Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– На теле Ариндона были отличительные особенности, – продолжал инспектор. – Такие же узоры, как на других жертвах, но не столь обширные. В основном они нанесены на область лица, тогда как на других трупах лицо было срезано.

«Стиль изложения можно было бы оживить», – подумал Кроу. Этот полицейский был ужасным занудой.

– У вас есть фотографии этих отметин?

– Их сейчас проявляют.

– Ариндон что-нибудь рассказал?

– Ничего вразумительного. Думаю, он лишился рассудка.

– Уход и хорошее питание, и, возможно, он вспомнит, как туда попал, – заметил Кроу.

Балби устремил на него пустой, безучастный взгляд. Кроу решил для себя, что этот инспектор ему, пожалуй, все-таки нравится: он был одним из немногих, рядом с кем профессор чувствовал себя молодым. Под оценивающим взглядом Балби Кроу казался себе легкомысленным подростком, стоящим перед отчитывающим его отцом.

– Это точь-в-точь мои мысли, – сказал инспектор, постаравшись смягчить недовольство в голосе. – Собираюсь допросить Ариндона еще раз завтра утром. И был бы очень признателен вам за помощь в интерпретации его слов.

– А что, может понадобиться переводчик?

– Боюсь, что да, сэр. Ариндон уже использовал несколько непонятных слов, которые я принял за иностранные. Так что такой образованный человек, как вы, будет нам очень полезен.

Кроу пожал плечами, как бы говоря: «Ну, если вы так хотите…»

Балби бросил на него тяжелый взгляд, и вервольфу пришло в голову, что тот в каком-то смысле винит его в том, что Ариндон превратился в лепечущую развалину. Но это было не совсем верно. Балби никого не обвинял – обвинения он всегда выдвигал только на очень серьезных основаниях, – но все же обижался на Кроу.

В Ковентри и вокруг него происходили очень странные события, оставлявшие след из трупов и сумасшедших. Кроу являлся специалистом по паранормальным явлениям и в каком-то смысле был одного поля ягодой с теми, кто совершал эти похищения и убийства. Балби признавал эту идею иррациональной, однако от этого она не становилась для него менее мощной и заразительной.

Несмотря на все это инспектор уважал Кроу. Большинство экспертов, с которыми Балби приходилось иметь дело, в первые десять минут после просьбы о помощи выдвигали три десятка версий. Кроу же пока что ничего толком не сказал, и это нравилось Балби. Этот человек не спешил с выводами, а также не полагался без оглядки на свои познания, хотя вполне мог бы выставлять их напоказ.

Кроу стоял у входа в гостиницу. Солнце блеснуло в стекле открывающейся двери, и это напомнило ему о маленькой девочке в белом платьице, так похожей на Кари.

– Инспектор, вы не будете возражать против чашки чая в баре? Я мог бы там немного выпить, чтобы слегка отрешиться от мирских забот.

– Вам следовало бы изучить Библию, сэр. Я считаю, что лично мне, например, больше не требуется никакого отрешения от забот.

Мужчины стояли и смотрели друг на друга. Кроу оценил физическую форму полицейского, отметил его мускулатуру, короткие мощные руки. Как боксер Балби, вероятно, хорош в ближнем бою, если ему удастся подобраться к противнику вплотную. Но на дальней дистанции у него нет шансов. Рядом с ним профессор невольно чувствовал себя глупым, незрелым юнцом. Откуда у этого человека такая способность? Это качество определенно нравилось Кроу. Мало кому удавалось вызвать у него раздражение.

– Ариндон постоянно повторяет какое-то название. Я подумал, может, вы захотите разобраться с этим до завтра, если у вас будет такая возможность?

– И что же это за название?

– Это может быть место, где его содержали, мы допускаем такой вариант, – продолжал Балби. – Однако вдруг вы раньше уже это слышали – настронд?

Слово это подействовало на Кроу, как удар в челюсть; он ничего не ответил инспектору. На миг профессор перенесся в другое место – в страну своих снов – и услышал песнь умирающего, зазвучавшую у него в голове хриплым заклинанием:

Вижу чертог, скрытый от ярких лучей,
Он на Настронде стоит, дверями на север глядит.
Из трубы его яды сочатся,
А у стен гадюки клубятся[11].

Настронд был Берегом мертвецов, чертогом на холме мертвых. Кроу видел его лишь в своих грезах, но вдруг, несмотря на жару, ему стало зябко и яркие краски солнечного дня поблекли; он почувствовал, как связь с этой реальностью слабеет; в крови начала вскипать странная возбуждающая радость.

В голове у профессора зазвучал другой голос:

Лопнут оковы, и вырвется волк на свободу.
Больше я знаю теперь, больше я вижу намного[12].

Кроу многого уже не помнил, но все-таки не забыл, когда это все началось – во время ритуала с утоплением в пруду, куда он попал, отправившись за советом богов, после того как берсеркеры похитили Адислу. Там-то волк и положил на него свой глаз. Тогда видения и песни сплошным потоком хлынули в сознание Кроу. Поначалу он думал, что это выражение чего-то внутри него. И только позже, в ярости, окровавленный, Кроу узнал правду: это он был их выражением, слугой и жертвой колдовства, древнего, как мир.

Профессор вспомнил также жившую в горах колдунью Гулльвейг, Золотую Руду, и ее запасы золота – эту потрясающую девушку, отдавшуюся во власть ветров великой магии, как будто она была тростниковой дудочкой, призванной подарить им голос. Она намеревалась позвать Кроу, чтобы обратиться к Одину, хотела позволить ему видеть ее глазами и умереть, как богу, дожив до положенного срока на земле, чтобы гибель пощадила его в мире богов.

Усилием воли Кроу вернулся в реальность, в нынешний день в Стратфорде. Балби смотрел на него с тревогой.

– Мне нужно будет подумать над этим, инспектор, – сказал Кроу.

Балби снова поглядел на побледневшего, обливающегося пóтом профессора и сочувствующе поджал губы.

– Люди и похуже вас в конце концов приходили к Богу, – заметил он. – Прошу вас, откажитесь от этого демонического напитка. Спасите себя. Услышьте Иисуса, обращающегося к вам со Своим словом.

Но в голове у Кроу сейчас разносился эхом совсем другой голос, долетевший к нему через столетия.

7

Сон фрау Фоллер

В тот вечер Макс с нетерпением ждал, когда вновь увидит Герти. Она казалась ему островком благоразумия в бескрайнем море сумасшествия. В их апартаменты он вернулся в восемь. Макс провел в лаборатории четыре часа, составляя планы, как не стать убийцей.

Герти словно почувствовала душевное состояние мужа: его ждала оловянная ванна, наполненная теплой водой, на столе стояло вино. Каким-то непонятным образом его жене удалось раздобыть лед, так что напиток был еще и приятно прохладным.

– Как все прошло? – поинтересовалась Герти.

– Хорошо, – ответил Макс. – У меня будет своя лаборатория. – Он поймал себя на том, что усмехнулся, – просто по привычке, он всегда так делал. Хотя в Вевельсбурге не было ничего веселого. – А как ты?

– Я все время была тут. Решила потом осмотреть то, что здесь уже отремонтировано.

В их части замка удары молотка и жужжание дрели хоть и казались приглушенными, но не прекращались ни на минуту. Максу, который после увиденного сегодня был настроен на мрачный лад, эти звуки напоминали удары человека, заживо погребенного в гробу.

– Неплохая идея, – сказал он.

Пережитый ужас вызывал у него неприятное ощущение, точно липнущая к телу грязная одежда, которую очень давно не меняли, но обсуждать это между собой им было незачем. Герти и так знала, что ее мужу очень не понравится то, что он увидит, что он попытается уехать отсюда, как знала и то, что, согласно приказам Гиммлера, Макс не сможет этого сделать. Говорить тут было не о чем. Как это часто случалось при нацистах, им достался худший из возможных жребиев. Так что разумнее держать свое разочарование при себе, чем озвучивать его. Почему-то казалось: говоря о таких вещах, еще больше притягиваешь их в свою жизнь.

вернуться

11

Перевод Е. Пунько.

вернуться

12

Перевод Е. Пунько.

22
{"b":"680446","o":1}