— Оссобукко?

— Точно! Столько, сколько захочешь.

- Поделим нам трав, — ответил Азирафель, протыкая вилкой последний кусочек пахлавы — стоп, не то — Надеюсь, ты прав.

_________________________________________________________________________

— Они все же протрезвели перед тем, как идти домой — язык заплетаться перестал, но спокойствия не прибавилось.

Азирафель решил пойти спать, как только они пришли — на часах едва пробило одиннадцать. Кроули гадал, что же ему сказать: «Спокойной ночи, Азирафель» выглядело безопаснее, чем «спокойной ночи, ангел» — это могло напомнить ему, что через час он перестанет быть таковым. Даже «Увидимся утром» как-то не шло с языка.

Наконец он определился.

— Спокойной ночи. Если что-то нужно — зови.

Азирафель не ответил. Он лишь кивнул, исчезая за дверью спальни, и мягко закрыл ее.

Кроули действительно верил, что Ад не станет их беспокоить. Да, после «Мокрого воскресенья» он спускался туда дважды, но оба раза по своей воле, и оба раза ему давали уйти без боя. Он, конечно, не присутствовал там, когда «его» выходка в Мокрое воскресенье навела первобытный ужас на всех без исключения, но пару раз он представлял, как это могло происходить, и тем более знал, когда его бывшее руководство начинало давать заднюю. Поэтому все сказанное Азирафелю было не просто ради красного словца.

Однако и самого Азирафеля Кроули знал достаточно хорошо и понимал: его друг в ужасе. Не то чтобы ангел представлял из себя тайну за семью печатями — напротив, каждая эмоция автоматически отображалась у него на лице. Одни глаза выдавали его с головой — Кроули уж точно. Этот вечер не стал исключением: когда они вышли из забегаловки с пахлавой и решили очистить тела от алкоголя, первое, что увидел Кроули в глазах друга после отрезвления — тревога, мгновенно занявшая место хмельного воодушевления. Увы, чуда, способного закупорить тревогу в бутылке, еще не изобрели.

Будь он до конца честен с собой, он бы признал, что и самому ему тревожно. Не за себя, даже не за будущее, а за Азирафеля — ведь именно он проведет следующий час один, в тягостном ожидании своей участи.

Он отправился к себе. Как и прошлой ночью, и множество ночей за последний месяц, он разделся до белья — облегающей черной футболки и черных шелковых боксеров. Лег на кровать и попытался заснуть — впрочем, безуспешно.

____________________________________________________________________

Азирафель очень медленно разделся и надел атласную пижаму цвета слоновой кости. Затем он тщательно сложил ношенную рубашку, брюки и носки в корзину, повесил жилет с пиджаком на разные вешалки и развесил их в шкафу. На пол шкафа он поставил туфли, оставил галстук-бабочку на крючке с внутренней стороны дверцы.

Затем он подошел к окну и пару минут просто смотрел на город. Наконец он сотворил себе чашку какао, присел на краю кровати и продолжил наблюдать: из окна открывался прекрасный вид на Вестминстерское аббатство и Темзу.

Он видел, как рос этот древний город — точнее они с Кроули, — как строилось аббатство еще в те времена, когда «Вестминстер» и «город Лондон» были двумя отдельными понятиями. Они стали свидетелями пожара в 1666 году — тогда большая часть города сгорела дотла — а затем наблюдали, как Лондон отстраивали вновь. В 1941 им снова довелось увидеть, как город бомбят и разрушают практически до основания, а затем снова восстанавливают. Лондону выпала суровая доля, которая, казалось, их с Кроули не сильно коснулась.

Азирафель гадал, в каком свете ему все будет видеться завтра утром. Его спутник заверил его, что внезапного порыва совершать ужасные дела у него не возникнет, однако Азирафель понимал, что и Кроули не был типичным демоном. Отлучение Кроули от благодати едва ли назовешь самой драматичной историей всех времен и народов — просто Кроули мало тянул на роль ужаснейшего падшего ангела в этой самой истории. А что если он знает не все подробности? Когда Кроули изгнали, он и близко не совершил ничего подобного срыву конца света. Наказание Азирафеля наверняка будет гораздо, гораздо более жестоким.

Тем не менее он там же, на краю кровати продолжал смиренно сидеть и дрожа наблюдать за ночной суетой Лондона. А может, нужно как-то подготовиться к ответственному моменту?

Он поставил какао на прикроватный столик и встал, затем начал ходить из стороны в сторону, как днем в магазине… с одной лишь разницей, что тогда его переполнял гнев на архангелов и Всевышнюю, терзала обида за несправедливость доли, что ему выпала: присматривать за землей, обладать свободой воли, но фактически не иметь права наслаждаться человеческой жизнью, пользоваться изобретениями человечества, поддаваться причудам людей. Да что уж там, даже спасать их он не имел права.

Сейчас, в последний час своего привычного существования, гнева уже не осталось — его место занял ужас. Ангел понимал, что Кроули сделал все, что в его силах, дабы заставить его отвлечься от неизбежного, и теперь Азирафель всем сердцем пожалел, что протрезвел. Он знал, что у Кроули в квартире море алкоголя, хватит на любое беспокойство — но почему-то ему показалось, что как ангелу, так и демону не подобает прибегать к таким средствам: должны же сверхъестественные существа сохранять твердость духа перед лицом судьбы?

Поэтому он попытался взять себя в руки: что бы ни случилось, худшее произойдет уже скоро, и, если верить Кроули, продлится это недолго (хотя теперь он немного сомневался в его словах). Что же его ждет? Огонь? Кипящая сера? Фаст-фуд? «Звуки музыки» до скончания времен или пока его мозг не вытечет? Все это он сможет пережить — он гораздо сильнее, чем думает…

К тому же он вспомнил слова Кроули насчет того, что все в Аду их боятся и вязаться с ними не станут, так что в действительности не свою привычную жизнь или ее радости он боялся потерять.

Его мучали другие вопросы. Что он будет делать? Чем он станет? Сможет ли оставить прежнее имя? Разрешат ли ему так же носить светлую одежду? Появится ли у него такой же фамильяр, как мухи у Вельзевула и лягушка у Хастура? Он ничего не имеет против животных, но постоянно носить его с собой, будто аппендикс — такое было ему не по душе. И опять, Кроули в некотором роде был сам себе фамильяром — возможно, и Азирафелю выпадет обличье волка или кролика, которое он сможет скрывать по желанию.

Надо ли ему будет вести себя менее как английский денди и более как солист рок-группы? И если нет, то как же он сможет пробуждать в людях хоть мало-мальский страх или наводить на них кошмары? Хотя, если подумать — а точно ли ему это нужно?

Так, Азирафель неустанно ходил взад-вперед по комнате, временами заламывая руки от отчаяния, дыхание его стало резким и порывистым, от паники он едва не плакал.

— Эй, — раздалось из темноты.

Азирафель остановился и повернулся на звук. Из-за двери высовывалась голова, а янтарные глаза выжидающе моргали.

— Кроули… — вздохнул тот.

— Не мог заснуть, — объяснил демон, — вот и подумал, что, может, ты был бы не против поговорить. Или фильм посмотреть?

Азирафель мягко улыбнулся и подошел поближе.

— Спасибо, Кроули. Да, мне бы точно не помешала компания на время… перехода.

На лице Кроули расплылась робкая улыбка, и он прошел в спальню. И закрыл за собой дверь, к удивлению Азирафеля.

— Ты ведь не поверил? — казалось, Кроули не удивила догадка Азирафеля.

— Нет, — подтвердил тот, — но попытка была хороша.

— Ты как?

Первое, что пришло Азирафелю в голову, было: «Отлично! Как всегда! Супер-пупер! Тип-топ!» — и прочая маловразумительная чушь.