Графиня усмехнулась:

— Если бы после того, как вы полакомились яблоком, стало плохо вам, ваше высочество, я согласилась бы, что это странно. Но плохо стало принцессе. Или между вами есть какая-то связь?

— Да, — подтвердила Амели, — есть. Видите ли, ваше сиятельство, перед тем, как я отправилась на отбор, маги наложили на меня заклятие магического отката. Надеюсь, вы слышали про такое? Мало ли на какие пакости могли решиться охочие до победы соперницы?

Она решила не впутывать в это дело де Тюренна и не назвала его имя. Как решила не говорить и о том, в каком состоянии находится сейчас Констанс.

Моник немного подумала.

— Вы хотите сказать, ваше высочество, что принцесса пострадала из-за того, что пыталась вам навредить? Сработало заклинание, и она оказалась повержена той стрелой, которую пыталась пустить в вас?

Амели похлопала в ладоши.

— Точнее и не скажешь, ваше сиятельство!

— Ну, что же, — не стала спорить графиня, — у меня нет причин вам не доверять. Вполне возможно, всё было именно так, как вы говорите. Но я по-прежнему не понимаю, при чём здесь я?

Амели всё-таки присела в соседнее кресло.

— Я думаю, ваше сиятельство, что именно вы подсказали принцессе эту идею.

— Идею навредить вам? — глаза Моник гневно сверкнули. — Да вы с ума сошли! Ничего более неправдоподобного я никогда не слышала! Если вы не перестанете распускать эти слухи, я пожалуюсь герцогу Ламанскому.

Амели и сама понимала, насколько шатки ее обвинения. Но была не намерена отступать.

— А вас не интересует, ваше сиятельство, как я пришла к таким выводам? Позвольте, я всё-таки расскажу. Первое, что мне показалось странным — ваш разговор с Элинор вчера в саду. Всё то время, что мы находимся во дворце, вы либо игнорировали виконтессу, либо высмеивали ее. С чего бы вдруг вы решили поддержать ее перед очередным испытанием? Возможно, вы просто хотели увести ее подальше — чтобы дать возможность Констанс пообщаться со мной наедине?

Графиня хмыкнула:

— Вы замечательно рассказываете, ваше высочество. Прошу вас, продолжайте!

— Второе, что меня насторожило — это безумство принцессы. Никак иначе то, что сделала она, и не назовешь. Она была явной фавориткой этого отбора. Думаю, если бы она дошла до финального испытания, принц Армэль выбрал бы ее.

— Вот именно, — подчеркнула Моник, — если бы дошла.

— Да, — согласилась Амели, — она могла испугаться испытания в пруду и пойти на этот поступок именно из страха. Но те, кто знает принцессу достаточно хорошо, говорят, что она не лишена доброты и благородства, что совсем не вяжется с тем, что она совершила. И я подумала — а может быть, нашелся кто-то, достаточно умный и расчетливый, кто подговорил ее применить магию против соперницы?

— И вы решили, что это я? — расхохоталась графиня. — Право же, вы мне льстите. Вы сами сказали — это слишком большой риск. Если бы кто-нибудь узнал об этом, меня бы тоже выгнали с отбора. И если бы я хотела избавиться от вас, зачем я стала бы впутывать в это Констанс?

Держалась она довольно уверенно.

— Вы хотели избавиться от нас обеих. Я, отведав яблока, погрузилась бы в сон, а маги по магическому следу обнаружили бы, что этому поспособствовала принцесса. А значит, ее бы тоже отстранили от отбора.

Теперь в ладоши похлопала графиня.

— Браво, ваше высочество! Давно не слышала таких интересных историй. Но есть ли у вас что-то, кроме ваших предположений?

— Нет, — признала Амели. — Но в Анагории есть кристалл правды, который позволяет вывести обманщиков на чистую воду. Уверена, герцог Ламанский не откажется использовать его для вашей проверки.

Если графиня и напряглась, то внешне это было не заметно.

— Глупости, ваше высочество! Я знаю про этот кристалл. Но его использование отнимает слишком много магической энергии, что ослабляет защиту не только королевского дворца, но и целой страны. Герцог не согласится использовать его только из-за ваших бредовых идей. Хотя если всё-таки согласится, то, пожалуйста, я готова на это пойти — мне нечего скрывать.

Амели судорожно пыталась сообразить — следует ли признать поражение и, извинившись, ретироваться, или всё-таки сделать еще одну попытку? Проголосовала за второй вариант.

— Да, возможно, герцог Ламанский не послушает меня. Но уверена, отец Констанс, король Лабрадении, отнесется к моим словам с куда большим вниманием. Я расскажу ему то же самое, что рассказала вам, а уж он найдет способ настоять на использовании кристалла правды.

А вот теперь Моник побледнела.

— Ну, так что же, ваше сиятельство, поговорим откровенно здесь и сейчас или привлечем к этому других слушателей?

— Что вы хотите? — со злостью спросила графиня.

— Всего лишь правды. Обещаю, наш разговор останется между нами — если, разумеется, вы дадите мне слово, что больше не станете мне вредить.

— Слово? — рявкнула Моник. — Неужели вы готовы верить моему слову? Впрочем, какая разница? Вы хотите правду — извольте! Да, это я подговорила Констанс подсунуть вам заколдованное яблоко. Глупенькая, она даже не подумала про возможный магический откат. А я подумала! Вы правы — я не готова была рисковать. Знали бы вы, каких трудов стоило мне убедить ее применить магию. Она согласилась только после того, как я показала ей, что вы выходили из своих апартаментов ночью — несомненно, бегали на свидание к принцу. С кем еще вы рискнули бы встречаться во дворце? Она так расстроилась, бедняжка. Вот уж действительно, любовь лишает человека разума. Я убедила ее, что вы играете не по правилам, а значит, и она может тоже нарушить их.

— И вам было совсем не жаль ее?

— Жаль? — изумилась графиня. — А с чего бы мне ее жалеть? Она понравилась принцу с первого взгляда. Это трудно было не заметить. С того самого бала отбор стал простой формальностью. Но я не привыкла отступать! У Констанс с самого рождения было всё самое лучшее — наряды, кареты, поклонники. Она — законная дочь короля. А что было у меня, приблуды? Мой отец отослал мою мать из дворца в провинцию, как только узнал, что она ждет ребенка. Я выросла в нищете, всеми презираемая. Мой отец не собирался признавать меня.

— Но как же так? — растерялась Амели. — Вы же участвуете сейчас в отборе как дочь короля Каринии? Значит, он всё-таки вас признал?

Моник горько рассмеялась.

— Я благодарна его величеству только за то, что получила от него магические способности. Со мной не занимались придворные маги, я училась всему сама. И я развила их до такой степени, что обо мне заговорили по всей Каринии. Вот тогда-то мой папочка и вспомнил обо мне — я оказалась самой способной из его детей, и он решил, что ему будет выгодно держать меня под присмотром. А к тому времени, как объявили отбор невест для принца Армэля, мои старшие сестры были уже замужем и не могли принять в нём участие. А папочке захотелось породниться с будущим королем Анагории. Тогда-то он и пожаловал мне титул графини. Сначала я хотела отказаться — взыграла гордость. А потом подумала, что это — единственный шанс стать не то, что принцессой, а королевой. Тогда уже те, кто презирал меня во дворце моего отца, не смогли бы смотреть на меня свысока. Впрочем, вам этого не понять!

На глазах графини появились слёзы, но она тут же встряхнула головой, отгоняя невеселые воспоминания.

— Да это и не важно! Важно лишь то, что я не намерена уступать вам победу. Ни вам, ни Констанс, ни этой жалкой виконтессе!

— Элинор вы тоже собирались устроить какую-нибудь гадость? — Амели задала этот вопрос, чтобы развеять уже проснувшуюся в ней жалость к сопернице.

И та ее не разочаровала:

— Элинор? Ха-ха! Да эта глупышка не стоит ни малейшего внимания! Ее пригласили на отбор лишь из уважения к ее дядюшке. Да, род де Тюреннов достаточно знатен и знаменит своей магией. Но ее отец был провинциальным дворянином без выдающихся способностей. У нее нет ни ума, ни красоты. Разве такой должна быть королева Анагории? Уверена, на балу принц Армэль танцевал с ней только из вежливости.