Они как раз оторвали от Филипа девку, которая повисла у него на шее и не желала отпускать, когда взгляд Кевина остановился на шпиле храма, давшего площади ее название. Он чернел на фоне дебелого тела луны как указующий перст.

— Паперть!

Как Кевин сразу не подумал? Там всегда торчали попрошайки, а эти за всем следили и все подмечали.

Филип кивнул, и они устремились в направлении храма, петляя между прохожими.

Лестница, что вела ко входу в белокаменный храм, была завалена горами мусора. Мусор дергался, словно на ветру, шипел, шуршал и вонял. При их приближении, завыл хором гнусавых голосов, сплетавших божбу с мольбой. Безобразные головы выныривали из груды грязных тряпок, как жабы из зловонного болота.

— Заткнитесь и слушайте! — рявкнул Филип. Он поднял в воздух руку с кошельком, и взгляды, устремленные к ним, вспыхнули голодным блеском. — Кто-нибудь из вас видел здесь молодую девушку, маленького роста, в плаще и белом платье, с очень длинными волосами? Я награжу того, кто скажет мне, куда она пошла. И не вздумайте врать — мы будем искать лжеца по всему городу, коли понадобится, ради удовольствия переломать ему кости.

Сердце Кевина успело сделать четыре удара прежде, чем прозвучал первый ответ.

— Сдается мне, я видел такую девку… В плаще, и волосы длинные, как ты сказал, добрый господин, — прокаркало пугало с верхней ступени.

— Я, я ее видала! — взвизгнуло рядом с ним существо, отдаленно напоминавшее женщину. — Чудная такая девка, млорд!

И тут же ночь наполнили вопли — "Я тоже ее видел", "И я, я!"

— Она направо пошла, во-о-он туды, — пугало ткнуло своей клешнею вправо.

— Брешешь, сучья выблядь! — завизжала та же нищенка. — Ты все продрых! Не туда она ушла, не туда!

Поднялся рык и вой. Нищие поносили друг друга, изобретательно и с чувством, толкались, пихались — вот-вот сцепятся в драке.

Филип трижды хлопнул в ладоши. — Молчать! — Было видно, что он едва сдерживал ярость — и страх. — Ты, — Он указал пальцем на пугало с верхней ступени. — Какого цвета были волосы у этой девушки?

— Волосы… — Попрошайка явно не ожидал такого вопроса. — Дык ведь… ночь же…

— Светлые или темные?!

— Да… — он замялся, и пальцы Кевина сами собою сжались в кулак. — Чернявые, вроде твоих.

— Ага! — торжествовала нищенка рядом. — А вот и светлые! Ничего ты не видал, пьяные твои бельма!

Филип повернулся к Кевину, но тот не нуждался в указаниях. В два прыжка взлетел по лестнице и ударил сверху по морде лжеца. Еще раз. Теперь поганый врун встанет нескоро.

Две тени справа и слева с завидной скоростью растворились в ночи. Остальных удержали то ли алчность, то ли немочи.

Кевин навис над костлявой нищенкой, что угадала цвет волос Офелии, но та не показывала страха.

Настаивала:

— Я видала девку! Я ее сразу приметила — уж больно чудная. Тока теперь припоминаю, плаща-то у ней и не было. Тока эти, волосы, мохнатые такие, и платье, белое, да, как у лэди. Оно конешно, лэди в такой час не шляются. Тока бляди. Бродила тут, бродила, а потом — фью!

Она ее и правда видела! В горле пересохло от волнения.

— Куда она пошла? — голос Филипа резко изменился, в нем зазвучала мольба. — Скажи правду, я дам тебе денег!

— Сперва дай.

Кевин сгреб нищенку за то, что служило ей воротом. — Я выбью тебе остатки зубов.

Узкие губы расползлись, обнажая пустые десны. Ее дыхание пахло как смерть. — Сперва дай.

Пригоршня монет зазвенела по ступеням, избавляя Кевина от необходимости ломать твари нос.

Нищенка бросилась ловить их, одновременно рассказывая: — Да, девка не из обышных, я ее сразу заприметила. А волосы будто пух, огого какие — грошей на тридцать потянут. Хотела она тут подцепить одного, но не заладилось чегой-то у них, разбежались.

— Ты видела, куда она пошла? — нетерпеливо повторил Филип.

— Соврешь — узнаем, — предупредил Кевин. — И найдем.

— Чего мне врать-то? — Она пожала плечами, ссыпая монеты куда-то вглубь рубища. — Как разошлись они с мужиком этим, так никого больше не подцепила. А потом свернула за Дом Рвача, вон тот вот, и все, с концом.

Они переглянулись и побежали. Уже на бегу, Кевин сообразил, что забыл спросить, как давно нищая видела Офелию.

Огибая дом, при свете дня бывший красностенным, он надеялся увидеть впереди низенькую фигурку. Но не тут-то было. Лишь тройка прохожих брела по улице, название которой Кевин забыл. Помнил лишь, что выводит она к Мутной речке.

Добежав до поворота, они разделились — Филип свернул на соседнюю улочку, а Кевин бросился дальше по прямой.

Предполагалось, что они встретятся на набережной, и все же на душе свербило — как бы друг не попал в беду! Кевин был так поглощен опасениями, что россыпь чего-то маленького и белого под ногами заметил чисто случайно. Остановился — мелькнула смутная мысль, что там — жемчуг Офелии. Но когда он пошарил по мостовой рукой, в ней оказалась пригоршня зубов.

В другое время такая находка позабавила бы его, но сейчас кишки свело от дурного предчувствия. На пальцах блестела кровь с камней, не успевшая высохнуть. Слава Богам, Филип выбрал другую дорогу! Ему бы стало совсем погано.

Конечно же, это была лишь пьяная драка — Офелия тут ни при чем! Быстро оглядевшись, он нашел обрывок ткани, к счастью, не белой, кусок палки и обрубок пальца. И как назло, вокруг не было никого, кто мог бы рассказать, что стряслось. Видно, драка распугала прохожих.

Кевин побежал дальше, решив про себя, что Филипу расскажет о находке лишь в крайнем случае.

На берегу Мутной кое-какой народ еще ошивался. У Кевина отлегло от сердца, когда он нашел взглядом стройную фигуру в черном плаще — увы, одинокую.

— Разделимся, — без преамбулы объявил друг, когда Кевин подбежал к нему. Филип как раз закончил терзать вопросами мелкого торговца, распродававшего остатки товара. — Ты беги вправо по берегу, я побегу влево. В Тьмутень она не сунулась бы, так что…

Кевин невольно взглянул на другой берег, туда, куда тянулся хлипкий кривой мостик. Каким-то противоестественным, зловещим спокойствием веяло от пустыря, за которым вырастали ряды двух— и трехэтажных домов. Игра воображения или нечто иное? Налитая гноем луна освещала пустырь ярко, как театральная лампа.

— Я пойду с тобой, — Русло Мутной разведет их далеко друг от друга, в места куда более опасные, чем улицы рядом с дворцом.

— Грасс! — Филип даже топнул ногой от нетерпения. — Мы не можем терять время, неужели не ясно? Это приказ.

Филип привык, чтобы его приказания исполнялись. Что ж, его ожидал сюрприз. — Я сказал, что пойду с тобой, — повторил Кевин спокойно.

Он ожидал разноса, но Филип вдруг прикрыл глаза, и Кевин с испугом заметил, что у него дрожат губы. — Ты был прав, не надо было оставлять ее, — прошептал друг. — В ее день рождения… Ты всегда прав.

— Ты ж не мог знать, что…

Филип отчаянно потряс головой. — В отсутствие отца и дяди, я мужчина в доме — не Бэзил же — и я позволил такому случиться!

— Ты-то в чем виноват… — пробормотал Кевин, не зная, что сказать.

— В том, что я — чертов болван. Не надо было слушать Анейру, она сумасшедшая. Разрезала бы себя на мелкие куски, лишь бы угодить отцу, но отец уже послал бы за Офелией целую армию! А теперь уже слишком поздно! — Он со злобой ударил себя по лбу.

Кевин перехватил его руку, сжал. — Мы найдем ее, — Вот все, что сумел выдавить, вместо успокоительных, мудрых слов. Филип прав, он туп, не умеет даже утешить друга.

В этот момент к ним пришла удача, в подобающем ей обличии шлюхи.

— Вы, мальчики, поосторожнее, — окликнула их девка, улыбаясь и подмигивая. — Эти свиньи в черно-красных плащах сегодня совсем озверели. Нападают на людей, прям спасу от них нет. -

Юбочка, лиф, распущенная шнуровка рубахи… На локте — корзина. Как и другие потаскухи в богатых кварталах, эта делала вид, что торгует цветами. Будто бы сюляпаррцы выбегали из дома на ночь глядя, чтобы в огромных количествах скупать фиалки.