Сразу же начались разборки. Они должны были случится. Хоть и горю не поможешь. Почему социальная служба не навещала регулярно семью, которая находилась в повышенной зоне риска? Как мог осужденный за насилие в семье продолжать проживать с семьей? Куда смотрела полиция? Куда смотрел сиротский суд? Эти и многие другие вопросы от вездесущих масс-медиа обрушились потом на наши головы. Но никто не задавал главного вопроса. Почему никто из соседей, проживающих в отлично прослушиваемой литовке, где лай собаки слышен через пролет, почти полнедели слушал детские крики и не позвонил в полицию? Никто из журналистов почему-то не хотел поднимать непопулярный вопрос общественного равнодушия. Намного удобней было стаей шакалов накинуться на нашу недоразвитую социальную службу.
От этих новостей было невыносимо плохо, а еще больше из-за того, что в таких случаях ощущаешь свое бессилие. Можно штурмовать местные службы, отчитывать, орать матом, угрожать. Быть может, после таких случаев они станут внимательнее. Но многие люди, обычные люди, которых часто видишь на остановках и в магазинах, останутся такими же равнодушными. Они предпочтут не совать нос в чужие несчастья. Они услышат чьи-то крики и увеличат громкость на телевизоре. А малыша уже не вернуть. Не вернуть всех этих детей, убитых взрослым идиотизмом, скотством и безответственностью. Я понимал и принимал законы кармы. Но только до момента детских страданий. За них я готов был испепелить весь индуистский пантеон.
Я решил немного успокоиться. Не хотелось расстраивать девчонок. Как обычно в такие моменты, в голову пришли слова из молитвы Бейлза. Был такой новозеландский психолог, проповедующий практику обращений к вселенскому разуму. Со временем слова обращения смешались с «Отче наш» в моей собственной обработке и врожденным агностицизмом. Эти слова иногда, как ни странно, помогали. Я прошептал про себя:
– Господи, даруй мне освобождение от неправильных представлений об этом уродском мире, который ты создал.
На самом деле он совершенен и его искажают лишь наши неправильные представления о нем. Ты ведь сотворил и хотел его видеть идеальным.
Господи, если хромоногая продавщица из ночника тоже идеальна, пусть она избавит меня от страшных гримас на своей роже, когда платишь карточкой за алкоголь после десяти. И если это случится, я уверую в тебя!
Пусть никто больше никого не тронет и вообще мухи не обидит, потому как нет на это никаких причин.
Пусть единая и совершенная жизнь протекает через всех алкоголиков, наркоманов, проституток, насильников и остальной контингент бюджетной программы «01».
Совершенство есть непреодолимое движение всемогущества, и ничто не может ему помешать. Даже премьер-министр, государственный контроль и наша соседка, сумасшедшая бабка с верхнего этажа, которая ночью слушает радио «Сконто» и долбит палкой в пол.
Одна созидательная мысль сильнее тысячи разрушительных. И ее силой все наши страдания можно прекратить в один миг, словно ночной кошмар.
Пусть эти мысли станут появляться в людских головах чаще, чем кокаин в карманах крестного моей дочки.
Мы уже сейчас имеем все для счастья и для благополучия. Не хватает только вечно горячего кофе с бальзамом, симпатичной тайской массажистки, трехсот миллионов в швейцарском банке и волшебной палочки.
Это должно быть так! Так оно и есть! Аминь, сука!
Молитва помогла. Я сухо изложил коллегам суть добельской трагедии и уткнулся в телефон. С «инстаграм» пришло оповещение о новой фотографии, которую выставила моя жена. Я посмотрел. Она была хороша. На пухлых губах блистала ярко-красная помада, скулы сексуально подчеркивал хайлайтер, накладные ресницы бодро топорщились, прикрывая томный взгляд в обрамлении теней и стрелок, прекрасных в своей изящной отчетливости. Тея была профессиональным и очень талантливым визажистом. Она из-за всех сил скрывала убогость нашего материального положения. Задний фон на фотографии был бы подпорчен ободранными обоями. Но они прятались за фейковым покрывалом «Lui Vuitton», которое Тея пристегнула прищепками к открытой дверце настенного шкафа. Я еще раз посмотрел в глаза на фотографии. Она явно куда-то собиралась, естественно, без меня. Сегодня была пятница. Значит, никто не ждал меня дома. За исключением Альки. Я позвонил маме и попросил присмотреть за ней, если опоздаю. После этого позвонила Тея. Спросила недовольным голосом, когда я буду дома. Я ответил, что не знаю. Предложил ей пойти по своим делам, потому что придет бабушка. Она сказала, что вернется поздно. А если засидится, останется ночевать у подруг.
Стоило бы озаботиться ее частыми исчезновениями. Интуитивно я чувствовал, что виной тому явно не подруги. Но почему-то ничего не предпринимал. Считал измену лишь возможной абстракцией. Отчаянно хотелось верить, что не все еще потеряно, хотя реальность уже сигнализировала всеми возможными способами. Мы не занимались сексом почти три месяца. В наших взглядах чаще всего сквозило равнодушие, иногда – неприкрытая ненависть. Трудно было поверить, что три года назад мы венчались и вполне искренне признались друг другу в вечной любви. Других женщин хотелось. Многие из окружавших меня тогда, чувствовали мое желание. Некоторые неприкрыто флиртовали, другие смотрели странно, даже с досадой. Я продолжал упорно носить обручальное кольцо и надеяться на лучшее. Тем более меня отвлекали абстрактные материи. Наш проект «ДИ» и, конечно, рукопись. Вот и сегодня я решил отвлечься вместо того, чтобы позвонить жене, пригласить ее куда-нибудь, наорать на нее, заставить остаться дома, а потом ругаться до умопомрачения и хрипоты, пытаться криком, слезами пробить ледяную блокаду, окружившую нас. Хоть на час, на минуту стать искренним, сказать все, что я думаю о ней. Какая она эгоистичная сука и как я ее люблю. А потом целовать, как раньше. Любить, как в последний раз. Все это можно было сделать при желании. Ведь все и всегда можно изменить… Если хочешь. Но мне тогда не хотелось.
Мы приехали в Ригу. Меня довезли почти до самого дома. Машины не было, и жены соответственно тоже. Я позвонил маме. В телефоне было слышно, что она играет с Алькой. Я сказал, что приехал, но пойду к ней домой и немного поработаю в тишине. Мама жила с нами по соседству. Рукопись и ноутбук я захватил с собой еще с утра. Я пробирался по сугробам, разбросанным между многоэтажками. Вездесущий снег все продолжал валить. Фонари испускали тусклый, экономный свет и отбрасывали на сугробы причудливые тени. Я шел и думал о проекте «ДИ». Когда-то давно в Китае, в третьем веке до нашей эры, в самом конце смутных времен и беспрерывных сражений между династиями жил и правил легендарный нефритовый император Юй-хуан Шан-ди, который, собственно, и придумал учение дао, или путь всего сущего, как его называют китайцы. Император был настолько великим, мудрым и великодушным, что его канонизировали и стали называть просто Ди, что в древнекитайской религии означало верховное божество. Сходство между китайским пантеоном и аббревиатурой программы, родившейся в бюрократических дебрях, казалось неслучайным. «Ди» первоначально означало для китайцев жертвоприношение, а позднее стало названием главного божества, которому и приносили жертву. Жертвоприношение практиковалось в Китае достаточно широко. В среднем каждая жертвенная церемония уносила жизни пятидесяти человек. В эпоху Шан существовало два основных вида человеческих жертвоприношений: «реншенг» и «ренсун». В «ренсун» обычно вместе с богатым аристократом живьем закапывали его слуг и бедных родственников. А в «реншенг» слуги одновременно были жертвами предсказаний, чрезвычайно востребованными царями.
Вставал, бывало, один из таких царей утром, выходил на балкон, попивая сладкий чай, и задумывался, а не поехать ли ему в соседнюю провинцию с государственным визитом. Возникал резонный вопрос: а будет ли этот визит выгодным? Сразу же вызывался предсказатель, который грамотно составлял вопрос божеству Ди. Вопрос, нацарапанный на лопаточной кости быка, звучал примерно так: «Если его величество умертвит тринадцать жертвенных людей способом «фа», будет ли его визит в провинцию Ци успешным?» Потом предсказатель грел панцирь на огне, пока вокруг вопроса не появлялись трещины, и читал ответ, который почти всегда был утвердительным, потому как правителю надо было куда-то ехать. Не сидеть же на месте. Да и содержать много жертвенных людей было невыгодно. Уточнялись лишь некоторые нюансы. Предсказатель говорил, что людей нужно убить не способом «фа», а способом «тан». Тогда поездка будет еще удачнее. Вот такое доброе божество Ди было у китайцев. Наше «ДИ» тоже было добрым проектом. И главная задача заключалась в том, чтобы он не превратился в массовое жертвоприношение умалишенных обществу.
