1937 Просыпаешься с рыбкой на языке, и она начинает молчать за тебя, неметь, отучая словами в строке звенеть, обучая неведомой аз-бу-ке, пусть ты знать не хочешь зловещих букв и ещё споёшь – ты думаешь про себя… Ты случайно вчера отключила звук, но, как ангелы, гласные вострубят, и взорвутся согласные им в ответ, и такое веселье пойдёт и звон, что не нужен станет тебе и свет, если звук обнимает со всех сторон. Но играет рыбка, немая тварь. Понимаешь, что звуки твои – не те. Ты легко читаешь немой букварь, полюбив молчание в темноте. Павел Алексеев О революциях Два козла пырнули рогами пастуха — решили, что есть траву могут и сами. Безо всяких там указаний и поучений. И на радостях сели учить заклинание: «Мы – не козлы! Козлы – не мы!» И не заметили подошедших серых волков. В результате чего от одного остались рожки да ножки. А второй сбежал и думает, будто он не козёл. Изобилие Самолёты бороздят бескрайние просторы. Пароходы вздыбливают тяжёлые воды, переваливаясь с крутой волны на другую волну. Паровозы, мощно пыхтя, с трудом тянут безмерные составы. За стёклами огромных витрин – ткани, одежда, обувь, в других – колбаса, масло, деликатесы. Идём вместе – я и Сталин. – Взгляните, Иосиф Виссарионович, как всего много, какое изобилие! Он щурится на долю секунды и, пыхнув от души трубкой, спрашивает с лёгким акцентом: – А где же люди? – А людей нет… потому и изобилие. Мария Амфилохиева Дом прадеда Змеится трещина в стене, И рушится гнилая крыша. Я каменею, как во сне, И против воли шёпот слышу: «Знай, эти стены помнят речь Нерусскую, тебе родную!» А в доме покосилась печь, Завален хламом пол… Какую Пытался долю обрести Мой прадед, отписав жилище Властям крутым? Его пути Средь тысяч судеб не отыщешь. Дом занят был под исполком. Потом уж непонятно вовсе, Что было в нём в году каком… Я век спустя решилась в гости. Открыта дверь. Но тишина По нервам ударяет звонко. Свет чуть сочится из окна, Затянутого грязной плёнкой. Всё предназначено на слом — И прадеда мечты, и планы, И то, что прочил исполком… Нет, жизнь – не дамские романы, Сюжет красивый не пророс Из зёрен – сплетен понаслышке, И вместо поминальных слёз — Лишь быстрый выстрел фотовспышки. Колхоз «Миртайя» Где испокон седых веков Землицу холил местный житель, Трудом добыв еду и кров, — Колхоз назвали «Разрушитель». Сама история порой Иронизирует печально: Как будет жить колхоз такой — Ответ в названии буквально. Согнав хозяев крепких с мест, Рассеяв их по всей Сибири, И финнов выселив окрест, Остаться с кем хотели в мире? Со старых снимков на меня Глядят прадедушкины братья, Но до сегодняшнего дня Судьбу их не смогла узнать я. Нам горько думать, пусто жить, Кукушечьим безгнёздым стаям, Когда времён порвалась нить, И мы корней своих не знаем. Память 1937-го Бабушке Элме Томасовне Вильки
Бабушка чудесно вышивала Аккуратным крестиком и гладью, Только занималась этим мало, Небольшого заработка ради. Вышитые коврики, подушки Не водились в маленькой квартире, Да расспросов не любила слушать Бабушка, хоть мы в ладу и мире Жили с ней… И пролетели годы Прежде, чем узнала я случайно: Вышиванье – память про невзгоды, Тяжкая под ним скрывалась тайна. Нет, дорога гладью не лежала: Мастерство нерадостным трудом Ей в тюремной камере предстало, Из «Крестов» та вышивка крестом. Оттого узорные салфетки Для неё – не праздничный уют, А сквозь стенку перестук соседки, Весть, что на допросах снова бьют. Легенда Крестовой горы в Токсове Вспоминаю я часто легенду одну, Вырастают преданья из жизни самой. На Крестовой горе крест стоял в старину, И возникла коммуна под этой горой. На Крестовой горе отгремела дуэль, Был один из противников насмерть сражён. Вспоминает погибшего старая ель, Головою качает: не лезь на рожон. Под Крестовой горой – быт политкаторжан, Гомонящий во двориках сереньких дач. Им за прежнюю доблесть правительством дан Шанс решенья житейских нехитрых задач. Коммунары картошку сажают в золу: В годы голода – самый картошечка смак. Клубеньки семенные лежат на полу, И гостей принимает радушный Маршак. Здесь Зиновьев проездом порою бывал, Киров жёг под сосной золотой костерок. И никто из гостей в это время не знал, Что судьбы переменчивой близится срок. Нет, дуэли старинные – штучный товар! Не на всех напасётся Россия крестов: Забушует лихой репрессивный пожар, Превращая товарищей в злейших врагов. На Крестовой горе не найти старый крест, О коммуне не помнят хозяева дач, Но когда ветер сосны качает окрест, В шуме леса мне слышится сдержанный плач. |
