя это не имеет значения, ведь его все равно не будет. Вообще. Его душа просто перестанет существовать.

Так что получать удовольствие от еды сегодня означало попытку зацепиться за эту жизнь. Он захочет остаться, начнет заранее тосковать…

…и последнее заставило его поднять глаза на красивое, но напряженное лицо Кроули. Их совместная жизнь только началась, и это было бесспорно несправедливо. Тем не менее Кроули — еще одна причина, по которой ему не хотелось уходить из жизни и по которой он так цеплялся за нее.

Подобное, конечно, происходило и раньше, с месяц назад. Он мог бы просто последовать непостижимому замыслу, исполнить Волю Божью и провести конец света. Мог бы, да только слишком много земных благ он познал, и теперь они неразрывно связывали его с этим миром. В попытке склонить ангела на свою сторону и сорвать конец света Кроули указал на них все одиннадцать лет назад — произведения Моцарта и других композиторов, уютные маленькие ресторанчики, где его знали по имени, Шатонёф-дю-Пап, выдержанный скотч, старые книжные лавки…

Конечно же, самым важным земным благом для него был сам Кроули — и искушенный демон это знал. Он наверняка догадался еще давно, но ни один из них не нашел сил признаться в этом, по крайней мере, вслух. Даже до познания ангелом физической любви Кроули был главной причиной, по которой ни сердцем ни умом Азирафель не мог признать возможность конца света.

Сорок восемь часов назад он был в похожем положении и думал, что теперь его изгонят из Рая, и он сам превратится в демона. Самый большой страх тогда лежал в неизвестности, превращении в нечто совершенно противоположное своей прежней сущности. Сейчас он понимал, что ему бы повезло пройти лишь через это, потому что, по крайней мере, ему бы оставили его земные блага, включая Кроули. Теперь же…

Теперь, когда конец света подошел к своему логическому завершению, Азирафель почувствовал, что хочет остаться. И так невыносимо было это желание, что ему захотелось сорваться с места и бежать, бежать до потери сил, куда глаза глядят.

Он боролся с порывом сказать Кроули, что, быть может, будет легче, если они расстанутся сейчас. Боролся он и с другим порывом: взмолиться и заставить Кроули увезти его туда, где ни небеса, ни преисподняя их не достанут. Его будто разрывало на две части — и хотя само чувство было знакомое, он бы отдал все, чтобы оно ушло.

========== Глава 17 ==========

Они сидели в кофейне за булочками и кофе, однако аппетита у Азирафеля не было. Из-за последних новостей о неизбежном развоплощении и последующем полном уничтожении он не видел смысла есть — зачем? Зачем вообще делать что-то? Получать удовольствие от еды сегодня означало попытку зацепиться за эту жизнь. Он захочет остаться, начнет заранее тосковать…

Кроули — еще одна причина, по которой ему не хотелось уходить из жизни и по которой он так цеплялся за нее.