– Митрофан Спиридонович с семьей приехали!
– Отец, ну можно уже закончить урок? – с надеждой в голосе спросил Андрей.
– Да, ступай, – ответил Петр Иванович.
И мальчик быстрыми шагами направился к тяжелым двустворчатым дверям кабинета отца, но остановившись на пороге обернулся.
С портретов на него взирали строгие глаза предков – адмирала Алексея Наумовича в орденах св. Анны 1-ой степени, св. Андрея Первозванного, и св. Владимира 1-ой степени, его генерал-адъютанта и племянника Николая Федоровича, вице-адмирала, капитана над портом в Риге, главного командира Кроншдтского порта Николая Ивановича Сенявина, – последнего из рода Ивана Акимовича. И под этим строгим взглядом Андрей, распрямив плечи, вышел из кабинета.
Петр Иванович, отправился встречать гостей, а тяжелая родовая книга так и осталась открытой на странице, когда в конце 18 века, на авансцене российской истории, появляется прадед Петра, Григорий Алексеевич Сенявин. Один из самых незаурядных представителей династии Сенявиных, сочетавший в себе несочетаемые таланты. Он, начавший службу в чине сержанта артиллерии, с легкостью переводится во флот, в чине подпоручика, и далее его жизнь будет выписывать только самые невероятные зигзаги. Григорий Алексеевич будет участвовать в переходе из Кронштадта в Ливорно и обратно, в качестве волонтера будет служить на судах Королевского флота, примет участие в русско-шведской войне, наградой за которую станет золотая шпага с надписью «За храбрость», совершит переход к берегам Англии, где примет участие в блокаде французских берегов, после чего получит назначение командира Херсонского порта. Друзья из высшего столичного света будут читать его жизнь, как увлекательный роман, ожидая все новых и новых глав даже тогда, когда не угодный новому императору Павлу он, в звании капитан-командарма, будет уволен в отставку. И Григорий Алексеевич их не подведет.
Молодой, полный сил и энергии Григорий Алексеевич не впадет в уныние, не оставит свою офицерскую честь за игральным столом петербургских салонов. Он уединится с семьей в родовом имении, любимом Богоявленском, где проявится в нем совсем уж неожиданный купеческий талант, невесть откуда взявшийся в этом человеке. И даже милость императора Александра не заставит его бросить нового дела.
Сразу после отечественной войны 1812 года, Григорий Алексеевич принявшийся восстанавливать хозяйство в имении, скупает все пшеничные поля на правом берегу Дона и уже через несколько лет он добивается таких успехов на новом поприще, что становится одним из самых богатых и влиятельных людей губернии. Даже уход из жизни любимой супруги, умницы Капитолины, не заставит Григория Алексеевича опустить руки. Личная драма вернула его в столицу, где пожилой, но еще полный сил князь продолжает жизнь светскую в богатом особняке на Английской набережной. И все бы хорошо, да вот только сыновья не давали спокойно спать. Все делал старик-отец ради благополучия Ивана и Левушки – не жалел денег на их образование, не стеснялся использовать связи в высшем обществе для продвижения их по службе, потакал их прихотям, уступил даже тогда, когда оба сына, в первые за всю историю рода отказались поступать на службу во флот. А что же они сами?
А сами братья жили без дружбы, едва ли не во вражде друг к другу, особенно преуспел тут старший сын Иван, первенец, любимец отца, с детства ни в чем не знавший отказа. Поступив на службу в один год с младшим братом, юнкер Иван Сенявин вступил, будто в соревнование с ним. В отличие от скромного, порядочного, ответственного и исполнительного Левушки вступившим на службу по министерству финансов, Иван предпочел лейб-гвардии конный полк и мгновенно прослыл повесой, хвастуном и забиякой. И если роста и красоты он взял от природы за двоих, то дури и спеси за десятерых, что отталкивало от Ивана многих сослуживцев, но привлекало многих женщин. И зная это, Иван решил, во что бы то ни стало жениться на самой красивой женщине в мире.
Встреча не заставила себя долго ждать. Стоило Ивану появится в обществе фрейлины двора, баронессы Александры Васильевны д Огер, как в ту же секунду, судьба ее была решена. Лучшей партии Ивану было не сыскать, Александра была дочерью голландского дипломата, принявшего российское подданство, внучкой фаворитки Петра III Воронцовой, да еще и поразительной красоты. Перед напором молодого князя Ивана Сенявина устоять было невозможно. Свадьбу отпраздновали пышно.
Тут уж Иван Григорьевич возгордился еще сильнее, чего не простили ему в обществе. Красотой Александры восхищался Вяземский, и недоброжелатели тут же усмотрели в блеске ее черных глаз уныние и печаль, обвинив в том деспотизм Ивана, сам Пушкин назвал его славным малым и своим приятелем, и злые языки принялись обвинять его в надменном обращении с сослуживцами, в заносчивости от родства с Воронцовыми, в желании подчинять и не желании подчиняться, его удостоили награды орденом св. Анны 3-ей степени с бантом за осаду и взятие крепости Варны, а в свете только огорченно вздохнули от того, что Иван на этой войне не был убит. И Иван стал жить, будто наперегонки с высшим светом, – все восхищаются успехами на гражданской службе брата Левушки и Иван, словно в насмешку оставляет военную службу в чине полковника и поступает на гражданскую службу в Департамент уделов. За три года перещеголяв брата, добивается назначения в кабинет Его Величества, Левушку с великими надеждами провожают в посольство в Константинополь, а Иван, пользуясь отсутствием брата, отодвигает его от наследства оставленного умершим отцом, забрав себе и жемчужину – Богоявленское. После возвращения из Константинополя Лев Григорьевич произведен в действительные статские советники, но и карьера Ивана складывается, как песня – управляющий императорскими стеклянными и фарфоровыми заводами, новгородский губернатор, московский гражданский губернатор, товарищ министра внутренних дел, председатель двух комитетов об устройстве быта лифляндских и эстляндских крестьян. Иван Григорьевич прославился своей необыкновенной памятью, знанием законов и, чтобы ему не поручалось со всем справлялся, будь то совет детских приютов или московского художественного общества, будь то комитет по устройству исправительных тюрем или комитет по пересмотру устройства о гражданской службе, или даже комитет для принятия мер против появившейся в стране холеры. Также и в отношении семейной жизни он стремился к совершенству, Лев Григорьевич оставался холост, Ивану же супруга одного за другим родила семерых детей.
Но однажды удача все-таки отвернулась от Ивана Григорьевича. Выйдя в отставку, дабы не сойти с ума от скуки и безделья Иван Григорьевич вспоминает о родовом имении, забытом и обветшалом за годы отсутствия в нем хозяина и с присущим ему азартом принимается облагораживать его усадьбу. Стараясь угодить любимой жене Александре, голландке по происхождению, усадьбу он перестраивает в готико-стрельчатом стиле, близком и родном для каждого европейца-католика, а в память о славном военно-морском прошлом своих предков, крышу усадьбы перестраивает так, чтобы она напоминала своим видом корабельную палубу. Одновременно с перестройкой здания Иван Григорьевич закладывает и аглицкий парк с большим прудом в его середине. Этот необыкновенно модный и красивый парк становится жемчужиной имения и предметом огромной гордости его создателя. Так стараниями одного человека в центральной России, появился двухэтажный, каменный архитектурный шедевр, напоминающий европейскую готику с русскими деревянными постройками вокруг, с православной церковью Иоанна Богослова.
Иван Григорьевич добился, кажется всего, о чем мечтал, но на беду свою неуемный характер не позволил ему почивать на лаврах большой славы, и он возжелал больших денег. Увлечение коммерцией и сыграло с Иваном Григорьевичем злую шутку. Наделав много долгов, он построил сахарный завод в своем имении, но, не сумев организовать грамотное руководство, оказался банкротом.
Сумма долга в 220 тысяч рублей, оказалась слишком большой. Взять такие деньги Ивану Григорьевичу было не откуда, и единственным выходом для него оставалась продажа Богоявленксого в казну. Это было не просто разорение, это был страшный удар по самолюбию, страшный позор. В одну ночь Иван Григорьевич постарел на десятки лет, в одну ночь в глазах его навсегда поселилась нестерпимая боль. Он прощался с имением, в которое вложил столько сил и любви, прощался с усадьбой, в которой витали тени предков, отца и матери, деда и прадеда. Бродил по опустевшим комнатам, где ото всюду слышались детские голоса, где счастливо и безмятежно росли они с Левушкой. Ах, этот чертов характер, из-за которого он наделал столько глупостей, из-за которого он так и не признался в огромной, искренней любви к брату и делал все наперекор родственным чувствам. И, как теперь посмотреть ему в глаза? Да и стоит ли, теперь, на краю жизни что-то объяснять? Нет, теперь было уже слишком поздно, и Иван Григорьевич отчетливо это понимал. Все за, что он боролся и к чему всю жизнь стремился, стало вдруг бессмысленным, ненужным.
