У каждого из нас были тысячи желаний до Вторжения и только одно после – остаться в живых. Теперь мы на земле, которой не можем наслаждаться, где никому нельзя доверять. За это время, мне попалась всего пара людей. Я наблюдала за ними со стороны несколько дней. Меня могли пристрелить, если бы я просто заговорила с ними.

И я бы сделала тоже самое.

Звучит жутко и странно, но захватчиков невозможно отличить от нас. Тоже тело. Та же кровь. Они маскируются под людей.

Инопланетяне очень быстро приспособились.

Наверняка, наблюдали за нами сотни, а то и тысячи лет.

Папа любил повторять, что не только мы всматриваемся в космос, но и он изучает нас. Думаю, мы переоценили себя, и в итоге – проиграли. Никто до сих пор не знает, откуда они явились.

Наши новейшие спутники не смогли засечь их корабли, гамма-телескопы оказались бесполезны.

Ну, или правительство проигнорировало опасность.

Родители часто жаловались, что экспертным группам урезают бюджет, и они работали на одном энтузиазме. Если бы я знала, что так все обернется, то слушала бы их внимательнее.

Держу пари, папа должен был заметить НЛО, летящий на Землю.

Это ведь не соринка, не космический мусор, а самый настоящий инопланетный корабль.

Наверняка, он доложил об этом правительству, но долгие переговоры не дали результата, или что-то пошло не так.

Всегда что-то идет не так, когда вмешивается политика.

Институт космических исследований РАН был стерт с лица земли вместе с моим отцом. Когда я приехала, то нашла только пепелище и разрушенную до основания Москву.

На мои глаза наворачиваются жгучие слезы, хотя я давно перестала плакать.

С того момента, как поняла, что действительно осталась одна с рюкзаком, забитым любимыми вещами, в городе, который нам уже не принадлежал.

Мне пришлось бросить Приус, он отказывался ехать, преодолев 9172 километров дорог. На это ушло 1464 часа страха и 87840 минут ужаса в темном салоне автомобиля. Все это время, я пыталась приспособиться к новой «жизни».

Но воспоминания о тех, кого я потеряла, всегда вызывают нестерпимую боль.

В прошлом мире говорили, что время лечит и все пройдет.

Не проходит. Ты просто привыкаешь.

Захватчики использовали психотропное оружие против нас. В первые дни Вторжения, мы сами поубивали друг друга. Наша численность сократилась со ста сорока семи миллионов до несколько тысяч, а взрывы подчистили там, где не смогли мы.

И люди больше не могли оказать сопротивления.

Это был умный ход, доказывающий, что с интеллектом у них все в порядке.

Трупы были везде. В реках, в озерах, лежали в руинах. Я до сих пор помню этот сладковатый запах гниения. Мы были ослаблены. Сломлены. Напуганы. Инфекции поражали выживших, трупный яд отравил воду, вызывая новые смерти.

Но как я уже сказала, захватчики не были настолько глупы, чтобы портить экосистему. Они стали сжигать наши тела. Несколько месяцев в разных уголках страны горели гигантские костры.

Меня передергивает.

Нам остались только заброшенные канализационные шахты и лес.

Я жду темноты, захватчики не любят ночь, и предпочитают спать в своих уютных домах. Раньше я тоже не любила, но мне пришлось ко всему привыкать. Пришлось ломать себя на кусочки и собирать заново.

Теперь новая версия меня способна убивать.

Мне не нравится то, что я вижу, когда смотрю на себя в зеркало. Но я не знаю, смогу ли это изменить и мне становится страшно. Страшно, что я превратилась в чудовище, и боюсь, это уже не исправить.

Я так и не сомкнула глаз.

В последнее время, я не могу спать. Перед каждой вылазкой, я нервничаю все сильнее. Молюсь Богу, чтобы все прошло гладко. Знаю, после всего случившегося глупо просить Его о чем-то, Он допустил слишком много дерьма, но все равно делаю это и целую мамин крестик.

Как только солнце полностью садится, я убираю спальный мешок и достаю из рюкзака ломтик зачерствевшего хлеба и макаю его в открытую банку консервы. Это не помогает скрыть вкус плесени, но я упрямо жую и глотаю, потому что мне нужны силы.

С каждым месяцем достать еду становится все сложнее. На всех магазинах и складах стоит охрана. Окраины давно разграбили.

Может быть, прикинуться одной из них?!

Я нервно смеюсь.

Мне приходится выбираться на поверхность. Покидать свой безопасный бункер. Оставлять уютную комнату, заполненную привычными вещами. И искать себе еду. В основном, я охочусь. Но иногда, в заброшенных домах, на окраинах, я нахожу что-нибудь съедобное.

Какая-то тень мелькает среди деревьев. Я тут же вскидываю винтовку, и взвожу курок затвора. Мой опыт обращения с оружием вырос с уровня «новичок» до разряда «продвинутый».

Я могу вести стрельбу с опоры. По движущейся мишени. Стоя. Лежа.

Если бы я сейчас оказалась вместе с братом в том коридоре, я бы никогда его не бросила. Я бы уничтожила их всех до одного. Но я не могу изменить прошлого.

Беру рюкзак и вскидываю винтовку на плечо.

Пора.

Я прохожу большую водонапорную башню, когда-то она была ярко красного цвета, но сейчас превратилась просто в кусок ржавчины. Несколько лошадей спокойно пасутся на пастбище.

Может быть, пристрелить одну из них.

Я поднимаю ствол и смотрю в прицел. Луна дает мне достаточно света, чтобы попасть ей прямо между глаз. Она дергает ушами и настораживается. Почему-то я представляю себя на ее месте. Что это меня захватчики держат на мушке.

Колючие мурашки поднимаются по коже, и я сглатываю горечь.

Нет. Не могу.

Опускаю ружье, и иду дальше.

На самом деле, я уже начинаю жалеть, что поддалась слабости. Если так пойдет и дальше, я превращусь в психопатку. Таких тоже было полно после Вторжения. Религиозные фанатики остались до сих пор.

Не знаю, может быть, они пытаются изгнать захватчиков Библией?

Какой-то звук заставляет меня насторожиться. Дрожащей рукой убираю назад короткие волосы, и всматриваюсь в небо. Я вся холодею, когда вижу серую точку перехватчика, уверенно двигающегося в моем направлении.

Он меня заметил.

Почему я не подумала, что захватчики обитают не только в городе? У них были свои касты. Что-то вроде семьи. Я не хочу так думать, но за годы я в них достаточно поднаторотела. Работники живут, как люди и работают в «теплицах», это я их так называю. На самом деле, это какая-то инопланетная штука со сверкающим куполом, предполагаю, она поддерживает нужную температуру внутри.

Я допустила ошибку, решив, что в этом захолустье работники не будут селиться.

Я бегу в сторону старого сарая, рокот перехватчика нарастает. Туфли увязают в грязи, и я стараюсь не упасть. Приклад бьет по бедрам, но мне всё равно, главное выбраться отсюда. Проскальзываю в щель. В нос бьет запах сена, перешагиваю через тюки и продвигаюсь дальше.

Я понимаю, что здесь меня быстро найдут.

Выхожу с другой стороны и вижу дом работников. Он стоит в окружении зеленых деревьев. Огибаю забор и натыкаюсь на рычащего пса. Его рыжая шерсть встает дыбом, и карие глаза смотрят со злобой.

– Заткнись, – шиплю я на него, он исходит лаем, и вместо того, чтобы побежать в сторону леса, я кидаюсь к дому.

Надеюсь, это уловка сработает и обманет преследователей.

Цепь собаки не дает ему разорвать меня на куски. Я осторожно поднимаюсь на террасу и вбегаю в дом. Снимаю грязные туфли и беру их в руки. Стараясь дышать через нос, двигаюсь по коридору.

Где-то тикают напольные часы. В гостиной горит камин, его веселый свет отражается от начищенного паркета. Белый ковер лежит у дивана. Мягкие подушки хаотично раскиданы на покрывале.

И этот умопомрачительный запах еды, от которого у меня сводит желудок. Голодные спазмы заставляют меня глотать слюну.

На секунду, я представляю, что здесь живет обычная семья. Двое детей и любящие их родители. Может быть, это правда. И захватчиков здесь нет. Я прохожу мимо кресла и оказываюсь у чулана.