И он не ошибся. Нажав клавишу вперед, он не отпускал ее около пяти секунд. А когда отпустил, то перед ним на экране возникло изображение именно этого пророчества, написанного каллиграфическим почерком самой госпожи Псих.
Азирафель вслух зачитал пророчество в верхней части страницы:
«Когда спаситель смертных, долготерпеньем славный раб Обители Блаженных, вернется к своему Началу, оставив позади аскезу и сомнения — твердь Третьего Порядка начнет мир постигать»
На несколько секунд в воздухе повисла тишина, и затем Кроули спросил:
— Ангел, я чего-то не понял. Чего ты так переполошился из-за этого пророчества?
Ангел неотрывно смотрел на экран.
— Подожди минуту, Кроули. Мне нужно подумать. Что-то в этом пророчестве мне знакомо, хоть я и не до конца понимаю, что именно.
Кроули тоже склонился над компьютером и вчитался в слова пророчества.
— Твердь Третьего Порядка… — начал он. — Стоп, погодите-ка…
— Это же Третье Царство, — докончил Азирафель, — посмотри в любом словаре — термины взаимозаменяемые!
— Ого… Вот теперь это уже интересно, — сказал демон.
========== Глава 11 ==========
Азирафеля воспитали и выпустили в этот мир с установкой на то, что места сомнениям в его сердце быть не должно. Рай был всегда «чистым» местом, там всегда все было хорошо. Нужно быть хорошим. Нужно подчиняться. Нужно быть терпеливым и спокойным, получать приказы от Всевышней — и пока ты это делаешь, у тебя не будет сомнений. Дух бесконечно важнее телесной оболочки в самом прямом смысле слова «бесконечно» — кстати говоря, большинство религий поняли это верно, хотя многие из них с треском провалились, когда дело дошло до толкования и применения этого постулата.
Такие условия очень хорошо подходили тем небожителям, что буквально витали в облаках. Рай был очень далек от земли, а потому любые земные блага были ему совершенно чужды: там никогда не испытывали настоящей боли, но и истинное наслаждение было им незнакомо; там не происходило ничего ужасного — но и ничего поистине прекрасного; ничто там не могло страстно увлечь, там нечего было презирать, не за что держаться…
…и ничто не могло соблазнить.
А что же земля? Земля сама по себе была большим прекрасным набором не менее прекрасных соблазнов. В мире можно было найти все вышеперечисленное и даже больше, поэтому Азирафель очень скоро, что называется, «отуземился». Он с удовольствием поглощал не только еду и книги — объектами его неуёмного любопытства стали люди и их изобретения типа духов, цветов, музыки, искусства, вина. В людях ангела завораживали их юмор, сострадание, доброжелательность… Он впитывал все, что мог, делился всем, чем мог, и вечно искал большего, но не в ущерб небесному долгу. В нем уже при создании заложили чувствительность, превосходящую таковую у абсолютного большинства небесных существ, а поэтому полагалось, что он обеспечит хорошую связь архангелов с человечеством.
Однако эта же самая чувствительность позволила ему, будто губке, впитывать все то прекрасное, что мир мог предложить. К тому же у него как у Божьего посланника, в отличие от других ангелов, была постоянная физическая форма. Конечно, Гавриил, Михаил и остальные тоже облекали свою сущность в физическую оболочку, пока находились на земле — чего они всеми силами старались избегать — но как только они возвращались обратно, их оболочка развоплощалась. Азирафель же находился на земле постоянно — он был единственным ангелом, который провел существенную часть жизни в физическом теле. Это означало, что, в отличие от любого другого небесного существа, он что-то ощущал каждую секунду. У него могла течь кровь, он мог плакать, мог потеть, толстеть (и худеть, если захочет). У него были заусенцы на ногтях, а волосы росли. А еще у него были вкусовые рецепторы, желудок, гениталии, отпечатки пальцев, кости, мышцы, связки…
Ах да, поместив ангельскую душу в человеческое тело, Всевышняя не создала его совершенным — он и хотел бы быть послушным, но плоть, кожа и наличие нервной системы… с ними порой было невозможно бороться.
Но будьте уверены — в Раю не ошиблись насчет чувствительности: ангел исключительно хорошо исполнял свои обязанности и очень хорошо ощущал, как именно нужно творить чудеса и одарять людей благодатью. У него был настоящий талант читать в человеческой душе и провоцировать в ней эффект домино, он всегда практически наверняка знал, как можно улучшить ситуацию, еще со времен Эдемского сада. С течением времени он начал замечать похожую чувствительность и в своем демоническом коллеге — она не только повышала его восприимчивость к раздражителям внешнего мира, но и придавала не присущей остальным изобретательности в вопросах мелких изощренных злодейств. Позднее, когда возникла необходимость, тот провел, казалось бы, чуждое ему благословение удивительно искусно.
Тем не менее будучи чувствительным и впитывая все, как губка, Азирафель был особенно подвержен соблазнам, и понимал это. Да и не идиот же он, чтобы вообще ничего про себя не понимать, не так ли?
Господь нас испытывает, снова и снова, и более всего — искушениями.
С Кроули это началось практически с первого дня. Тогда, конечно, его звали Змий, и пока человечество формировалось, у того была внешность, более похожая на рептилию, нежели на человека. Но даже тогда он чуть ли не порами выделял очарование, будто скважина неочищенную нефть… что иронично, учитывая, что неочищенная нефть сама по себе — изобретение дьявола.
Долго, очень долго Азирафель был убежден, что Кроули ему послала Всевышняя в качестве испытания — и это несмотря на то, что демон от рождения был самостоятельным существом, полностью разумным, независимым и прочее прочее. Сначала испытание не было физическим, то есть физически Кроули ангела не привлекал — сексуальность пока еще не нашла своего места в воображаемой системе координат Азирафеля.
И чаще всего это испытание он проваливал. Безнадежно и с блеском.
В начале времен соблазнение Кроули заключалось в простой попытке подружиться с добродушным противником. Ангела искушала неопределенность, безобидные маленькие радости жизни, и в обществе Кроули он им с удовольствием потакал — в большинстве своем это касалось возлияний и постоянных жалоб. Но пару тысяч лет спустя в Раю все еще никто не поднял вопрос об их с Кроули встречах — никто, казалось, не понимал, что они часто работают в тандеме, а имя Кроули от других коллег он слышал так, будто предполагалось, что они друг с другом вообще не знакомы. Поэтому опасения ангела по этому поводу начали постепенно уходить, а сам он — убеждаться, что Кроули веками говорил правду: никому в Раю не было дела, что делал Кроули, а в Аду все чхать хотели, как поживает Азирафель. Более того, оба ведомства лишь поверхностно интересовались деятельностью своих посланников — работают, и ладно.
Видите ли, имелась в этом мире одна непреложная истина, о которой в Раю не то чтобы не слышали, просто верхушка старалась не обращать на нее внимания. Истина эта была проста: нет святости без богохульства, как худа без добра. Можно утверждать, что нам нравится исключительно красота, счастье и процветание — но как осознать их ценность, если не будет уродства, боли и войны?
Азирафель очень скоро прочувствовал эту истину, равно как и Кроули, только осознание было направлено на противоположное: как можно испятать истинный ужас, ни разу не восхитившись прекрасным? Ощутить горечь позора, никогда не купавшись в лучах славы?
Оба земных посланника отчетливо понимали, что они по сути — две стороны одной медали, хоть они никогда и не озвучивали это. Тем не менее с тех пор как ангел убедился, что Кроули ему вовсе не смертельный враг, прошла еще пара тысячелетий, и возникновение сговора стало возможно в принципе. Однако даже тогда он часто притворялся, что все это было не взаправду — он всегда помнил, что он должен быть «хорошим». Помнил он и то, что быть хорошим, конечно, хорошо, но не стоит этим ограничиваться. Где-то в уголках его разума таились не самые хорошие мысли и побуждения, и с ходом времени они непрерывно меняли тона и текстуру; что-то росло, а что-то, наоборот, усыхало.
