И здесь следует поговорить об очень важной составляющей христианской веры. Задавались ли вы когда-либо вопросом – в чем преимущество молитв о наших родных и близких в храме? Да и не забываете ли вы прочесть молитву святому Шарбелю, прежде чем приложить его целебное изображение к больному месту или попросить помощи и заступничества? Важно и то, как и где вы ее читаете. Одно дело, когда свалившаяся в приступе ревматизма бабушка бормочет слова молитвы, превозмогая боль. Но иные ведь считают нормальным наскоро пробормотать по книжке молитву святому Шарбелю просто «на сон грядущий», иногда не выпуская из рук чашки с чаем либо пульта телевизора – просто потому, что в семье принято относиться к святому Шарбелю, как к языческому оберегу или как к незримому «семейному врачу», который, хочет не хочет, а все равно станет исполнять свои «обязанности». А потом часто случается так, что «мода» на Шарбеля в семье проходит – вот и получается, что один из самых значительных христианских святых сведен для некоторых «верующих» до уровня травки «золотой ус» или разрекламированного ионизатора воздуха.
Важно понять, что домашняя молитва, как правило, не имеет такой благодатной силы, как молитва, свершающаяся в храме. В храме для совместной молитвы собираются верующие. Потому ваша молитва, обращенная к католическому святому Шарбелю, будет более эффективной и важной, если вы вознесете ее в храме, пусть и православном. Не зря ведь о святом Шарбеле принято говорить уже много десятилетий, как о «святом, примирившем конфессии».
А что до возражений тех, кто считает, что «взаимоотношения» со святым Шарбелем можно ограничить домашним использованием картинок, вырезанных из газеты, то лучшим контраргументом для таких людей могут быть признания тех, кто недоумевает – мол, вся квартира изображениями Шарбеля заставлена, в кошельке ношу с собой, под подушку кладу на ночь – а болею, как и болела. Поверьте, таких признаний тоже приходится выслушивать огромное количество.
И вот еще о чем хотелось бы поговорить. Многие исцеленные люди шлют в редакции изданий, занимающихся освещением традиций народной и нетрадиционной медицины, свои собственные наблюдения, описывают правила, которые они выработали в результате этих наблюдений. Вот, например, такие.
Нужно прикладывать изображение святого к больному месту и держать от получаса до двух часов в зависимости от интенсивности боли. Некоторые закрепляют изображение на больном месте и на время сна.
Мы уже решили с вами, что нехорошо, что это непростительный грех для христианина – обращаться с изображением святого так, как будто это мозольный пластырь. Уж лучше, подержав какое-то время вырезку у больного места, положить или повесить ее на ночь возле постели – не забыв, разумеется, прочесть молитвы, поскольку вы решили прибегнуть к божественной помощи. Снова же, надо вспомнить о том, что все недуги и все горести, все радости и все неожиданные милости посланы нам с неба. И вовсе необязательно, что болезни, недомогания – следствие неправильного образа жизни, пренебрежения к своему здоровью или наказание за некий очень неблаговидный поступок. Хотя что до второго, то может быть и такое. И здесь показательно еще одно письмо.
Марина Воронцова, г. Санкт-Петербург:
«Со мной в жизни случились страшные события, но они привели меня к Богу, поэтому я не знаю, есть ли в жизни человека что-то, что не свыше руководится провидением. Я познакомилась со своим парнем, Максимом, в школе в последнем классе, на дискотеке. Знаете сами, дело молодое, тем более, что выросла я в большом, втором по величине в России городе, где молодежь взрослеет рано и не придерживается старинных заповедей, которым еще немного следуют в отдаленных селах, где все на виду и просто так не решишься на опрометчивый поступок. Мы с Максимом стали близки уже где-то после третьей встречи. Но парень он оказался очень порядочный, следил внимательно, чтобы я не забеременела, говорил, что у нас очень серьезные отношения, но что, пока мы не закончили школу, родителей мы пугать не будем, все же рано школьникам заговаривать о том, чтобы самостоятельно жить гражданским браком, хотя такие примеры мы видели, были у нас знакомые, которые тоже со школьной скамьи начали совместную жизнь. Одним словом, встречались мы два года, даже чуть больше. Но потом Максима призвали в армию. Знаете ли вы, какая это романтика – ждать своего парня из армии, говорить подругам, что не можешь никуда пойти, так как серьезно исполняешь свой долг дождаться его. Мне было 18 лет, и я плохо понимала, какие это разные вещи – первая влюбленность, очарованность первой дружбой, первыми поцелуями и обещание дождаться парня из армии, фактически обет верности на всю жизнь, как в нашем случае. Ведь сразу после армии мы должны были пожениться, потому-то Максим и сделал так – поговорил со своей мамой (отца у них не было), все ей объяснил и сказал, что хочет, чтобы я жила в их доме. Так я перешла жить к матери Максима. Признаюсь, во всем этом я видела лишь возвышенную сторону, очень было приятно чувствовать себя почти замужней взрослой женщиной, в отличие от подруг, которые могли только гадать, что ждет их в жизни дальше. Мать Максима относилась ко мне очень хорошо, ничего здесь не скажу – я и дальше могла заниматься исключительно своими делами, поступила в училище, она даже была против, чтобы я давала ей деньги на ведение хозяйства. Утром, когда я просыпалась, на кухне уже был завтрак. Вечером она не говорила ни слова, когда я приходила позже обычного, засидевшись у подруги, только улыбалась мне и шла разогревать ужин. Перед соседками всегда меня хвалила.
Но дальше случилось так, что я встретила другого человека. И это уже было настоящее чувство. Вначале мне казалось, что я просто увлеклась, «засиделась» дома и что не случится с Максимом ничего страшного, если я буду иногда видеться с Володей. Письма в это время старалась ему писать особенно нежные. А потом, как отсушило – поняла вдруг, что и писать ему мне совсем не хочется, потому что эти отношения стали вынуждать меня лгать, и к телефону мне было тягостно подходить, когда Максиму удавалось позвонить. И вообще, то, что я живу в этом доме, в этой семье, стало мне казаться какой-то ужасной ошибкой. Володя, мой новый друг, тоже говорил, что ему странно видеть мое поведение – ведь я не жена, я не разрушаю брак и что Максим – умный человек и поймет, что он не вправе требовать верности от девушки, с которой он стал встречаться в 16 лет и которую оставил в 18. К тому же Володя, желая, чтобы я переехала жить к нему, напирал на то, что и Максиму, может быть, уже в тягость то, что он так поспешно, по сути, сделал меня своей женой, только что без росписи, убеждал, что Максиму, наверное, после армии захочется получить образование, он ведь был лучшим учеником нашей школы в отличие от меня – я всегда мечтала только о доме, о детях. Одним словом, я однажды, пока не было матери Максима дома, собрала быстро свои вещи и на такси увезла их к Володе. Правда, сказать все как есть я не решилась, написала записку, что устала ждать Максима и что возвращаюсь жить к своим родителям. Со страхом ждала неприятного объяснения, думала, что мать Максима немедленно перезвонит моим родителям и узнает, что я солгала. Теперь я понимаю, что она, наверное, догадываласъ о том, что у меня появился другой человек, но, может быть, как и я, одно время рассчитывала, что вернется ее сын и все образуется.
Максиму я больше не писала. И мать его никогда не видела. С Володей мы поженились, родился сын. Прошло, наверное, года три. И вот однажды я встретила ее на рынке. Теперь понимаю, что неслучайно, она все обо мне знала, следила за мной. Подошла – такая радушная, говорит: «Какое счастье, что увидела тебя, я же так волновалась – ты ушла, ничего не объяснив». Вроде порадовалась, узнав, что у меня все хорошо. И очень стала звать зайти хотя бы ненадолго – говорила, как расстроится Максим, узнав, что она меня увидела и не привела. Я подумала, что давно все уже прошло, нет причины обидеть этих людей нежеланием даже зайти к ним. По дороге она рассказывала мне про успехи Максима – как он учится и уже работает, говорила, что вот-вот и сам придет. На кухне усадила меня за чай. Мне было не по себе, хотелось уйти скорее. А она, поймав мой взгляд, говорит вдруг очень спокойно: «Что ты, Марина, все на дверь смотришь? Боишься, что Максим придет? Не бойся, он не придет. Его нет. Он застрелился, когда ты ушла. Сразу и застрелился. А ты пила не чай, а жабью шкурку. Я тебя прокляла и я давно тебя искала. Теперь ты сама жабой станешь. А теперь можешь идти. И посмотришь, что с тобой дальше будет».
