И на следующее утро он тоже притворялся, что все было прекрасно — он знал, что нужно делать и говорить.
И все же то были лишь уловки — дабы выиграть время, войти в доверие, усыпить бдительность — инструмент, которым он пользовался, пока наконец не совершал задуманное. Сейчас же это все казалось пустым. Постельные разговоры в озаряющем смятые простыни утреннем свете, чашка кофе в постель, утренний поцелуй. Все это уже было.
Кроули был в растерянности. Это утро достойно чего-то большего, чего-то особенного.
Без малейшего понятия, чем это «особенное» будет, он встал почти с рассветом и на цыпочках вышел из бледно-коричневой спальни в японском стиле, оставив лучшего друга наслаждаться утренней дремотой.
Нужно было придумать что-то интересное и уместное, но не избитое.
Еще нужно учитывать изменившееся состояние Азирафеля — вдруг он будет волноваться. А он определенно будет.
И еще не быть навязчивым — вдруг Азирафель не захочет определяться сразу со всем, что на него навалилось.
И не сильно его ошарашивать — вдруг Азирафель решит вернуться к прежней стадии отношений и притвориться, что ничего не было.
И нужно отдать дань их продолжительной дружбе, всему пережитому за шесть тысяч лет, а не только за прошлую ночь.
И нужно было собрать это в едином варианте, на что времени у него точно не было.
Поэтому он быстро влез в черную шелковую футболку с V-образным вырезом, надел черные джинсы, пригладил волосы, затем приготовил кофе, оперся на столешницу и задумался.
Что же такого сделать для Азирафеля сегодня, особенно сегодня…
Как-то связать с книгами? Или взять хорошего шампанского и сделать персиковую «Мимозу»? Заказать изумительный завтрак на дом и насладиться им в компании друг друга? Может, «Ритц»? Или внезапный утренний поход в их любимое роскошное место? Или там будет слишком много народу? Он мог сотворить небольшое чудо, чтобы еду из «Ритц» доставили вовремя, тогда можно будет сесть на веранде… черт, тогда и веранду придется сотворить.
Или просто приготовить блинчики? Простой и проверенный способ, да и к тому же блинчики Азирафель любит больше всего на свете. Ах, да — продолжать ли им этот эксперимент с блинчиками или же ему просто удивить спутника двумя билетами на поезд в Париж? Тогда, конечно, придется собрать все свои силы и слушать его французский, от которого уши вянут… А может, просто проехаться по городу на «Бентли»? Такого он точно никогда не делал на утро после секса. А что, неплохая идея. Но куда? В Оксфордшир — точно нет… Может, Брайтон? Нет, слишком тривиально…
— Доброе утро, Кроули, — донеслось из дверного проема. — Какого черта ты просто стоишь и смотришь в стену?
— Эм-м… я просто… эм-м, ну… — замешался он. Потом собрал мозги в кучу и наконец выразился. — Что ж, вот это я понимаю, перемены.
— Что, прости?
— Ничего. Кофе будешь?
— Буду, — ответил ангел и улыбнулся. — Спасибо.
Он прошел в кухню и сел за стол. Посмотрев на его внешний вид, Кроули не удержался от вопроса:
— Что это на тебе?
Азирафель пригладил полы серого кашемирового халата.
— Тебе не нравится?
— Я этого не сказал, — ответил Кроули и подошел к столу с двумя чашками кофе. — По правде сказать, мне он даже очень нравится. Только это на тебя не похоже. Как-то темновато для тебя.
— Да он у меня и раньше был, — нарочито небрежно начал Азирафель. — Я его до этого никогда не надевал, а тогда мне просто вдруг захотелось купить его… еще когда Вторая Мировая шла, кажется. Не знаю, зачем я его купил, но сегодня утром мне с чего-то показалось, что он будет к месту.
Кроули сел рядом и со значением улыбнулся. Азирафель поймал его взгляд и смущенно улыбнулся в ответ.
— Ладно, честно так честно — я прекрасно знаю, зачем его купил.
Демон вспомнил о том, как сам неосознанно подготовил Азирафелю спальню и продолжил улыбаться.
— Думаю, я знал, что когда-то он мне пригодится, потому что… — и запнулся. Лицо его изменило выражение и он продолжил, — … точно не потому, что планировал превращаться в демона.
Кроули взял ангела за руку, и тот ее сжал.
— Как ты себя чувствуешь, ангел? — осторожно, шепотом спросил он.
— Я изменился.
— Изменился?
— Да. Преобразился. Будто из прошлой ночи я вышел совершенно другим существом. Хотя это так и есть. Интересно, если я сейчас раскрою крылья, они будут черные?
— Полагаю, что так.
— Что ж, — вздохнул Азирафель и прокашлялся. — Не все сразу. Потом посмотрю.
— Позволь сказать тебе, ангел — внешне ты ничуть не изменился, за исключением этого роскошного халата. Ты говоришь так же, улыбаешься так же. Даже хмуришься так же.
Азирафель кивнул.
— Ты говорил, что разницы в ощущениях между ангелом и демоном не существует. Полночь пришла и ушла, и теперь у меня нет иного выхода, кроме как поверить, что ты был прав.
— Вот и хорошо.
— Поэтому я думаю, что мое чувство инаковости связано не с Раем или Адом, — продолжал Азирафель, — а скорее с этим халатом.
— С халатом? — переспросил Кроули почти не открывая рта.
Одновременно его пальцы забрались чуть выше по руке Азирафеля и нащупали ткань.
Азирафель посмотрел вниз и коснулся шелковой футболки Кроули. Так они сидели какое-то время: Кроули гладил халат Азирафеля, а Азирафель — футболку Кроули.
— Пару минут назад я сказал, что точно знаю, зачем его купил. И ты знаешь. Он мрачный и красивый, очень уютный — в отличие от меня — и от него тело трепещет.
— Ого, — прошептал Кроули, чувствуя, как у ангела ускоряется пульс.
— Довольно подробное описание ничем не примечательного халата, да? — спросил Азирафель, смотря на сцепленные руки.
— Вынужден признать.
— Когда у меня не было… — начал и тяжело сглотнул Азирафель, — …не было тебя, то тогда, я думаю… Ты понимаешь.
— Да.
— Я иногда надевал его после того, как виделся с тобой. Как в ту ночь, когда я отдал тебе святую воду.
— Правда? — шепнул Кроули.
Азирафель говорил теперь так тихо, что Кроули чуть ли не задерживал дыхание, чтобы хоть что-то услышать.
— Да. Но я никогда не позволял себе носить его очень долго, потому что тогда… тогда с моим телом происходило то, чему я никак не мог поддаться, и затем мне приходилось убегать от этих мыслей.
— Но теперь бегать мы перестали.
— Да. И поэтому, когда я проснулся сегодня утром и увидел его в шкафу, я понял — мне надо надеть его. Пусть будет на мне, окутает всего меня, — подумал я.
— Ох… — сорвалось у Кроули.
Наступила долгая пауза. Они гладили друг друга по руке и гадали, наберутся ли смелости сказать другому, что у них на уме.
— Все будто вибрирует, — первым признал Азирафель и плотно закрыл глаза. — У меня по всему телу мурашки, и я никогда подобного не чувствовал. Все это так внове, и да, я чувствую перемену — будто на меня снизошло откровение. И я уж точно не смогу быть таким, как прежде.
— Как и я.
Азирафель прямо и без стеснения посмотрел в янтарные глаза друга и продолжил:
— И раз уж ты меня спросил, как я себя чувствую, то я тебе расскажу во всех подробностях. Сейчас, Кроули, ты для меня везде — даже внутри меня ты. Сегодня все, о чем мы с моим телом способны помыслить — это ты, и то бесконечное желание, что пробудил во мне ты.