– А если мы вызовем Тамару Александровну?
– Она подтвердит мои слова.
Тихон начал терять терпение:
– И Алумова вы не знаете?
– Не слышал такую фамилию, – равнодушно сказал Перов и зевнул. – Извините, не выспался, в камере шумно…
Так, ничем, кончился этот допрос. От Лобова Тихону попало:
– Можешь вызывать Перова хоть каждый день, а проку от этого не будет, – отчитывал его чекист. – Где у тебя доказательства, что он участвовал в мятеже? Нет! Сам он не сознается, а своими вопросами ты только подсказываешь ему, как вести себя, о чем промолчать!..
– Но как заставить его говорить? Нутром чую – участвовал он в мятеже. И не рядовым.
– Правильно. Вызывай Перова, теперь он все скажет.
Тихон посмотрел на чекиста недоверчиво.
Когда Перова ввели в кабинет, он с порога начал возмущаться, обращаясь к Лобову:
– Третий день меня держат в камере без всяких на то оснований. Этот молодой человек, – Перов показал на Тихона, – задает мне странные вопросы, называет фамилии, которые я впервые слышу. В чем моя вина? Неужели одно то, что я из Москвы, – повод для ареста?..
Лобов слушал его молча, невозмутимо. Потом, так же ни слова не говоря, положил на стол странную визитную карточку – из ее центра был аккуратно вырезан треугольник. Этот треугольник, с написанными на нем буквами О и К, чекист осторожно вложил в вырез на карточке. Треугольник точно заполнил пустое место.
Тихон вспомнил – такие треугольники с буквами были найдены в гостинице «Царьград». Тогда они с Лобовым так и не поняли их назначения.
Перов смотрел на визитную карточку растерянно.
Лобов уселся за стол рядом с Тихоном, объяснил:
– Визитную карточку мы обнаружили у Грибова. Треугольник – за обкладкой вашего бумажника. Чтобы вам, Перов, впустую не ломать голову, как выкрутиться, скажу больше – сохранился документ, из которого нам стало известно, кто был командиром отряда, державшего позиции возле Волжского монастыря. Ну, господин поручик, теперь будем говорить?
– Хорошо, я скажу правду, – выдавил Перов. – Надеюсь, мне это зачтется?
Лобов не ответил ему.
– Будешь писать протокол, – сказал чекист Тихону.
Офицер отвечал медленно, взвешивая каждое слово, поэтому Тихон почти все успевал записывать за ним…
– Как вы стали членом «Союза защиты родины и свободы»? – начал допрос Лобов.
– После революции ушел из армии. Я не штабник, я окопный офицер. За храбрость награжден «Георгием», «Анной» и именным оружием. Захотелось отдохнуть от фронта, прийти в себя. Приехал к родителям в Тульскую губернию, думал как-нибудь устроиться на работу. И найти подходящее место бывшему офицеру… Сами понимаете…
– Офицер офицеру рознь. Многие признали пролетарскую власть и потом с ее же помощью нашли работу. Стали, например, военспецами.
– Я устал от всего: от окопов, от солдат, от атак! Решил уехать в Москву.
– Почему именно в Москву?
– Слышал, там есть какие-то артели из бывших офицеров. Мне казалось – среди своих будет легче смириться с окружающим. Конечно, я бы мог, как многие другие, бежать на юг, в ту же Добровольческую армию.
– Что же вам помешало?
– Мне хотелось оглядеться, разобраться, что делается в России. В Москве я работы не нашел. Деньги кончались, жить негде. И тут случайно встретил одного офицера из нашего полка…
– И он предложил вам поговорить с человеком, которому нужны опытные боевые офицеры?
– Да. Положение мое было безвыходное, и я согласился. Однополчанин дал мне адрес: Молочный переулок, дом двенадцать, квартира семь. И пароль. В этой конспиративной квартире для отвода глаз была лечебница. Когда позвонил, дверь открыл санитар в халате. «Вы к доктору?» – спросил он. Я ответил, как научил однополчанин: «Да, меня прислал доктор Попов». «Вам прописали массаж?» – задал следующий вопрос санитар. Я произнес конец пароля: «Нет, электризацию…» Тут же меня проводили в дальнюю угловую комнату, где я и познакомился с руководителем «Союза защиты родины и свободы» Савинковым.
– Что можете о нем сказать?
– Он произвел на меня самое хорошее впечатление, как человек в высшей степени разумный и решительный.
– Чем же, интересно, он подкупил вас?
– До этого, после Октябрьского переворота, мне не приходилось встречаться с людьми своего круга, которые бы не растерялись, не озлобились до глупости, до идиотизма. Этот был уверен в себе, знал, что делать, здраво оценивал обстановку.
– Ну и как же господин Савинков оценивал положение России?
– Он так примерно изложил мне свое понимание событий… Немцы угрожают Петрограду. Старая армия распущена, новой силы для противодействия вторжению нет. Большевики заключили с Германией сепаратный мир, поэтому Россия после победы союзников над немцами теряет право голоса, то есть в результате этой победы ничего не получит. Оставив союзников без поддержки, Россия тем самым затягивает войну, и вместе с этим затрудняется внутреннее устройство…
– «Внутреннее устройство» – это борьба с большевиками? Свержение советской власти?
– Не только, тут много проблем. Но это, пожалуй, главное.
– И что же предложил Савинков?
– Он сказал, что необходимо создать хотя бы небольшую, но надежную и дисциплинированную армию, с которой могли бы считаться и немцы, и союзники. Такой армией и должен был стать «Союз защиты родины и свободы».
– Послушать вас, так Савинков только и думал, как бы спасти Россию от немцев, а не о борьбе с большевиками.
– Мне он показался истинным патриотом.
– Уж если он такой патриот, почему бы ему не встать в ряды защитников Петрограда?
– Савинков предлагал другой путь. И я с его доводами согласился.
– Какие же это доводы, если вы – русский человек – подняли оружие на свой народ?
– Он сказал, что решение о внутреннем устройстве принадлежит всему народу, а не отдельной какой-то партии или какому-либо одному сословию.
– Как же вы думали узнать мнение народа?
– Избранием Учредительного собрания.
– Ну а большевиков вы бы допустили к выборам?
– Савинков считал, что ваша партия прежде должна быть физически уничтожена.
– Вот это уже яснее. А то прячетесь за высокие слова о борьбе с немцами-захватчиками, а на уме совсем другое.
– Для меня главное – честь, слава и прочное благоденствие России!
– А какой видел будущую Россию Савинков? Может, в монархи или диктаторы метил бывший эсер?
– Об этом мы с ним не говорили. Перспектива созыва Учредительного собрания меня вполне устраивала, и я согласился стать членом «Союза».
– Как строилась организация?
– На началах полной конспирации: отделенный знал только взводного, взводный – ротного, ротный – батальонного. Начальник дивизии знал только четырех полковых командиров, полковой командир – четырех батальонных и так далее.
– Чем занимались вы?
– Под моим началом был отряд в десять человек, находившийся в распоряжении руководителя «Союза». Но проявить себя мы не успели.
– Но ведь для чего-то отряд создали?
– Мне кажется – Савинков хотел использовать его для террора. Но конспиративная квартира в Молочном переулке была раскрыта, начались аресты.
– Вам удалось скрыться?
– Тридцатого мая я был у начальника штаба полковника Перхурова. Прибежал врач, содержавший лечебницу в Молочном. От него мы и узнали о провале. Тут же Перхуров позвонил руководителю «Союза». «В больнице эпидемия тифа», – сообщил он условную фразу. «Есть смертельные случаи?» – спросил Савинков. «Умерли все больные», – закончил полковник разговор и повесил трубку. Помню, после этого он сказал нам: «Всё. В Москве „Союз“ больше не существует».
– Вы уехали из Москвы?
– Да, на время. Доктора Перхуров послал в Муром, а меня в Казань. Еще раньше туда хотели перевести штаб «Союза», однако что-то сорвалось. Савинков как-то говорил: для этого нужны деньги, а союзники еще скупились. Но потом с деньгами стало легче.
– Расщедрились союзники? Почему вдруг?