Молодой, беззаботный и амбициозный. Вот что он искал. Не удивительно, что они были обречены. Все, чего она хотела в течение того года, это он.

— Замолчи, или я уйду. Я хочу это. Черт возьми, возможно, я даже нуждаюсь в этом, но я больше не могу играть с тобой в эти игры.

Он зарычал ей на ухо, и она оказалась в его руках, прижатая к груди. Словно она ничего не весила. Как будто она была какой-то малюткой, с которой он мог играть, как хочет.

Он пересек комнату и подошел к дивану, где на протяжении многих лет рассиживались президенты и мировые лидеры. Роман бросил ее на этот предмет антиквариата и устроился между ног, словно генерал, одержавший победу.

Положив руки ей на колени, он медленно раздвинул бедра, наблюдая, как ее юбка скользит вверх.

— Это не игра. В этот раз никаких игр.

Но с Романом все было игрой. Даже когда он не знал, что играет, всегда были возможности, которые нужно проанализировать, ходы, которые следует рассмотреть и предпринять. Даже зная об этом, она не могла отвергнуть его, не тогда, когда он был так близко. Не тогда, когда последние несколько месяцев были лишены радости или удовольствия. Она потеряла Мэда, и теперь у нее было так много вопросов о Заке. Ей придется допросить его, естественно незаметно.

В какой-то момент ей придется задать Роману вопросы о его лучшем друге. Но не сегодня. Сейчас ей хотелось верить, что это отвратительная ошибка, и Роман был именно тем благородным, если не сказать сложным, мужчиной, как она всегда и думала. Что он был сильным и безжалостным, но чертовски верным. Человек, который никогда не навредит своей стране… или другу детства.

— Я сказала, что не хочу говорить. — Иначе, она не сможет притворяться. Если они продолжат говорить, ей придется вспомнить, зачем она приехала в Лондон. И ей придется сбежать от этого короткого мгновения наслаждения.

— Тогда я должен чем-то занять свой рот, не так ли? — Когда он одарил ее кривой улыбкой, его руки скользили дальше по бедрам, посылая дрожь по ее телу.

— Да, — выдохнула она.

Он смотрел на ее грудь. Его челюсть сжалась, а глаза потемнели от желания. Тина чувствовала, как в груди колотится сердце. Каждый дюйм ее кожи оживал, пока он двигался с медленной, решительной грацией.

Она не могла отвести взгляд и едва могла дышать. Она лежала наполовину обнажённая перед единственным мужчиной, которого когда-либо любила, и он был так близок к тому, чтобы прикоснуться к ней там, где она больше всего в нем нуждалась.

— Ты должна сказать мне, что делать, Августина. Если ты не хочешь, чтобы я разговаривал, чем мне занять свой рот?

Она ненавидела свое полное имя. Оно звучало так, словно она героиня какого-то викторианского романа. И все же, когда Роман произнёс его своим глубоким, порочным голосом, ей это нравилось. В его устах ее имя звучало как имя сексуальной и желанной истинной женщины.

— Ты знаешь, чего я хочу. — Она хотел, чтобы он облизывал, сосал ее изнывающую плоть. Чтобы она забыла обо всем, кроме этого мужчины и удовольствия, которое они могли разделить.

— Я могу сделать вот так. — Он наклонился и легко поцеловал ее колено. — Здесь?

Вот ублюдок.

— Нет.

— Какая требовательная. Я должен был догадаться. Мне приходит на ум несколько мест, где я мог бы использовать свой рот. — Он наклонился ближе, упираясь руками по обе стороны от нее и нависая над ней.

Затем он взял ее сосок в рот, и Тина еле сдержала крик. Его язык кружил вокруг чувствительной вершинки, пока он прижал ее к подушкам дивана. Он сжал ее кончиками зубов. Она ахнула, ее тело мгновенно вспыхнуло. Боже, она уже была мокрой, как будто между ее соском и ее киской была прямая зависимость. Каждое посасывание, лизание и взмах его языка заставляли ее истекать от желания.

— Это хорошее занятие для моего рта. — Он поцелуями проложил путь к другой груди, уделяя ей такое же щедрое внимание. — Я уверен, что для рук мы тоже можем найти применение. Скажи мне, где я должен потрогать тебя, Августина.

Она подняла к нему бедра, стоная в поисках облегчения, которое ей мог подарить лишь он.

— Прикоснись к моей киске, Роман. Пососи соски, пока будешь трахать меня пальцами.

— Боже, у тебя чертовски грязный рот. — Он на мгновение наклонился, чтобы накрыть ее губы своими. Его поцелуй сказал ей, что он обожает ее рот, в том числе то, какой он грязный.

Он ласкал ее языком. Она откинулась назад, утопая в ощущениях, когда он переместился в сторону и скользнул рукой между ног. Он осторожно прикусил ее нижнюю губу, одновременно облизывая ее, и запустил пальцы под край крошечных трусиков танга.

Тина не могла пошевелиться. Роман прижал ее ноги к своему большому телу. Ее руки оказались в западне, стянутые рукавами платья. Он связал ее так аккуратно, словно это была веревка.

— Я хочу прикоснуться к тебе.

— Ты прикасаешься, — прошептал он. — Твои губы касаются моих. Дай мне снова попробовать твой язык.

Она открыла рот, упиваясь им. Этого было недостаточно.

— Я хочу коснуться тебя руками. Я хочу прикасаться к тебе так, как ты прикасаешься ко мне.

Он прижал клитор подушечкой пальца.

— Позже. Если ты коснешься меня сейчас, я могу кончить на твою руку, и я не так представляю себе конец этого вечера. Скажи мне, что ты не хочешь этого.

Он потер клитор, пальцы двигались по чувствительному комочку с легкостью, потому что она была влажнее, чем когда-либо. Он просунул палец внутрь нее, дразня внутренние стеночки, в то время как большой палец на клиторе проделывал ужасные, разрушительные для ее самообладания вещи.

— Ты знаешь, что хочу. — Она не могла лгать об этом. Позже она сможет найти какое-нибудь оправдание. Например, что она целую вечность не занималась сексом. Но сейчас она не могла его отвергнуть. — Ты дашь мне это, Роман?

Она не просто хотела этого. Она нуждалась в этом, должна была получить это. Если сейчас он отстранится, она закричит от отчаяния. Она может сойти с ума.

— Черт, да. Я дам это тебе. А потом ты дашь кое-что мне. — Он снова поцеловал ее, их губы слились в горячем танце.

С идеальной точностью он передвинул руку. Добавил еще один палец, глубоко вонзив их и согнув, чтобы найти заветную точку. Он надавил на клитор. Ее пронзили острые ощущения. Тина не могла отдышаться. Боже, она полжизни ждала этого — его. И пока он настойчиво потирал, молча требуя, чтобы она отдалась наслаждению, она ничего не могла сделать, кроме как закрыть глаза, поддаться к нему навстречу и шагнуть через край.

Тина позволила оргазму пронестись по ней. Ее тело пульсировало. Она прикусила губу, чтобы не заплакать, когда освобождение настигло ее, поражая, уничтожая.

Это было именно то, что ей нужно. Не просто секс, а подавляющее доминирование, которое привносил в постель Роман. Ей не нужно было думать, просто подчиняться. Никто в мире не мог дать ей этого. В постели других лидером всегда была она. На работе Тина никогда бы не подумала о том, чтобы уступить Роману, но в его объятиях? Здесь она могла просто расслабиться и насладиться теми ощущениями, которые он дарил ей. Все, что она должна была сделать взамен, это дать ему все, что он хотел.

Она была более, чем готова.

— Черт, Августина. В тебе так хорошо. Ты чертовски горячая. Великолепная. Взгляни на себя, — прошептал он. — Дай мне больше. Дай мне то, что я хочу. Кричи для меня всю ночь.

Ей было слишком хорошо, чтобы отвечать, а тем более спорить. Она не собиралась отсылать его в постель одного, не тогда, когда знала, что могла провести с ним ночь. Его пальцы подарили ей облегчение, но она знала, что эта кульминация не сравнится с наслаждением, до которого ее мог довести его восхитительный член. Ей не терпелось провести остаток ночи под ним, пока его тело будет двигаться над ней, сливаясь с ее также, как много лет назад.

— Хорошо, Роман. Ты знаешь, что я могу.

— Хорошо, — медленно проговорил он, его рука все еще нежно ласкала ее покалывающие местечки, создавая приятные пульсации. — Больше не разговаривай с этим агентом секретной службы. Скажи мне, что ты будешь держаться от него подальше, и позаботишься, чтобы Лиз не попала в неприятности.