– Ой, да кто бы говорил.

– Молчать! – взревел проводник, перехватывая меч Рея.

– Как знаешь! – я нагло ухмыльнулась, оголяя клинок. Ты у меня получишь, проводник.

***

– Мети, мети, цесаревич! Шо тебя папка листья грести не учил? – рассыпчатым горохом стучит визгливый голосок младшего послушника. Мальчик и сам был послушником, со вчерашнего дня. Колючая черная мантия висит на нём картофельным мешком и пахнет она картофельным мешком!

– Куда ему? Нашему кудрявчику небось сто слуг носик платочком промокали да шнурочки бантиком завязывали, чтоб не жало, – охотно подхватывает второй, рыжий, длинный, веснушчатый. – Отвечай, когда к тебе старшие обращаются!Учил?!

– Нет, – коротко отрезает мальчик и принимается ещё усерднее царапать прутьями плиты.

– А ты представь, что это меч, – подсказывает третий почти любезно. – Как там твоя поблескушка называется? Цвайхерпыг? Цвейпурпыг?

– Не ломай язык! Эту дрянь в народе кошкодёром кличут, – снова начинает первый, он у них за умного. Остальные отмалчиваются, искоса бросая наглые взгляды, мол они тут главные, они тут лучшие. —Знаешь, сколько добрых людей из—за неё полегло, а княжич? – выплёвывает паренёк.

—Цвайхендер, – обрывает глумливую речь мальчик.

– Эй, ребят! А он ещё и говорить умеет! Ну—ка вякни, вякни ещё, будь хорошей псинкой!

Парнишки в балахонах крутятся, кривенькие, злобные, каркающие точно сороки.

– Пошли вон! – кричит мальчик. Он был сыном князя, он такого не потерпит! Как эти «старшие» говорили, вообразить, будто метёлка – меч? Пожалуйста! Мальчик перехватывает древко метлы, двумя руками, как его учили на тренировках, и с огромной радостью бьёт задиру в живот. Обидчик кричит и сгибается пополам, а его свора с громким улюлюканьем набрасывается на мальчика. Четверо на одного, разве это честно?

***

«Урод!» —от моего крика пятится осёл, немножко не та аудитория. На большее ума не хватило. Перехватываю меч, непривычный, не-мой. Думайте, что хотите, но фехтовать я умею! Проводник, как оказалось, тоже и очень сносно. Удар перекрывает удар, мечи сцепляются и звенят. Я отхожу и наступаю, жадно играя свою любимую партию. Аурр злится и не отстаёт. С его силой приятно столкнуться. Друзья мелькают, суетятся за нашими спинами, силясь остановить.

Я этого так не оставлю, не позволю считать себя трусливой выскочкой!

Аурр вскинул меч. Заточенный клинок вобрал яркость слепящих солнечных лучей. Щурюсь, принимаю удар – вскользь. По руке расползается дрожь. Вижу славное удовлетворение в его взгляде, и атакую с новой силой. Вдвоём заваливаемся наземь. Астрис что—то выкрикивает. Рей подбегает, оттаскивает меня. Злюсь, кричу. Проводник ругается, выпуская меч из рук.

«Успокойтесь оба!» – наседает Астрис. Желание слушать хоть кого—нибудь отсутствует,напрочь. «Прошу», – добавляет девушка, насильно разжимая мои пальцы, что намертво вцепились в рукоять. Неохотно поддаюсь. Нас ругают, обоих, затем принуждают мириться. Тщетно. Буравим друг друга взглядами, стоя по разные стороны костра. У Рея проскальзывают разумные мысли по поводу провианта и его отсутствия. Кто—то, упиваясь собственным остроумием, предлагает отправить нас с Аурром в лес. По грибы. Вдвоём! Дружно высказываем встречное предложение несколько иного путешествия, менее цензурного. Художник радостно хлопает в ладоши и лезет в собственный мешок, его—то Яшка не тронул. Несколько минут спорим, кто же первый должен навестить Зюта и его чертей: я или Аурр, Аурр или я. Прийти к соглашению не удаётся.

«У меня имеется чудесное решеньице! – радостно восклицает Художник. В руках у него блестят глянцевые квадратики похожие на игральные карты. Неужто партийку разыграем? – Это моё собственное изобретение, – довольный попутчик раздаёт колоду. От удивления замолкаем. – Герцог, у которого я работал, оценил на славу. Выбирайте масть. Правила просты. С помощью этой штуки легко разыграть обязанности. Кто вытащит вот такие, – он крутит яркий квадратик, – отправится за грибами вот с этим!», – покончив с колодой, Художник вновь тянется к мешку. На свет показывается небольшой блокнотик величиной с половину книжки и коробок с сухой пастелью. Мелки быстро вырисовывают корзинку коричневую, круглую, из гибкой лозы. Проходит несколько странных минут. Наш случайный попутчик завершает работу и, подмигнув ослу, опускает руку прямо в бумажный лист. Пространство кривится, из маленького листочка появляется корзинка.

Стоит ли упоминать, кто вытащил эти чёртовы карты?

С возмущенным «Подтасовка!» и насмешливым плетёным лукошком удаляюсь в лес. Аурр тащится следом. «По грибы».

***

– Они тебе завидуют, – в лазарете пахнет травами и свежими булками. Послушник, дежуривший там, только сел завтракать. – Сынок «дамочки» из рыбацкой деревеньки, племянник егеря, четвёртый ребёнок старой прачки. Они в жизни не видели настоящего оружия, воротников из соболя и гранатовых перстней, – коротышка указывает на костяшки княжеских пальцев. Три фамильных перстня, всё как полагается: один с печатью Арестов, другой с тёмным сапфиром – хладный ум, и пылкое сердце в гранях рубина. Что ему не нравится? – Повернись ко мне. Да повернись ты! Не крути башкой. У тебя нос сломан, дай вправлю.

– Нет, – мальчик отворачивается, ему стыдно. Отец был прав: он слабак, а от слабаков должно избавляться. Пятеро скуднокровых заморышей отпинали его как собачонку.

– А на меня чего злишься? – какой же приставучий этот ученик лекаря, будто держат его тут за одно умение языком молоть.

– Замолкни. Твоё дело врачевать, а не нудеть.

– Так яи врачую. Руку дай, нет. Левую. Вот этой штукой дня три помажешь, и всё пройдёт, – коротышка протягивает ему баночку с зелёной жижей.

– Смердит оно знатно…

– Это, да. Что есть, то есть. Хочешь, научу готовить?

– Нет.

– Зря. Я ж сердечно, – коротышка уходит вглубь залы, – Знания лишними не бывают, а дружба тем более. Нет?Ну и Зют с тобой. Кость приложи.

– Какую кость? – изумляется мальчишка. Что за дикие методы врачевания?

– Из ребра барана, – совершенно серьёзно бросает коротышка, – У поваров из заморозки попроси. Если дадут, конечно. Я б не дал, – помощник лекаря замолкает. Так вот что за кость! Льда у них, что ли, не водится? – Хотя, нет. Дал бы! Ты тупой, а не злобный.

– Что? – злость вновь рокочет в горле.

– Они тебе завидовали, а ты их избил. Мальчишки, что досыта не ели, что в одних обносках по три лета хаживали, и в снег и в жар в драных ботинках, что ворованным яблокам всей душой радовались. И ты, слепой, холёный княжеский сынок с блестящими перстеньками и отцовской железкой в три коровы и пять скакунов ценой, избил их?

– А что мне стоило лечь на пузо и ждать, пока они всласть не напинаются?

– Если думаешь, что это правильно – да.

– Не думаю. Я поступил, как поступил, и если волхвы меня накажут, пусть так.

Коротышка улыбнулся и протянул вторую склянку.

– Просто не злись на них. Злоба смердит похуже моей мази.

– Всё?

– Угу, – кивает коротышка.

– Да хранит тебя Светозарный, – бурчит чернокудрый мальчишка, не оборачиваясь, и, прикрыв здоровой рукой дверь, выходит прочь.

– Не богохульствуй! – прилетает ему вслед.

А вот этого мальчик не понял.

«Искренности тебе недостаёт, —отзывается скрипучий голосок. – Рьялу сердцем упоминай. Иначе всё ложь».

***

– Что дальше делать будем? – с негромким вздохом Аурр садится на пень. Небольшой нож из арсенала гвардейца—дезертира охотно вытирается о штанину.