Большую часть времени он честно не позволял этим фантазиям охватывать его — если он поддавался им, то чаще всего дело заканчивалось полным физическим и моральным истощением с последующими приступами ненависти к себе — будто он совершил акт откровенного богохульства. Так, мечты об Азирафеле стали для него невероятно редкой роскошью, за которую приходилось расплачиваться неоправданно тяжелыми муками совести и горючими слезами. Все это приводило к неделям сна, уклонению от служебных обязанностей и прекращению всяких контактов с ангелом на долгое время — поэтому он перестал поддаваться фантазиям еще до рождения Антихриста. Будь на пороге конец света или мирно спящий ангел на кровати в соседней комнате — Кроули бы выстоял.

Однако он не почувствовал никакого сопротивления, ангел не разыгрывал потрясение — наоборот, он нервно потянул Кроули за футболку и фактически ответил на поцелуй. В этот момент Кроули накрыла бесконечная волна любви — а уж это чувство было ему знакомо давно, оно накатывало на него с разной силой в буквальном смысле с незапамятных времен. Он уже давно признал и принял в себе это чувство — как и то, что на ангела, черт его возьми, давить нельзя.

Тем не менее сейчас он именно давил, и понимал это — но он терпел все это время, его силе воли позавидовал бы кто угодно, а этой ночью оба находились на краю безумия… впрочем, каждый по-своему. Не мог же он стоять и смотреть, как убивается Азирафель, лишь для того, чтобы и дальше сосредотачивать все свои душевные силы на поддержании внутреннего контроля? Да он любит это бесподобное создание столько, сколько ни живым, ни мертвым и не снилось! А раз так, разве не должен он в этом бескрайнем болоте паники, печали и страха попытаться найти хоть один островок счастья?

«Давай искать счастья вместе, Азирафель» — почти срывалось у него с языка, да и момент был лучше не придумаешь. Можно просто шепнуть на ухо…

Однако он выбрал чувствам иное выражение. Наклонив голову вправо, он прижался к ангелу ближе и нажал языком на его губы — и тот охотно впустил его. Их губы раскрылись, затем сомкнулись вновь в попытке поймать ритм друг друга, языки вздымались и опускались, обвивали друг друга, пальцы Азирафеля вжимались в грудь Кроули в поисках опоры.

И вдруг воздух прорезал кристаллический звук.

Не то чтобы Кроули сильно боролся с собой, но звук этот едва не стал для него последним ударом. Был ли это вздох? Или хриплый стон? Подобный звук Азирафель издавал только при дегустации идеально приготовленных блинчиков, свежайших суши или превосходного вина, а теперь и… от самого изысканного поцелуя.

От этого в и без того напряженном теле Кроули все свело и превратилось в камень, выше и ниже пояса.

И это его ужаснуло.

Если даже после обычных фантазий об Азирафеле он неделями едва мог держать себя в руках, сколько же он будет восстанавливаться, если фантазия станет реальностью?

Вопрос, может, и глупый, но все же…

Но губы уже припечатались к ангельским и не могли с ними расстаться, неловкие прикосновения любопытных пальцев вызывали трепет, член уже давно окаменел… Благоразумие испарилось, а внутри все кричало: «Не останавливайся! Лови момент!»

Однако он собрал все оставшиеся силы, пошел против всего искусительского, что в нем было, намеренно прервал то, что продолжить ему хотелось более всего в жизни — и отстранился. Дружба с Азирафелем всегда представляла собой некое испытание воли — и слава Кому-то там, все эти годы он провел в тренировках, ибо это последнее испытание он едва выдержал.

Пальцы Кроули все еще скользили по лицу ангела, его щекам, изгибам скул; сам же он уже отстранился на достаточное расстояние и рассматривал каждую черточку этого восхитительного божественного лица. Сглотнул комок в горле, немного помедлил и спросил:

— Ты как… нормально?

Азирафель улыбнулся:

— Более чем.

— Мне остаться с тобой? — спросил Кроули, выпуская друга из объятий.

— О да, прошу тебя. Полночь… — Азирафель тяжело сглотнул, -… уже очень скоро.

— Хорошо. Дай мне только выключить телик у себя в комнате, и я вернусь. — через силу ответил Кроули.

Он выскользнул из спальни и вернулся к себе. Мгновенно запер дверь и оперся на нее всем телом, не в силах сдержать стон облегчения. Без сомнения, он испытал катарсис.

Ему не пришло в голову воспользоваться магией, дабы подавить эрекцию и унять дрожь. К тому же, не тело само по себе в данный момент его истязало, но сердце и разум. Никакое божественное чудо или дьявольское проклятье не спасет его от бурлящего и прорывающегося наружу гейзера любви; от возбуждения, от невыносимого желания скорей вернуться в комнату Азирафеля и довершить начатое.

Так или иначе, он неприлично долго «выключал телик» до того, как вернуться в соседнюю бежевую спальню и не потерять остатки рассудка.

Когда он наконец вернулся, на часах было 23:35. Как и полагается, ангел ждал его лежа на правой стороне кровати: он по грудь закутался в одеяло и лежал на спине, скрестив руки на груди, и вдумчиво вглядывался в потолок.

Пока они нагоняли время в тадфилдской гостинице, Кроули множество раз обнаруживал его лежащим вот так. Две недели они беспрепятственно делили постель и относились к этому совершенно спокойно, ведь они редко бывали там одновременно. Но по большей части их ничего не смущало еще и потому, что они исключили саму возможность «поисков счастья», ведь Азирафель уже однажды попросил Кроули быть терпеливее и даже объяснил, почему.

Однако сегодня никаких исключений быть не могло. И все же, этой умилительной позой Азирафель будто пытался сказать, что нет никакой разницы между «тогда» и «сейчас».

Ангел повернул голову и вполне безмятежно улыбнулся Кроули — в ответ тот поднял покрывало и нырнул в кровать с левой стороны.

Азирафель щелкнул пальцами, лампа с его стороны выключилась — и комнату заполнила мерцающая темнота. Еще минут десять они лежали без движения, боясь вымолвить хоть слово, или шевельнуться, или того хуже — заснуть.

Наконец молчание прервал Азирафель.

— Кроули?

— М-м?

— Мне все равно страшно, но твое присутствие меня очень успокаивает. Спасибо тебе.

— Я всегда рядом, ангел.

— Я знаю, что ты бы сейчас с радостью пошел спать и…

— С радостью я бы остался здесь.

— Я тоже.

Кроули повернулся на бок и подпер рукой подбородок.

— Прекрати воображать, что ты — обуза для меня. Разве мы уже не выяснили, что ты живешь у меня не просто так? И что это никак не связано с ремонтом твоего магазина?

— Полагаю, что да.

— К тому же, ты меня знаешь шесть тысяч лет — так скажи мне: я обычно делаю то, что мне не хочется? Если только мне не приказывают, конечно. Да или нет?

— Нет. Хотя ты сотворил «Гамлету» невероятный успех. А еще заставил того пастуха вернуться в Бристоль к жене после…

-…после Веры Скарлет. Да уж, вот это была бомба, так бомба.

— И правда. И все же… я помню, что ты и другие подобные вещи делал.

— Это было для тебя. Я баловал тебя. Я хотел делать это для тебя. А еще я хочу обедать с тобой, хочу, чтобы ты жил у меня, и посреди ночи слушать, какой вещий сон тебе приснился на этот раз. И я хочу быть не иначе как здесь, в твоей кровати.

Азирафель посмотрел демону в глаза:

— И быть со мной, когда я… паду?

— И это тоже.

— И надевать рукавицы, чтобы переносить со мной священные тексты из магазина…

— И этого хочу. А еще хочу заказать тебе новый комплект химзащиты, хочу смотреть, как ты ешь пахлаву и…

Вдруг оба смолкли.

Азирафель повернул голову к прикроватной тумбочке и посмотрел на время.