— Так-то! — воскликнул разгневанный Турпен. — Карл наш сеньор, он нам и честь, и защита, а твоя поганая брехня рассмешит и французского отрока. Всех ваших трусов ждет та же участь. Смелее, друзья!
Тогда бросился вперед Мальприм, тот самый сарацинский вельможа, что славился быстрым бегом и ловкостью. Щит его украшало хрустальное навершье, чтобы отражать стрелы и копья. Легкая кольчуга с двойной подкладкой прикрывала его верткое, подвижное тело. Длинный меч Мальприма не знал поражений, ни разу не подвел он своего владельца. Помнит Малытрим, что сказал Марсилию — мол, всю жизнь будет рыдать Карл по своему племяннику. Бросился он к Роланду, но наперерез ему выступил граф Эмери Нарбоннский. На тяжелом копье графа, под лезвием наконечника, сверкал на солнце стопор, кованный в виде цветка лилии. Ни у кого из франков нет такого красивого копья — даже на копье Роланда был всего лишь простой султан из перьев, не позволявший острию войти слишком глубоко в тело неприятеля, дабы не застрять в костях, раздробленных метким и мощным ударом.
Вскинул юный Эмери свое славное копье, разбил хрустальное навершье на щите Мальприма, а сам щит лопнул, как пустая тыква, и разлетелся на куски. Конец копья проник через доспехи — и свалился сарацин мертвым. Выдернул Эмери копье из павшего и бросился в сечу.
Под стать собрату оказался и славный граф Жерье: схватился он с гордым и отважным эмиром из Балагета, прямо в живот направил ему свое копье и сбросил на землю бездыханным.
— Вот бой так бой! — весело воскликнул Оливье, увидев, как Жерье расправился с эмиром.
Альмасор из Морианы налетел на герцога Жерена, но тот вовремя увернулся от коварного копья альмасора и, на горе маврам, сшиб его с коня ответным ударом.
— Отлично, герцог! — крикнул Турпен, отбиваясь от язычников.
То тут, то там вспыхивают на поле брани неистовые поединки. Ободренные первыми победами, крушат франки сарацинские полки. Ансеис на ходу проткнул копьем противника, гасконец Аселен разрубил надвое сарацинского пэра, удалец Самсон — другого. Каждый из франков нашел себе достойного противника, никто не дрогнул и не отступил. Только и слышно, как перекликаются друг с другом отважные бароны.
— Вот это удар! — кричит один.
— Вы просто силач, сударь! — кричит другой.
— Берегитесь, Ивон! — предостерегает третий.
— Спасибо, Жерар! — благодарит четвертый.
Плечом к плечу теснят франки сарацинских вельмож: вот уже из двенадцати языческих пэров только двое еще в живых — самые отчаянные, самые дерзкие мавры.
Один из них, Маргарис, красавец витязь, могучий и проворный, пустил своего коня прямо на графа Оливье. Близ золотого навершья пробил он его щит, скользнуло копье вдоль бедра рыцаря, но, слава Богу, не задело тела, — усидел граф в седле. А Маргарис пролетел во весь опор мимо него, затрубил в рог, стал скликать воинство на новую атаку.
Второй, Шернобль, не отстает от Роланда: где тот рубится, туда и язычник стремится, старается своим копьем достать могучего франка. Пятнадцать копий уже сменил Роланд — последнее копье выбил у него из руки силач Шернобль. Тут-то и взялся наконец Роланд за свой добрый меч Дюрандаль. Издали приметен шлем сарацинского пэра, украшенный драгоценными камнями. Пустил Роланд галопом скакуна Вельянтифа и, обеими руками подняв над головой Дюрандаль, обрушил на драгоценный басурманский шлем такой удар, что рассек надвое не только рыцаря, но и его коня.
— Зря ты сюда пришел! — в гневе крикнул граф. — И Магомет тебе не помог!
Между тем Оливье снова сошелся с Маргарисом, несется на того вскачь, а у самого в руках не копье, а лишь обломок древка.
— Граф, вы сошли с ума! — кричит ему вслед Роланд. — Здесь не жердью должно воевать, а железом. Где ваш меч, друг мой? Где ваш Альтеклер?
— Не беспокойтесь, граф! — отвечал Оливье. — Здесь мой меч, в ножнах. Недосуг мне было его достать, но теперь никто не избежит его острия!
Выхватил Оливье Альтеклер, и его сияние было последним, что увидел на этом свете отважный Маргарис.
— Брат мой, вот это удар! — восхитился Роланд, видя, как язычник и его конь рухнули на землю, подобно срубленному дереву.
До чего быстр у Оливье скакун, недаром он зовется Пассесерфом — Перегоняющим Оленя! А меч его Альтеклер древен, как мир. Когда-то принадлежал он римскому императору Клозамонту, потом достался отцу Карла Великого королю Пипину. Побывал он и у римского папы, и у многих достойных баронов. И те, кто шли с Альтеклером на бой, выходили из него с победой.
Три великих меча на одном поле брани встретились с сарацинским войском: Дюрандаль Роланда, Альтеклер Оливье и грозный меч архиепископа Турпена Альмас — Святая Секира. Кто бы глянул, как рубят эти мечи, как громоздят они одного мертвеца на другого, как не отстают друг от друга их отважные владельцы!
— Лихо бьемся! — кричит Турпен.
— С нами Карлово знамя! — кричит Оливье.
— Монжуа! — кричит Роланд.
Все жарче битва, все яростнее сражаются французы и мавры. Одни разят, другие отражают удары. Сколько поломано копий, сколько значков и знамен порвано в клочья, сколько крови пролито! В цвете лет погибают молодые франки — не увидеть им ни жен, ни матерей, не обнять больше друга, не приветствовать своего короля.
Две бури гремят над землей: одна в Ронсевальской долине, на бранном поле; другая буря завывает и грохочет над всею Францией. От северных нормандских скал до южных лесов, от бретонских пустошей до альпийских лугов засвистел ураган, низвергнулся на землю ливень. Там — хлещет град величиной с куриное яйцо. Там — в небесах сверкают молнии и колеблется земля от неслыханного грома. Нет крепости, где бы не трещали от ветра стены, нет деревни, где бы не вспыхивали от молний соломенные крыши. Всех, кто это видит, объемлет страх. Все кричат: «Настал конец света!..» Нет, ошибаются испуганные французы — то не Судный день настал, то скорбит весь Божий мир, предчувствуя гибель могучего Роланда.
Между тем наступают французы и бьют врагов без промаха. Сотни, тысячи неверных нашли смерть у входа в Ронсевальское ущелье. Было их сто тысяч, а осталось всего двое израненных бойцов: еле-еле спаслись они бегством, бросились в лагерь короля Марсилия — рассказать о великой потере, о гибели сарацинских пэров, о знатных мечах и быстрых скакунах бесстрашных франков.
Получили французы передышку, разбрелись по долине, ищут своих собратьев в грудах мертвецов. Кто отыскал павшего друга — не может сдержать слез, кто соединился с живым товарищем — благодарит небо.
— Бесстрашен наш народ! — воскликнул архиепископ Турпен французским пэрам, собравшимся на высоком холме. — Нет ему равных в бранном деле!
На ратном поле — тишь, покой,
Но впереди — смертельный бой.
И мы рассказ продолжим свой,
Аой!
ИСТОРИЯ ПЯТАЯ
«Сам я не трус и трусов не терплю!» — История Гроссаля. — Адская Бездна и Святая Секира. — Пятый бой. — Три призыва к Оливье. — «Мало быть смелым, надо быть и разумным». — Последнее предательство Ганелона. — Ответ Олифану. — Рука Марсилия и копье альгалифа. — Смерть Оливье. — Король возвращается. — Бегство арабов. — Благословение Турпена. — Прощание с Дюрандалем.
есстрашен наш народ! — повторил Турпен, и эхо разнесло по Ронсевальской долине его громкие и гордые слова.