смотрела на балдахин. Смотрела немигающим, безжизненным взглядом. Ее

губы не шевелились, но оставались полуоткрытыми, словно она вот-вот

скажет то, что еще не произнесла. Я смотрела, затаив дыхание, ожидая, мое

тело напрягалось с каждой секундой. Бесконечные секунды.

Костлявые пальцы легли мне на плечо.

– Миледи, – донесся сверху голос аббата.

Услышав сожаление в его голосе, я вдруг поняла, что мама больше

никогда не заговорит со мной. Никогда больше не посмотрит на меня. И

никогда не скажет мне, что любит меня.

Глава 5

Я села на стул из темного ореха. Глаза и щеки стянуло от высохших

слез, как и сердце. Пышное отпевание закончились, но я оставалась у алтаря, на своем почетном месте и не могла оторвать взгляд от двух гробов. Богатые

серебряные гравюры на них и бархатная отделка, словно насмехаясь надо

мной, напоминали мне о том сокровище, которое я потеряла, о величайшем

сокровище – о моей семье. Канделябры отбрасывали длинные тени на алтарь.

Слабый свет проникал через витражи, купленные отцом для часовни, и

тускло освещал высокий сводчатый потолок и крестообразные гербы церкви.

Мне давно надо было уйти. Немного дворян, бросивших вызов чуме, и

приехавших, чтобы засвидетельствовать свое почтение, ждали в замке

поминального обеда, который устраивался в честь отца и матери. Но я не

могла пошевелиться. Прошедшая неделя стала размытым пятном душевной

боли на фоне подготовки к похоронам. Теперь, когда церемония закончилась, одиночество и пустота, заполнили меня, и я не знала, как я смогу вынести то, что мои родители будут похоронены здесь под часовней, как и положено

дворянам. Это означало конец. Тогда я должна была признаться себе, что они

действительно ушли, что я никогда больше не испытаю их сладкой любви, их

нежных объятий или их восторга от своей единственной дочери. Теперь, к

своему стыду, мне даже стало не хватать их чрезмерной заботы. Я готова

была обещать Богу, что я никогда больше не стану жаловаться на их

навязчивую опеку, если бы он вернул их. В глубине души я понимала, что

они просто так хотели обезопасить меня как можно дольше. Они делали это

от любви, даже вопреки моим желаниям.

– Зачем? – Прошептала я в сотый раз. – Почему они? Почему сейчас?

Но, как и прежде, Бог молчал. Наверное, в молве людей была доля

истины: чума – это божественная кара. Она уничтожила четверть города.

Рассказы о том, что мертвые были собраны в телеги и свалены в братские

могилы, ужаснули меня. Еще хуже были сообщения о том, что десятки детей

потеряли своих отцов и матерей. Эта новость отрезвила меня, заставила

осознать, что я не единственная, кто потерял родителей, что я не

единственная, кто скорбит. Но я понимала, что мой случай не идет, ни в

какое сравнение. У меня был огромный дом, плодородные земли и богатство.

У них не было ничего. У меня было множество слуг, которые заботились обо

мне. А у них не было никого. Многие сироты, скорее всего, будут

выброшены из своих домов на улицы, и будут вынуждены выживать любым

способом. Несмотря всю боль утраты, я не должна была жаловаться – ведь

другим пришлось намного хуже. Я гордилась своими родителями, за то, что

они так благородно пожертвовали своими жизнями, помогая своему народу.

Я слышала истории о том, как мои родители доставляли еду, одежду и

лекарства больным. Они стояли на коленях на земляном полу, ухаживая за

больными и молясь за умирающих, покоряя этим сердца людей. Хотя на

похороны были допущены только представители знати и духовенства, мне

сказали, что крестьяне и ремесленники по всему Эшби проехали много миль, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Они стояли у открытых дверей

часовни, слушали службу и прощались с двумя добросердечными людьми, которые в течение многих лет правили ими честно и справедливо.

– Миледи? – Аббат Фрэнсис Майкл стоял около меня, неслышно

подойдя ко мне своей мягкой походкой. – Я сожалею, что у нас нет более

подходящего места для упокоения ваших родителей.

Ах, если бы им вообще не понадобилось такое место.

– Когда-нибудь, возможно, с вашей помощью, мы это исправим. – Он

оглядел неф1 и вздохнул. – Мы построим собор, достойный ваших родителей

и Божьего жилища.

1 Неф, или корабль (фр. nef, от лат. navis — корабль) — вытянутое помещение, часть интерьера (обычно в

зданиях типа базилики), ограниченное с одной или с обеих продольных сторон рядом колонн или столбов, отделяющих

его от соседних нефов.

Я смогла только молча кивнуть – внутри все болело, чтобы ответить.

Он несколько секунд изучал интерьер, неудовольствие отразилось на его

худом лице, потом он развернул ко мне свое костлявое тело.

– Мы должны идти, миледи. Люди ждут вас.

Я медленно поднялась со стула, и складки моего черного траурного

платья волнами окружили меня. Я подняла руки, чтобы опустить на лицо

полупрозрачную вуаль, но аббат остановил меня прикосновением руки.

– Пусть народ увидит ваше лицо, – сказал он тихо, но твердо. – Они

ждут, чтобы взглянуть на юную леди, которая теперь будет править ими.

Руки послушно опустились, и я попыталась унять дрожь в сердце.

– Да, вы скорбите, – продолжал аббат, – но вы должны показать им, что

сострадательны, сильны и способны руководить ими.

Я с трудом заставила себя осознать смысл его слов.

– Вы правы, святой отец.

Теперь я была их хозяйкой. Мне предстояло утешить их и показать, что

я продолжу милосердное правление моих родителей. Я должна была

защищать их и заботиться о них. И именно я могла произвести наследника, чтобы продолжать эту традицию.

– Вы очень мудры, отец настоятель, – сказала я, благодарная ему за

совет.

Я должна буду найти мужа и поскорее выйти замуж. Это не входило в

мои планы, несмотря на то, что четырнадцать лет для этого не так и рано. Я

знала о некоторых благородных девушках, давших клятву верности уже в

двенадцать лет. После обеда я поговорю с аббатом о своем будущем и о

возможности выйти замуж. Но сомнения одолевали меня. Не слишком рано

было даже думать об этом после смерти родителей? Мое влечение к лорду

Колдуэллу только – только начало зарождаться. Разве простого влечения

достаточно для брака? Конечно, мне нужно было больше времени, чтобы

узнать его, прежде чем принимать такое важное решение.

Неуверенным шагом я двинулась по длинному проходу к притвору2. Из

тени вышел молодой человек и шагнул в проход возле двери, я испуганно

охнула. Вечерний свет падал на него, открывая угловатые черты и теплые

карие глаза лорда Колдуэлла.

Мое удивление моментально сменилось радостью, смешанной со

смущением. Теперь я была рада, что не стала торопиться высказывать аббату

вслух свои мысли о замужестве и лорде Колдуэлле, и решила пока держать

их в тайне.

На похоронах я заметила барона Колдуэлла с его женой и Томасом. Но

такая церемония не подходящее место и время для дружеского общения.

Теперь, когда он стоял передо мной и смотрел на меня с полным сочувствия

взглядом, мне захотелось пролететь по проходу и спрятаться у него на груди.

– Надеюсь, вы не возражаете, что я поджидал вас, – сказал он.

– Я рада.

Внезапное смущение приковала меня к полу. Он сделал шаг ко мне и

остановился.

– Мое сердце разрывается от горя, миледи.

Горло сжало тисками, и я не смогла ничего ответить.

– Все произошло так быстро, – тихо продолжал он. – Кажется, только

вчера мы были все вместе...

Я кивнула, вспоминая неделю до болезни, когда наши семьи были