– Ну а чем Перов занимался в мятеж?
– Говорит, все дни просидел на квартире у родственника. Попросил я его написать заявление и отпустил. Сегодня он опять придет, а я не знаю, как быть, – выдавать ему разрешение на выезд или нет.
– Что тебя насторожило?
Тихон присел на стул рядом с чекистом, неуверенно объяснил:
– По документам Перов учитель, но сдается мне – встречался я с ним раньше. Или уж мерещится это белое офицерье?..
– Где ты мог с ним встретиться?
– Здесь, в Заволжье. Когда Алумов возле фабрики Укропова хотел нас в расход пустить, возле него один офицерик ошивался. Вчера показал учителя Ивану Резову – он его не признал… А у меня этот офицерик из головы не выходит. Мы ведь до сих пор рядовых вылавливали, а тут, может, ранг повыше… Одно меня сбивает с толку: если Перов – участник мятежа, как же он решился за пропуском явиться? Почему не попытался вырваться отсюда тайком?
– Правильные вопросы задаешь. А с другой стороны – на поступок Перова можно иначе посмотреть. Если он – птица более высокого полета, то, может, и действует иначе, смелее?..
– Я об этом не подумал…
– Во сколько Перов придет?
– К четырем.
– Как думаешь – он ничего не подозревает?
Тихон не ответил, пожал плечами.
– Время у нас еще есть, – взглянул Лобов на карманные часы с большим тусклым циферблатом. – Надо узнать, кто такой Грибов. Тебе появляться в Вилине нельзя – учитель насторожится и вовсе не придет. Есть у меня там один знакомый стрелочник, попробую через него выяснить…
К трем часам Лобов опять был в Коллегии. Тихон с нетерпением ждал, что он скажет, не из-за пустяка ли вызвал чекиста.
– Грибов пропал!
– Когда?!
– Соседка виделась с ним пятого вечером, а шестого утром, божится, Грибова уже не было. Она заходила к его жене, а та дома одна сидит, и глаза от слез красные. Племянник, правильно, приехал к ним четвертого.
– Значит, не врет.
– В мелочи сознался, а главное утаил: он исчез из дома вместе с Грибовым и появился в Вилине только после мятежа. Со слов соседки, Грибов – из бывших офицеров.
– А что жена говорит – где он?
– Соседке сказала – в командировку уехал.
– Проверить надо бы…
– Уже проверил – из конторы, где Грибов работает, его никуда не посылали.
– Может, погиб в мятеж?
– Или удрал. Вероятно, и Перов прибыл не дядю навестить. Да и вообще – родственники ли они? До июля соседка ни о каком племяннике не слыхала, а тут вдруг объявился. Документы у него смотрел, нормальные?
– Не придерешься.
– И неудивительно – из городского банка пропало полтысячи незаполненных паспортов. Ну как, будем разоблачать Перова?
– Представления не имею…
Чекист изложил свой план, к четырем часам пристроился за столиком, за которым писали заявления посетители.
Перов пришел точно в назначенное время. На вид ему было лет тридцать. Одет в клетчатое потрепанное пальто, острижен под бобрик, черная кепка – в левой руке. Держался не заискивающе, с достоинством. Но, как приметил Тихон, на Лобова в углу посмотрел подозрительно и сразу отвел взгляд.
Тихон оторвался от разложенных на столе бумаг.
– Вчера я оставил у вас заявление, – напомнил учитель, неестественно прямо присев на стул – спина как деревянная.
– Перов Матвей Сергеевич? – заглянул Тихон в список.
– Он самый, – сказал учитель; будто спохватившись, сменил позу – закинул ногу на ногу.
– Я рассмотрел ваше заявление. Прежде чем выдать пропуск – несколько вопросов.
– С готовностью, что в моих силах.
– Где сейчас ваш дядя – Грибов Игорь Степанович?
– Супруга его, Тамара Александровна, сказала, что по делам службы он еще третьего июля выехал в Вологду… Не повезло мне с этой поездкой – с Игорем Степановичем не встретился, в городе настоящая война. Теперь проблема до Москвы добраться, – удрученно вздохнул учитель.
– Не волнуйтесь. Если в мятеже не участвовали, пропуск вам выдадим.
– Помилуйте, – приложил кепку к груди Перов. – Я же вчера говорил – все эти ужасные дни просидел в доме у дяди, боясь нос показать на улицу.
– Неясно только, как вы умудрились разминуться с дядей, если соседка видела его пятого июля.
– Она обозналась, уверяю вас!
– Обозналась?! – резко произнес за спиной учителя Лобов. – И здоровалась не с Грибовым, а с его призраком? И этот призрак ей полфунта соли одолжил? Путаете что-то. Уверяете – не встречались с дядей, а если верить соседке – с ним под одной крышей ночевали.
Перов всем телом повернулся к Лобову.
– Я не понимаю… Простите… Вы – кто?
– Сотрудник Губернской Чрезвычайной Комиссии. Слышали о такой?
Учитель не ответил, опять обратился к Тихону:
– Соседка могла ошибиться. Вероятно, она разговаривала с Игорем Степановичем раньше, до командировки.
– Мы навели справки – ни в какую командировку Грибова не посылали.
– Значит, Тамара Александровна обманула меня? – изобразил удивление Перов.
– Зачем же ей обманывать родственника? – опять заговорил Лобов. – Скорее всего – вы нас обманываете.
– Даю честное благородное слово… – начал было Перов.
– А может, слово офицера? – перебил его чекист.
И тут случилось то, чего не предполагал даже Лобов, – Перов бросился к двери. И сразу же отпрянул назад – на пороге встали двое рабочих из оперативного отряда.
– Нервишки шалят? – насмешливо бросил Лобов.
«Учитель» понуро вернулся на свое место.
– Извините, нервы и правда ни к черту. Этот мятеж, это исчезновение Игоря Степановича… Да, я виделся с ним, признаюсь… Мы с Тамарой Александровной пытались отговорить его от участия в этом бессмысленном восстании. Он и меня убеждал присоединиться к мятежникам, но я человек сугубо штатский, политикой не занимаюсь. Категорически отказался, поверьте…
– Вы арестованы, господин офицер! – неожиданно кончил допрос Лобов. – Подумайте, стоит ли дальше выкручиваться…
Перова обыскали. В кожаном бумажнике лежали деньги, паспорт, фотография молодой красивой женщины в белом платье. Больше Тихон ничего не нашел, передал бумажник Лобову.
– Вы уверены, что он офицер? – обратился Тихон к чекисту, когда они остались в кабинете вдвоем. А вдруг я ошибся?
Лобов объяснил:
– Сел прямо, не развалился. Привычка с кадетского корпуса, это из него кислотой не вытравишь. Пятки вместе, носки врозь на ширину винтовочного приклада. Шаг с левой ноги. Поворот через левое плечо. Головной убор в левой согнутой руке. Так что, Тихон, не обманулся ты – у меня на их благородия глаз наметан. Перов – фронтовик. Видел – на скуле шрамчик? Пуля по касательной прошла. А чин у него небольшой. Ну, скажем, подпоручик или поручик. На фронте взводом или ротой командовал.
– А может, майор?
– Да нет, старшие офицеры в боевых порядках в атаки не ходили. И возраст для майора маловат.
– Зря вы прервали допрос. Сейчас бы и узнали, в каком он звании.
– Повторял бы одно и то же, только время бы потеряли.
– Вызовем жену Грибова?
– Пока подождем, пусть в себя приходит. Ты говорил – Перов похож на офицера, который возле Алумова был. Значит, Степан Коркин его тоже мог заметить. Покажи-ка ему этого «учителя». А я буду у вас через день. Узнаю, нет ли сведений о Грибове в Губчека…
Допрос
Степан Коркин офицера в учителе не опознал. Несмотря на это, Тихон утром вызвал Перова на допрос. Тот слово в слово повторил, как пытался отговорить дядю, как весь мятеж отсиживался в Вилине. Тихон дал ему выговориться.
– А ведь я вас узнал, Перов.
– Вы? Меня?.. Ошибаетесь, мы впервые встретились с вами в этой комнате.
Тихон многозначительно произнес:
– Шестого июля вы были во дворе фабрики Укропова, когда там хотели расстрелять рабочих Заволжских мастерских. И я стоял у стены. Но, как видите, живой.
– Рад за вас, – спокойно ответил учитель. – Только там, где вы говорите, меня не было. Повторяю – весь мятеж я не выходил из дома.