Поэты и революция © OOO «Страта», 2017 * * * Революция: век спустя Мне было пятнадцать лет, когда страна праздновала полувековой юбилей Великого Октября. Ленинградские здания украсились портретами вождей и основоположников, кумачовыми флагами и транспарантами, на улицах гремели революционные песни. Даже «Аврора» в эти дни покинула место традиционной стоянки и встала у моста Лейтенанта Шмидта, направив носовое орудие на Зимний дворец… Телевидение и пресса Советского Союза взахлёб писали о главном событии в истории человечества. Прошло ещё 50 лет, и мы стоим на пороге новой «круглой» даты, когда уже «отшумели парады великих и грозных идей». Многое изменилось. Нет на карте могучего Советского Союза, что вызывает острую боль и горечь одних, радость и ликование других. Отношение к событиям вековой давности до сих пор разделяет общество. А что же поэты, которые век назад благословляли революционный вихрь, искренне желая перемен, свержения самодержавной власти, мечтали о всеобщем благе и братстве? Конечно, нельзя не признать огромного влияния на перемены в мире, которое оказала Октябрьская революция 1917 года в России. Мир изменился, стал другим. Но, несмотря на очевидные и порой величайшие достижения и перемены, не сделался лучше и добрее. Увы, золотой век всеобщего счастья и социальной справедливости так и не наступил. Последние десятилетия нашей истории это со всей очевидностью доказали. Не бывает событий белых и чёрных. Каждое несёт в себе противоречие. И счастливы те народы и государства, которым в ходе своего исторического развития удаётся избежать революционного взрыва, потому что любая революция или переворот – это всегда трагедия, всегда кровь, какими бы благими намерениями ни вызывались такие резкие и решительные перемены в обществе. В сборнике «Поэты и революция» представлены стихи современных петербургских поэтов, отражающие взгляды на события 1917 года и вызванные ими последствия. Мы намеренно не делили авторов по идеологическим позициям – каток революции одинаково трагически прокатился по судьбам поколений красных и белых, рабочих и крестьян, дворян и мещан. И в сегодняшнем обществе наметились те же противоречия, что раздирали Россию век назад. Советский период был великим и трагическим. Только память поколений может помочь нам избавиться от горечи потерь и обид. Новые обиды и противоречия множатся тогда, когда забываются уроки прошлого. «Когда времён порвалась нить, и мы корней своих не знаем» (М. Амфилохиева), очень легко заблудиться в историческом бездорожье и вновь строить колхоз под гордым именем «Миртайя» (в переводе с финского – «Разрушитель»). А ведь подобные названия часто давали наши революционные предки, стремясь разрушить «мир насилья». А ведь известно – «как вы яхту назовёте, так она и поплывёт…» Поэты – не политики. У них нет готовых рецептов по исправлению миропорядка. Но они – свидетели времени, они отражают не только личные, но и общественные настроения. Другое дело – услышат ли их голоса власти предержащие или нам всем суждено бесконечно попадать в шторма революций и переворотов… «Опять царит разруха в головах», – констатирует М. Аникин. «Как в бедных умах перепуталось всё и смешалось – от бурных веков нам эклектика, видно, досталась», – вторит ему В. Червинский. «Меж страной космонавтов и страной спекулянтов, как овраг среди поля, чёрный август пролёг…» – напоминает И. Кравченко. И предупреждает: «За летом приходит всегда сентябрь, а следом октябрь полыхает». И почти каждый автор сборника вспоминает о своих предках, ищет родные корни в затерявшейся бездне громовых лет, напоминает о трагических судьбах русских поэтов… Очевидно, что пришло время созидать, преодолеть наконец тяжёлое наследие противоречивой революционной эпохи. Хватит ходить по кругу. Только вот как воплотить в жизнь столь благие намерения? Возможно, этой цели может послужить, хотя бы в малой степени, поэтический сборник, посвященный серьёзной и значительной исторической дате, замолчать и обойти которую было бы, по крайней мере, несправедливо.
Татьяна Алфёрова Революция Эта женщина будет искать перемен, ей не нужно побед и воздетых знамён, не нужна ни кровавая роза Кармен, ни течение плавных времён. А движенье само по себе горячит, пусть вода из нагревшейся фляги горчит, и кричат сумасшедшим оркестром грачи, рассыпая дома в кирпичи. Где кончаются вместо дороги шаги, а дыхание не отличить от пурги, безразлично, вперёд ли, назад побеги… Пережить ей рассвет помоги. После революции Ночью грузные стучались эшелоны в спины рельсов, чтоб уснуть мы не могли. А наутро за дорогою, за склоном обнажился в землянике край земли. Слишком долго, что ли, резали дорогу: истончилась – и с землёй оборвалась. И теперь до мира, так же как до Бога, — неизвестно: нету связи, есть ли связь. После гражданской У станции заброшенный участок, забор поломан, изувечен сад; как памятник давнишнему несчастью, три яблони заглохшие стоят, предупреждая: не ходи! Назад! Следишь разгром как жалкую болезнь, и дом – как сумасшедший человек. Тебе рассказывали – в солнечном сплетенье сперва, как космос, возникает боль, и хочется бежать, но рядом тени прицельно наблюдают за тобой, и выручает только алкоголь: он отключает мозг и боль отводит, ты разбиваешь окна – свет впустить, но смерть, как пыль, осядет на комоде, таблетки космоса окажутся в горсти, ты их глотаешь – милая, прости! — и бездна принимается расти. И нет возврата, и разграблен дом, так узнаешь любимого с трудом, но у порога чашка голубая, платок цветной на дверце, пруд в саду, и, голову трусливо пригибая, «Нет, не войду», – бормочешь на ходу и входишь в этот дом, в чужой недуг. Эмиграция 1. Эти жалобы, без обращения письма. Подтвержденье – в чужом – своего. Под стропилами тоненько ласточка пискнет. Не беда, мой дружок, ничего. Мы ещё поживём, как-нибудь перемелем эти жёсткие зёрнышки дней. Да всего-то, подумай, прокралась неделя, как куница по дрёме ветвей. Мы с тобой спали слишком спокойно, пробуждаться теперь тяжело. В перелётах далёких никто не покормит, над водою натрудишь крыло. Ты хотела вернуться туда, где медовый запах клевера ветру знаком? С каждым взмахом – всё дальше и дальше от дома. А он был – этот дом? 2. Старая веранда Дом бывает домом тогда, когда прячется за поздней дорогой в снегу. И рвёшься туда, и страшно, и на бегу в лёгких покачивается вода. Сад весною вставал на крыло. Воротись… По дороге все окна зажжённые – дом. Я не помню, где мой, за которым окном. Было тепло, и прошло много лет, а кукла спала. Мы пили чай – за малиной стол, и в горошек-блюдечко падал листок, по утрам веранду сжигал восток на цветной стороне стекла. Вот и сжёг. 3. Куда ты, Нелли? Век кончается. Так уходили в девятнадцатом в вуалях газовых красавицы, чтобы в других веках остаться. Плескалось время мореходное, колёса по брусчатке тренькали, и разносилась пыль пехотами от деревеньки к деревеньке. Но что – от кепки и до кивера — проборы наклонять покорные, когда (бессмысленно?) покинула, ей туш сыграли клавикорды. Куда? И время занимается через весну столетий серую. Сыграй мне, электронный маятник, по сбившемуся с цели сердцу. |