Галина Степановна зашла в учительскую, и все ахнули. Ярко-розовое платье с широким черным кожаным поясом и лодочки на тончайшей шпильке произвели фурор. Физик Антон Геннадьевич, не в силах вынести яркой и вопиюще – модной красоты девушки, артистично закрыл лицо руками. Школьные дамы заметно погрустнели. Татьяна Александровна, историк и школьный завуч, первой «сделала лицо».
– Галочка, какое прелестное у вас платье! Как оно вам к лицу! Хоть сейчас на обложку. Вы очаровательны.
– «Где мои 17 лет?» – процитировал Высоцкого Антон Геннадьевич, галантно поклонившись.
Галина Степановна снисходительно слушала эти похвалы. Она знала, что хороша: высокая, статная, с ярко выраженными женскими прелестями, тонкими руками и точеными щиколотками. Хорошо подобранная косметика подчеркивала привлекательную молодость. В коридорах школы она тоже оказалась в центре внимания: девочки завистливо вздыхали, а мальчики услужливо расступались. У дверей ее кабинета толпились родители и ученики.
– Здравствуйте, Галина Степановна! От лица родительского комитета 5А класса разрешите поздравить вас с Днем учителя. Позвольте вручить вам букет и маленький подарок.
Галя заглянула пакет. «Шанель № 5». Это был триумф. Она счастливо засмеялась.
*****
Для Елены Георгиевны день не задался с самого утра, вернее, с ночи. Вечером они поссорились с мужем, и Круз ушел в неизвестном направлении. Лена знала, что денег у него нет. К утру он не вернулся. «Только бы он был жив», – думала она по дороге на работу,– вот придет, мы поговорим, ведь надо же что-то делать, что-то менять. Только бы он был жив». Надо было работать: учить детей, поздравлять коллег. Сил не было ни на что.
– Елена Георгиевна, можно?
– Да, Олеся, заходи. Позови всех наших, нужно поздравить учителей, вон родители целую коробку шоколада где-то раздобыли.
– Правда?
Олеся достала огромную плитку шоколада «Fazer».
– Кому-то зарплату шоколадом выдали, что ли? – предположила она. – Не в коммерческом же они купили. Ладно. Так я всех приведу?
– Елена Георгиевна, можно поговорить?
– Давай, Мусин, поговорим.
– Вы меня простите, пожалуйста, я дураком иногда бываю.
– Не поняла.
– Ну, я про тот урок, про отца Александра Меня. Простите, правда.
Елена удивленно посмотрела на парня. Она уже позабыла о том случае, с Мусиным больше не ссорилась, и вдруг… простите.
– Это здорово, что ты понял, что есть вещи, над которыми нельзя глумиться. Конечно, прощаю.
Дверь кабинета распахнулась, ввалились ребята.
– Так, давайте по списку разберем, кто кого поздравит.
Всем заправляла Олеся:
– Это директору, завучу, учителям.
Ребята разбирали шоколадки, расходились с поздравлениями, возвращались.
Лена пошла в учительскую позвонить домой. Бесполезно. Круз так и не вернулся. Что делать? Что делать?
Звонок на урок все шумное школьное движение привел в порядок. Коридоры опустели. Начались уроки.
– Поздравляем – поздравляем – поздравляем, – 10В встретил Елену Георгиевну аплодисментами.
– Дорогая Елена Георгиевна, – начала Олеся, – поздравляем вас, пусть ваша жизнь будет сладкой, как эта шоколадка.
Все захлопали, засмеялись.
– Спасибо, дети, садитесь, начнем урок.
Дверь распахнулась.
– Опять опоздал. Елена Георгиевна, извините, это вам, – Мусин протягивал Лене букет белых лилий.
– Ух, ты, – пронеслось по классу.
Мусин как-то сбился, отступил и добавил:
– Вам от нас.
– Спасибо, ребята, очень тронута вашими поздравлениями. А теперь за дело. Открываем тетради.
*****
Мусин жил с матерью и двумя котами в крохотной однокомнатной квартире на Меншиковском, рядом со школой. Отец ушел от них, когда Димка был совсем маленьким, еще в садик ходил. Отец ушел именно от них, а не к кому-то. Он был фотографом, свободным художником, который не умел зарабатывать деньги и нести за кого-то, кроме себя, ответственность. Он и за себя-то не очень-то отвечал. Мать была по специальности химиком – технологом, работала на заводе. Зарплату она не получала уже много месяцев, но на службу ходила исправно, потому что до сих пор не поняла, что мир вокруг изменился, что нужно выживать, и слова «пусть победит сильнейший» относятся не только к спорту, но и к жизни всех людей вокруг. Ей было трудно и физически, и морально. Она привыкла к трудностям, срослась с ними и целью своего существования искренне считала их преодоление. Сын тоже был из категории трудностей: его нужно было кормить, одевать, обучать, лечить. На это нужны были деньги. А денег не было.
Димка трудностью быть не желал. Он устал слушать каждый день одну и ту же песню о бедности и сопутствующих проблемах, поэтому предпочитал вечерами подольше оставаться на улице, а по утрам подольше валяться в кровати, лишь бы не встречаться с матерью. Он жалел ее , но помочь? Это не приходило в голову.
Водка, травка, сигареты – все это было в его жизни, но как-то не пошло. Предложили – попробовал, за компанию – накатил, но не более. Не поперло. Он вырос на улице, жил по ее законам, к своим 16 стал признанным дворовым лидером, но… сливки не снимал. Было что-то такое у него внутри, что заставляло порой впасть в задумчивость, уйти в себя и часами в одиночку бродить по тропинкам парка на Писаревке.
Уже много дней не мог он выкинуть из головы произошедшее на уроке. Он нашел несколько статей об убийстве отца Александра Меня, узнал о его жизни и потерял покой. По всему выходило, что человечек этот был правильный, мудрый и клевый. А он, Мусин, повел себя как последний дебил. Законы улицы – законы джунглей. Сыт всегда сильный. Вожак не уходит, его убирают. По понятиям Димки отец Александр не вожак. Но его убрали. Нестыковочка. Кто стоит за этим? Кому он мешал? Чей он вожак? Куда и кого он вел за собой?
*****
Елена Георгиевна так и не смогла дозвониться мужу. Но беспокойство ушло, и его место заняла странная – страшная апатия: я не хочу знать, что с Крузом, я не хочу знать, где он, я ничего не хочу знать о нем, я вообще не хочу идти – возвращаться в его дом. Уроки закончились. Коллеги, радостно возбужденные, предвкушающие предстоящий праздник в школьной столовой, распаковывали съестные припасы, домашние заготовки, собирали общий стол. А Лена сидела в оцепенении в пустом кабинете математики, понимая, что навалившаяся тяжесть не позволит ей и шагу ступить. Постучали, и дверь тихо отворилась.
– Елена Георгиевна, вы пойдете на праздник? – Алина Константиновна деликатно остановилась на пороге. Лена посмотрела на это милое лицо, открытое и доверчивое, и, не сдерживаясь больше, разрыдалась. Алина плотно затворила дверь, подошла близко – близко:
– Ты поплачь, а потом расскажи, если захочешь.
Так началась их дружба. За долгие годы, что вместе работали, они стали друг другу ближе родных. Никогда не нарушая личного пространства каждой, они умудрялись вовремя подставить плечо и вместе рассмеяться. Они жили, глядя в одну сторону и никогда не изменив себе в этой дружбе. Потом были дети, внуки, семейные хлопоты и неурядицы, но каждая знала: в школе есть скала, которая укроет, спасет, спрячет. Так всегда было, и так будет.
*****
Школьные учительские праздники устраивались в столовой: сдвигали столы большим прямоугольником, расставляли миски с салатами и разносолами, принесенными из дома. Спиртное и соки покупали в складчину. В общем, все было, как на деревенской свадьбе: поесть, закусить, расслабиться. Однако праздники пользовались популярностью. Коллектив был дружный, приходили все. Женщины наряжались, загодя посещали парикмахерскую и маникюршу. Слово «корпоратив», еще не успевшее войти в обиход, летало в воздухе.
Галина знала, что на такие вечеринки нужно приходить с опозданием: тогда точно заметят. Она хотела быть королевой этого бала, потому что привыкла, чтобы все взгляды всегда устремлялись на нее: восхищенно-мужские и завистливо-женские. Она открыла дверь столовой как раз в тот момент, когда Вячеслав Николаевич готовился произнести тост «за учителей».
