Я что, настолько жуткий? Кевин изобразил светскую снисходительную полуулыбку вроде тех, что часто носил на губах Филип. Мальчишка попятился.

— Грасс, прекрати пугать мальчика, — Филип вздохнул. — Что за ребячество!

— Позвольте мне, — Роули метнулся к щенку-слуге, схватил ценную ношу и отнес Кевину. По дороге успел любовно погладить бочок набитого кошеля. — Благодари его лордство, тварь!

Кевин подкинул награду в руке, прикидывая вес. — Это плата за вашу жизнь? Даже коли там медяки, вы переплатили.

С губ Роули сорвалось возмущенное бульканье. — Позвольте мне, ваше лордство, отпилить его пустую башку! — взмолился он, овладевая вновь даром речи. — Только не тут, ибо какая жалость была б, забрызгай его поганая кровища такой чудесный зал!

— Ну что вы, мой добрый капитан, коли я буду обращать внимание на вяканье каждой шавки… Не бойся, Грасс, там не медяки. Серебро. Столько золота моя жизнь действительно не стоит.

Бросить этот кошель ему под ноги? Или Картмор вообразит тогда, что задел его за живое? Пока он прикидывал, как поступить, момент был упущен. — Что ж, спасибо и на том, — Кевин спрятал награду за пазуху. Это серебро станет неплохой подмогой, если Капитан погонит его после сегодняшнего из Ищеек. Поможет продержаться в городе, пока не придут андаргийцы. — Могли бы прислать со слугой, а не заставлять нас тащиться сюда.

— Во-первых, мне захотелось побольше узнать о вашем отряде. И любезный капитан Роули убедил меня вполне — ваша служба полезна и даже необходима, почти как работа "ночных мастеров". Как утешительно осознавать, что даже такой как ты, Грасс, может приносить пользу, — Филип лучезарно улыбнулся. "Ночные мастера" — что ж, похоже. Что чистить выгребные ямы, что разузнавать грязные секреты городского дна — разница невелика.

— Тогда за каким чертом отвлекаете меня от дела? Дерьмо, знаете ли, само себя не выгребет.

— В прошлую встречу мы не успели побеседовать, — ответил Филип, все так же улыбаясь. Чем больше злился Кевин, тем более невозмутимым выглядел он. — А ведь с тех пор, как ты ээээ… выпал из нашего круга, утекло немало времени. И в твоей жизни, как погляжу, — сочувственно-иронический взгляд сверху вниз, — произошли большие перемены.

— Нам с вами говорить не о чем. Да мне это и не по чину, ваше лордство. — Еще недавно мне тоже так казалось, но, очевидно, кто-то — Господь ли Света, Господь ли Тьмы, — считает по-другому, иначе не заставил бы наши пути пересечься.

Его терпение лопнуло, как перетянутая тетива. — Значит, это был Темный властелин, потому что если ты не оставишь меня в покое, это плохо кончится для нас обоих. Пора бы тебе это знать.

Кевин развернулся и пошел к выходу, не обращая внимания на возмущенные вопли Роули, — но на полпути остановился и решительным шагом вернулся назад.

— Видишь, Грасс, Судьба уже сводит нас снова, — пошутил Филип. — А ведь еще и минуты не прошло!

— Я решил, что раз уж вы заставили меня притащиться сюда, теряя время, я должен сделать хоть что-нибудь толковое. Это ненадолго, — Он начал развязывать мешок. — Я хочу, ваша милость, чтобы вы попробовали опознать одного человека…

VII.

Женщина на портрете смотрела на Ренэ сверху вниз с лукавой, снисходительной усмешкой. Ее белоснежная шея заслуживала эпитета "лебединая", художник с любовью выписал необыкновенной красоты руки, державшие букетик рыже-красных цветов, похожих на маленькие солнца. Единственным недостатком лица, одновременно сильного и нежного, мог считаться слишком узкий рот. С годами он превратился бы в некрасивую безгубую щель, но, конечно, леди Филиппа до этого не дожила. Она умерла молодой, внезапной и загадочной смертью. Картина, без сомнения, была удачной, дама казалась на ней более живой, чем иные из гостей сегодняшнего бала. И все же Ренэ ощущала легкое разочарование. Она давно мечтала взглянуть на портрет женщины, которую называли Прекрасной Филиппой, и ожидала, что та поразит ее красотой прямо таки несравненной. Между тем, за то короткое время, что она провела в столице, Ренэ встретилось немало леди, что могли бы посоревноваться внешностью с покойной женой Лорда-Защитника. Да, у Филиппы был редкий оттенок волос, и кисти такой формы встречались нечасто — если, конечно, художник ей не польстил. Но ведь и сама Ренэ — очень мила, не так ли? Все говорили, что ее большие глаза, синие, как васильки, на редкость хороши. И все же, когда она вошла в зал Роз, полный блестящих кавалеров, по нему не пронесся вздох восхищения, никто не пал на колени, чтобы провозгласить ее новой Первой Красавицей Сюляпарре. Она поймала несколько одобрительных взглядов — но и только.

Возможно, чтобы тебя нарекли Прекрасной, надо быть женой первого человека княжества, подумала Ренэ. Ничего, у нее еще все впереди. Она обратит на себя внимание этого города, пугающего и восхитительного, чего бы это ей ни стоило.

Ренэ решительно тряхнула головой, и тут же с опаской проверила, не растрепалась ли сложная прическа из локонов.

— Вы довольны, любовь моя? — обратился к ней супруг. — Говорят, это прекрасная работа, хотя я, по правде говоря, не слишком в этом разбираюсь. Пол стоял рядом, задумчиво глядя на портрет. В отличие от Ренэ, ему для этого не приходилось задирать голову, уже подернутую сединой. Высокий, статный, прямой как копье, в свои преклонные годы он смотрелся так же браво, как и кавалеры раза в два моложе него.

Ренэ надула губки. — Не такая уж она и необыкновенная красавица, по-моему.

— При дворе встречались леди, что превосходили ее красотой лица и великолепием фигуры, но когда леди Филиппа улыбалась, смотреть хотелось лишь на нее. А улыбалась она часто.

Ренэ взглянула на мужа с некоторым удивлением. В голосе лорда Валенны ей послышалась смесь восхищения и осуждения, а, насколько она успела заметить за краткие недели их брака, сложные чувства были ее супругу несвойственны.

— Когда она смеялась, становилось светлее, и кавалеры слетались, как мотыльки, на огонь ее волос.

— Это почти поэзия, сударь! — поддразнила она его. — А как вам кажется, я на нее чем-нибудь похожа?

Как всегда, когда он улыбался, ото рта и глаз Пола лучиками побежали морщинки. — Благодарение Богам, нет.

Ренэ не поняла его слов — но муж смотрел на нее с нежностью и обожанием, как и следовало, а значит, все было в порядке.

Пол поцеловал ей руку, прежде чем спросить: — Вернемся назад или вы предпочитаете отдохнуть здесь?

Ей хотелось остаться в одиночестве, перевести дух, еще раз посмотреть на портрет. И вернуться в зал Роз одной, без Пола. Может быть, тогда они будут смелее, эти одобрительные взгляды…

Убедить ее галантного супруга уйти оказалось нелегко, но, в конце концов, он решил воспользоваться этой возможностью, чтобы обсудить с Лордом-Защитником какие-то скучные государственные дела, и удалился.

По дороге сюда они прошли через анфиладу великолепных залов: Морскую столовую, где все убранство напоминало о дне морском; столовую Охотничью, с панелями редких пород дерева, шпалерами, изображавшими сцены охоты, и головой вепря-гиганта над входом; Портретный зал, где в золотом плену роскошных рам жили предки Картморов и покойные властители Сюляпарре; зал с ву'умзенскими мотивами, где стояли высокие подсвечники в виде коленопреклоненных черных фигур, а со стен сверкали клыками причудливые звери. Муж рассказывал ей о каждом зале и сообщал его название, хотя угадать было и так немудрено. Полу, простой душе, больше всего нравилась Охотничья столовая, а еще он обещал показать молодой жене коллекцию оружия, выставленную на обозрение где-то на первом этаже. Ренэ с большим интересом изучала убранство дворца, который пыталась мысленно нарисовать себе еще маленькой девочкой.

Помещение, в котором находилась картина, оказалось самым камерным из увиденных ею сегодня, и кроме них с Полом, сюда не дошел ни один из приглашенных. В фигурных подсвечниках горело дюжины четыре свечей, оживляя золото в узоре обитых шелком стен, и все же здесь было довольно сумрачно. Ренэ осмотрела остальные картины — тоже портреты — но они показались ей скучными и лишенными иллюзии жизни. На смешную старомодную одежду было интереснее смотреть, чем на лица. Ей подумалось, что такой прекрасный портрет, как портрет Филиппы, заслуживает висеть там, где его увидит больше людей.