— Сын мой, — позвал Эмери Гильома, — постигло нас несчастье: окружена Нарбонна врагами, должны мы помочь вашей матери, или вовек не увидеть нам ее живою!

— Хвала Творцу! — вскричал Гильом. — Вот нам и испытание.

— Отпустите нас, государь, в Нарбонну, — обратился граф Эмери к Карлу, — дайте нам двадцать тысяч войска, и мы разгромим нехристей!

Сошлись на зов императора знатные рыцари и сыновья родовитых вассалов, и сказал им Гильом:

— Сеньоры! Если будет к нам милостив Вседержитель, если освободим мы Нарбонну, каждого из вас осыплю я несчетным богатством, но дороже казны — служба королю и подмога друг другу!

Вскоре седобородый граф Эмери и Гильом Железная Рука выехали во главе двадцатитысячной рати из королевского дворца. И, провожая их в путь, сказал император Гильому:

— Долго уже я живу на белом свете, пора подумать и о покое. Жаль, что молод мой сын Людовик, минет ему на Пасху только тринадцать лет. Хочу завещать я ему корону, да не знаю, будет ли он угоден моим вельможам и знати. Одна надежда на вас, Гильом: станьте ему опорой, защитите его от недругов!

— Не тревожьтесь понапрасну, государь, — отвечал Гильом. — Дайте только разделаться с басурманами, и вернусь я в Париж. И коль найдется тот, что дерзнет хоть словом поперечить вам или Людовику, спознается недруг со мной и Дюрандалем!

Обнял Карл Великий Гильома и сердечно с ним распрощался.

Как ни долог был путь, но быстры кони и нетерпеливы французские рыцари. Вот уже всего три лье осталось до моря, до стен родной Нарбонны. Сжалось у Гильома сердце, когда он увидел отчий край, разоренный войной, руины вместо замков, золу вместо церквей.

— Нет, — сказал он отцу, — не будет пощады сарацинам, за все расплатится сполна проклятый Тибо Арабский!

Вскоре показались башни города, окруженного многочисленным мавританским войском. Не стал Гильом раздумывать и сразу двинул в бой французов. Растерялись недруги при таком внезапном нападении — а французам того и надо: на полном скаку ворвались они в стан неприятеля, и завязалась битва — под стать многим великим сражениям того сурового времени.

«Как бесстрашны мои воины! — с гордостью подумал Гильом. — Такой день мне милей всех испанских богатств и сокровищ! Встретиться бы только с Тибо — узнал бы он силу Дюрандаля, забыл бы и Оранж, и прекрасную Орабль!»

А Тибо Арабский уже гарцует в самой гуще сечи: надежна его броня, крепок шлем, резв персидский жеребец, а из-под ремешков, что позади седла, торчат ножи, дротики, стрелы — непросто сладить с таким воином! Увидел Гильом столь знатного бойца, бросился ему навстречу и закричал насмешливо:

— Эй, неверный, как тебя зовут? Хочу узнать я имя того, чья голова покатится сейчас по траве!

— До вечера узнаешь, — ответил тот, — если, конечно, успеешь: ведь твоя голова, юнец, покатится впереди моей!

— Вот как? — рассмеялся Гильом. — К чему тебе столько ножей, и стрел, и дротов? Или ты приберег для меня такие трофеи?

— Спятил ты, юнец! — воскликнул Тибо. — Тебе ли угрожать нам разгромом? Уймись, покуда я не вынул свой меч!

— Вот это речь бойца! — обрадовался Гильом. — И не думай делать мне скидку на возраст!

— Запомни, мальчишка, что зовут меня Тибо Арабским, я сарацинский король, и не тебе со мной тягаться!

— И ты запомни, король, — ответил француз, — зовут меня Гильомом, и отец мне — Эмери Нарбоннский. Зря ты пришел под Нарбонну. Лучше забудь Оранж, не мечтай увидеться с принцессой Орабль, и, коль свела нас судьба, я бросаю тебе вызов!

— А я тебе! — вскричал Тибо. — Наконец-то я сведу с тобой счеты, никогда не увидишь ты Оранж и красавицу Орабль!

Пришпорили они коней, ударили копьями друг друга в щиты, раскололи их навершья, но, не причинив противнику вреда, проскакали дальше. Свиреп и могуч Тибо — под стать ему и юный Гильом. Со второго удара пробил он вражий щит, рассек на Тибо кольчугу и воткнул копье в грудь сарацинского короля. Думал Гильом, что свалит противника наземь, — но не тут-то было! Даже не качнулся в седле король, только почувствовал, что ранен, и уронил на землю свой штандарт.

Никогда еще не получал король такой раны — испугался он собственной крови и пустился наутек. Устремились за ним сарацины, бросились на берег, где ждали их суда, — и кто успел, отчалил в море. С позором отвалил от берега вражий флот, увозя за горизонт нечестивцев и их раненого короля.

Вот был праздник в Нарбонне! Три дня и три ночи пировали горожане, и старый граф Эмери не мог наглядеться на своих бравых сыновей и красавицу Эрменгарду.

Но прошло время, и стал снаряжать Эмери Нарбоннский сыновей в дальнюю дорогу. Бернара отправил в далекий северный Брабант, Гарена — в Баварию, рыжего Эрнальта — в Кастилию. Женились братья на тамошних принцессах и стали служить императору Карлу верой и правдой. А Гильом, прихватив с собой двух младших братьев, Аймера и Бева, вернулся в Париж. И думать не думал храбрец, какие испытания готовит ему коварная судьба.

ИСТОРИЯ ДЕСЯТАЯ

Заветы Карла. — Рим. — Паломник или воин? — У короля Галафра. — Эмир Корсольт. — «Плохи наши дела…» Перед поединком. — Алион. — Льгота. — «Смелее, граф!» — Гибель Пятнистого. — Последний удар. — Гильом Короткий Нос. — Уловка Галафра. — Дочь короля Гефье. — Смертный конец и случайный венец.

одошел срок — и почувствовал император Карл, что стал стареть и слабеть и не может управлять своей огромной страной как прежде. Ведь тот, кто владеет короной Франции, должен быть могуч душой и телом, чтобы воздавать по заслугам каждому — и другу, и врагу.

В один прекрасный день созвал он в дворцовую капеллу свою знать — баронов, верных рыцарей, вассальных королей, собрались епископы и аббаты, и при всех сказал Карл Великий, что не в силах он дольше занимать престол и хочет передать корону своему сыну Людовику.

— Корона — ваша, — молвил он своему отпрыску, — однако при одном условии: если вы не будете совершать подлой измены, если будете любить нашу милую Францию и чтить ее героев. Если так вы станете править — владейте престолом. А коли нет — даже и не трогайте корону.

Смутился юный Людовик, потупился, а король продолжал:

— Если вы не будете отнимать у сирот последний клочок земли или вымогать последний денарий у вдов, если бедняки будут видеть в вас оплот, а гордецы будут вас бояться, если так вы станете править — берите корону. А коли нет — даже и не трогайте ее.

Испугался Людовик, не двигается с места: всего-то ему от роду пятнадцать лет, не слишком ли тяжела окажется ему желанная корона? А король продолжал:

— Если не будете вы миловать обидчика, если не будете отступать перед врагом, если сможете собрать войско вдвое больше моего, укрепить мои владения и завоевать новые, если так вы станете править — примите корону. А коли нет — забудьте о ней отныне.

— Отец, — наконец сказал Людовик, — справедливы ваши слова, но прошу вас об одном: пока не научусь я владеть мечом, как настоящий рыцарь, разрешите отдать земли и престол под охрану первого из ваших бойцов.

— Что ж, — задумался король, — не годятся вам в советники ни сын стражника, ни сын судьи. Не будет вам лучшей опоры, чем сын моего старого барона, прославленного Эмери Нарбоннского. Вот на кого можно положиться: Гильом — лучший мой рыцарь, его старший брат Бернар — отважный боец, а сын Бернара — Бертран станет вам другом и наперсником.