Мысли беспорядочно кружатся в голове. Чужое несчастье вымещает собственное. Так всегда. Свои проблемы кажутся не такими существенными по сравнению с жуткой бесчеловечностью, с которой сталкиваешься на работе. Но мои проблемы были существенными. Я еще тогда не подозревал, как все обернется. Я заглушил машину. Поднялся и тихо открыл дверь. На кухне горел свет. Я зашел, увидел жену и жутко ей так улыбнулся. Жутко, потому что в улыбке сквозило отчаяние. Уже давно. Но она не поняла. Сказала, что я идиот, и пошла спать. И я тоже пошел. Улегся в гостиной на угловой диван. Мы почти месяц уже не спали вместе. В сложившейся ситуации меня больше всего раздражал диван, на котором приходилось спать. Чтобы на нем разместиться, приходилось сгибаться примерно под ста тридцатью градусами и замирать в таком положении под одеялом на всю ночь. Иначе диван предательски раздвигался и можно было удариться лицом о затертый паркет.
Утро всегда начиналось обычно, в тот период моей жизни – совершенно безрадостно. Зимняя погода придавала ему особенный депрессивный флер. Зимой утро сильно не отличается от вечера. Почти всегда темно. Идет либо мелкий дождь, если в атмосфере присутствует антициклон, либо снег, если соответственно его не нет. Заунывно журчит кофейный аппарат, подаренный родителями моей жены на Новый год. Он напоминает мне о ледяном ветре, который обморозит мое лицо, пока я буду бежать на электричку. Я стараюсь приезжать на работу раньше всех. Это единственная возможность выполнить маломальское аналитическое задание в тишине. Потому что уже через час тебя разрывают телефонные звонки и электронные письма, приходящие ежеминутно. Работа начинает распадаться на постоянные просмотры почтового ящика и отрывистые разговоры, в ходе которых звонящие неизбежно вызывают раздражение.
Неудачная коммуникация с нами основывалась на трех вещах – неверно выбранном предмете и референте разговора, а также позиционировании. Вот вам пример выбора неверного предмета разговора. Звонит человек и начинает жаловаться, что из-за перевода часов на зимнее время у его коровы уменьшился удой. Ты не можешь послать его на хрен, хотя следует. Потому что коровы никак, слава богу, не связаны с нашим министерством. Да и коровам, честно говоря, все равно, будут их доить в четыре или в пять утра. Но вместо такого замечания ты направляешь его в Министерство экономики, которое отвечает в нашей стране за время. А вот пример выбора неверного референта, то есть объекта ссылки. Звонит человек и спрашивает, почему ему не перечислили пособие, пенсию или не выдали упаковку бесплатных продуктов. Я отвечаю, что этот вопрос не в моей компетенции и ему надо звонить туда-то или тому-то. Человек язвительно интересуется, а чем, собственно, я занимаюсь. Приходится отвечать, что я только то и делаю, что пью кофе, ем пончики и издеваюсь над людьми по телефону.
Из-за таких язвительных ответов у меня потом случались проблемы с начальством. Нам звонило и писало огромное количество очень странных людей, которые рассказывали в особо извращенных формах о тунеядстве, изнасилованиях, попытках самоубийства, неуплате налогов, бытовом насилии, мужеложстве и женоложстве (в пансионатах), злодеяниях социальной службы, продажных чиновниках, деклассированных проститутках и так далее. Их нельзя было, конечно, назвать абсолютно тронутыми. По определённой выборке жалоб проводились проверки, и некоторые факты вопиющей несправедливости подтверждались. Но в подавляющем большинстве случаев жалобы оказывались обыкновенным сутяжничеством одиноких людей, постоянно ищущих бесплатного собеседника. Тоже, кстати, диагноз, который быстро распространялся в нашей деревне одновременно с депопуляцией. Это и приводило и к третьей причине – позиционированию. Человек зацикливался на своей проблеме и считал ее самой важной вещью в мире. Мне позвонила как-то одна мамочка, два дня как родившая, и заявила, что ее муж пропил с друзьями все пособие по рождению. Она полагала, что в наши обязанности входит повторно выплатить ей пособие или заставить мужа вернуть ей деньги. Я пошутил тогда, что хорошо, что ребенок родился здоровым, а муж обязательно ей деньги вернет, если она перестанет придавать случившемуся такое значение. Да и не так уж это ужасно, что отец решил отпраздновать это событие. Женщина потом жаловалась и грозилась подать на меня в суд.
От невеселых мыслей меня отвлек стук в дверь. Не дождавшись приглашения, в кабинет с шумом зашел председатель Общества глухих. Парень со смешной фамилией Ворчлав и вечно подозрительным взглядом. Он был одет в модный пиджак с широкими лацканами и клетчатые брюки. Подозрительность в нем развилась из-за врожденного отсутствия слуха. Трудно жить в мире, в котором ты не понимаешь, о чем идет речь. Ворчлав сел напротив меня и стал пристально всматриваться в мои губы. Он надеялся услышать от меня признание в любви к его организации и обещания финансовой поддержки. Я скрестил кисти рук на груди, а потом поднес открытую ладонь к губам. Это означало примерно: «Мир тебе и любовь. Я паясничал. Ворчлав несильно удивился, но махнул руками, спрашивая, где я так поднаторел в дактилологии. Я пытался отчетливо артикулировать и, помогая руками, объяснил, что активно ее изучаю, как и язык Брайля, так как хочу как можно лучше понимать свои целевые аудитории.
Потом я рассказал ему притчу про государственный бюджет. Мне ее как-то поведал наш министр. В одном королевстве на мосту периодически кого-то грабили или насиловали. Тогда король решил поставить на мосту солдата, чтоб тот следил за порядком. Солдату понадобилась смена, ведь караул должен был быть круглосуточный. Выделили смену. Потом на нескольких других мостах, до этого вполне безопасных, тоже решили поставить охрану. Ведь безопасно должно быть на всех мостах. Потом новую охранную службу решили отделить от регулярной армии. У нее появился свой начальник, бухгалтер и специалист по персоналу. Потом у них появился отдельный склад для амуниции, своя казарма и выездная кухня. В один прекрасный день король взглянул на издержки всего этого мероприятия и сказал, что расходы стоит сократить, уволить, например, кого-нибудь. Это дело поручили бухгалтеру и специалисту по персоналу. Они посовещались и пришли к выводу, что надо вдвое сократить количество солдат. Но король все равно считал, что расходы слишком большие. Солдат сокращали еще раз и еще раз, пока не остался один солдат, с которого все и началось. Ну а потом уволили и его.
Ворчлав на протяжении всей истории недоуменно пучил на меня глаза, а потом спросил, к чему это я все рассказываю. Я объяснил, что финансирования на следующий год им не прибавили. Так что придется им пересмотреть свои бюджетные позиции и оптимизировать услуги. Ну и так их пересмотреть, что б клиенты не пострадали, а административные издержки уменьшились. А то получится как в притче. Лицо Ворчлава от негодования сразу же налилось бордовой краской. Было видно, что я его серьезно расстроил. Он поднялся и сказал, что будет жаловаться на нас в парламентскую комиссию. Ушел, не закрыв за собой дверь. Меня это не тронуло, так как я не чувствовал в этом своей вины.
После обеда было решено заглянуть с инспекцией в один филиал социального центра, где последнее время происходили различные беспорядки. Бывший начальник филиала отбывал срок за изнасилование клиента. Но перверсии там продолжались. Судя по слухам, клиенты продолжали спать не только друг с другом, но и с персоналом. Проверяющие девчонки вообще не хотели туда ехать. Говорили, люди там озабоченные, раздевают приезжающих глазами. Филиалом сейчас руководила госпожа Петухова. Директор центра боялся ее уволить. Говорил невнятные вещи, мол, что не хочет туда лезть, так как там все связано с религией. Меня это заинтриговало.
Мы туда поехали на нашей рабочей сильно ушатанной машине, созданной мозолистыми руками румынского пролетариата. Марка сама за себя говорила – Dacia. Мы ее называли «двадцать минут позора». По дороге болтали о разных смешных случаях, происходящих во время проверок. Я рассказал девчонкам историю, как в одном филиале нас накормили шикарным обедом из трех блюд. А потом убеждали, что у них так всегда клиентов кормят. Вон, говорят, даже меню на стене висит. Я потом вышел покурить на задний двор, со мной рядом тетка курила, как оказалось потом, повар. У нее телефон зазвонил, она его подняла, выслушала чьи-то наставления. «Хорошо, – говорит, – Инесса Львовна, все поняла, десерт соберем и упакуем, говядину тоже… А завтра? Завтра у них макароны с фасолью будут, как обычно». Девочки рассмеялись, но все равно было грустно.
