Тогда фотография еще не была массовым увлечением, цветное фото вообще было диковинкой, и я с несказанным удовольствием рассматривала Наташины коллекции открыток. Приходя к Ковалям домой, я забиралась вместе с Наташей на диван, и она доставала свои бесчисленные коробки. Открытки с видами городов остались страстью моей подруги и в зрелом возрасте, с той разницей, что теперь Наташа много фотографирует сама и всякий раз, побывав в каком-нибудь новом для нее месте, снабжает его описание в своем письме ко мне толстым «приложением» из открыток и фотографий.
Любила Наташа также показывать мне отцовские карты, путеводители, обращая всегда мое внимание на то, как сладко и заманчиво звучит название того или иного незнакомого города. Она была просто влюблена в географические карты, а на уроке русской литературы, помнится, особенно проникновенно декламировала полюбившееся ей стихотворение, в котором, как сейчас помню, превозносились «маленькие станции России на пути в большие города». Было у нас с нею и такое развлечение – мы забредали иногда в наше городское головное почтовое отделение, где был переговорный пункт, и, забравшись в свободную кабинку, с упоением читали список телефонных кодов разных государств, замирая от осознания того, что где-то существуют «Эритрея» или «Тобаго».
Проучившись вместе целый год в шестом классе, мы снова расстались, но между нами завязалась интенсивная переписка, которая жива и доныне и которой скоро исполнится вот уже четверть века. Отец Наташи, выйдя в отставку, получил право выбрать город, в котором он хотел бы осесть уже окончательно и, что вполне объяснимо, он выбрал Минск – столицу Белоруссии, где родились и он сам, и мама Наташи, и Наташа. Там же Наташа окончила университет, а затем и аспирантуру по специальности по нашим временам редкой – она стала археологом. Казалось бы, всегда мою детскую подругу влекло к путешествиям, к дальним странам, а как пришло время профессию выбирать, она решила исследовать землю не вширь, а вглубь, забираться в неизведанное не по поверхности нашей удивительной земли, а проникая в ее недра.
И вскоре в Наташиных письмах стали обнаруживаться не только открытки с видами памятных мест, но и фотографии «не-открыточных» развалин старинных замков, ею самой сделанные рисунки и планы раскопок, в которых она участвовала. Влюбленная в историю, она старалась влить в странички, исписанные шариковой ручкой, все свое красноречие, чтобы я смогла хоть немного представить себе поразившие ее места.
Наташа связала свою жизнь с Белоруссией и археологией, сейчас она работает в Академии наук Республики Беларусь, признана серьезным и авторитетным археологом, часто бывает на международных семинарах и конференциях. Мы нечасто виделись в послешкольные годы, однако дома у меня хранится множество альбомов, книг о белорусских замках, специфической городской архитектуре, народных традициях и удивительных переплетениях верований в этой уникальной в своей многоконфессиональности стране.
Стоит ли удивляться после всего того, что я рассказала вам о своей удивительной подруге, открывшей для меня свою горячо любимую родину, что и мы с мужем решили: пора самим познакомиться с Белоруссией, которую ныне официально называют Беларусью. Однако, не желая обременять Наташу, которая в то время работала над солидной монографией, мы решили попросить ее не сопровождать нас в качестве гида в поездке по стране, а лишь помочь нам проложить маршрут.
Собирая материалы для написания книги, я не в силах справиться с желанием все бросить и засесть за письменный стол руководствовалась двумя целями. Во-первых, не могли не возмущать меня высказывания так называемых «мыслителей», стремящихся очернить и святого, и бескорыстных подвижников, поведавших о нем россиянам, и занимающихся распространением литературы о житии и чудесах святого и его целебного изображения. Часто, пробегая глазами материалы сайтов и газетные вырезки, где говорилось о том, какой грех совершает православный христианин, взывая в минуту невыносимых страданий о помощи к католическому святому, я за голову бралась – ведь не дано смертному судить о делах Господних, не дано ему права хуления и принижения святых – избранников Господних! Разве, наделяя святого Шарбеля чудодейственной силой, Господь повелел ему исцелять только католиков? Разве сила святого может быть ограничена какими-то географическими координатами? И разве требует католический святой, исцеляющий и православных, и мусульман, и язычников, и атеистов, от своих «пациентов» обещания переменить конфессию или забыть дорогу в свой привычный храм? Да и как может богобоязненный, истинно верующий человек взять на себя смелость и безрассудную отвагу делить святость на «нашу» и «не нашу»?
В Беларуси во время того судьбоносного путешествия и ждала нас с мужем встреча со святым Шарбелем. Позже мне неоднократно приходилось рассказывать о ней и хорошо знакомым, и впервые увиденным людям. И у всех моих случайных и неслучайных слушателей мой рассказ пробуждал надежду – веру в то, что силы небесные все видят и все знают, что святые не нуждаются в многословных исповедях, что не только физические, но и душевные раны под силу излечить великому врачевателю и целителю святому Шарбелю.
Судьбе было угодно, чтобы несколько месяцев спустя я снова посетила городской поселок Свирь, что под белорусской Сморгонью. На этот раз я ехала одна, чтобы вознести благодарственные молитвы святому Шарбелю, который внял моим горячим просьбам и сотворил для моей судьбы подлинное чудо. Разумеется, прежде всего я навестила свою подругу Наташу, чтобы и ее страстно поблагодарить за то, что, получается, еще много лет назад она явилась в моей жизни предвозвестницей чудесной встречи со святым ливанским отшельником. Разве могла бы я иначе заинтересоваться Белоруссией, разве мне захотелось бы побывать в этой стране, если бы не многочисленные рассказы и приглашения моей подруги?
Мы с Наташей пили чай в ее уютной минской квартире, и я рассказывала ей о том, что муж мой, Алексей, неожиданно получил приглашение от своего друга, крупного физика, который сейчас возглавляет совместную русско-французскую лабораторию, занимающуюся технологическими разработками. Работа подразумевала не только задействование колоссального опыта моего супруга, не только заработок, в два раза превышающий тот, что он имел, но и возможность частых регулярных поездок не только во французский городок Гренобль, где расположена лаборатория, но и практически по всей Европе.
Моя Наташа – человек довольно саркастичного склада ума. Еще бы – ученым свойственно не доверять всему тому, что не подпадает под определение окончательно проверенного факта. И Наташа заулыбалась, слушая мой взволнованный рассказ. Я, было, внутренне насторожилась, – ведь человеку трудно рассказать о чуде, свидетелем которого ты стал. Оказалось, Наташа смеется не над моим повествованием, а над моей наивностью. Я-то уверяла ее, что в России уже хорошо знают о святом Шарбеле, рассказывала, что у нас много всяких газет, чрезвычайно популярных в народе и посвященных народной медицине, приготовлению домашних лечебных снадобий. Рассказывая о сумасшедшей популярности святого Шарбеля в тех местах, куда дошли первые книги и публикации о нем, я говорила Наташе о том, что, наверное, и в Белоруссии скоро заговорят о святом, что не только в поселке Свирь будут так уважительно его почитать.
Наташа звонко рассмеялась и объяснила мне, что я перепутала причину со следствием. Оказывается, белорусам нет никакой нужды получать информацию о святом Шарбеле из наших российских источников, потому что в Белоруссии со святым Шарбелем жили всегда. Здесь, в стране, где почти в каждой деревеньке соседствуют православная церковь и католический костел, а осведомленность в делах «соседней» религии считается признаком культурности и образованности человека, о святом Шарбеле знают так же хорошо, как о Николе-угоднике. И знали, оказывается, всегда! Десятилетиями ездили в Свирь, чтобы опустить в «ящик Шарбеля» свои горячие просьбы и слезы о помощи. А многие специально отправляли родственникам в Россию изображения святого, приобретенные в Свири.
