Мир—за—кромкой
ОГНЕННЫЙ БАРОН
Стёртые ботинки
Отмеряют ложь,
Мысли—половинки
Думаешь – найдешь?
Прочитай созвездье
На пустом окне.
Беглый кивок бездне,
В синей полынье.
Под фонарным светом,
Кружатся часы.
Полнятся ответом
Капельки росы,
Обратившись снегом
Упадут с небес.
И за тихим бегом
Не заметишь лес.
Ветер воет грозно.
Искрится луна.
Мир кромешный создан
В серединке сна.
По скалистым тропкам,
В ледяной воде
Твердо или робко,
В след одной звезде
Ты пройдешь, я знаю,
Не склонив главу,
Храбрость не теряя
В снах и наяву.
Ночь разрежут крылья,
Языки костра
Сказки пахнут былью.
Как она быстра!
Чтобы не бояться,
Чтоб не отступить,
Станешь ты сражаться,
Вороном кружить.
Пряные мгновения,
Отмеряют ложь.
Крах или спасенье?
Сможешь – разберёшь?
Пролог
Брумвальдский мёд
В огромном зале Брумвальдского дворца пахнет мёдом, терпкими винами и джемом из голубики. Люди пили, ели и смеялись. Сегодня праздник, трехлетняя годовщина революции. Кудрявый царь в кафтане из синего бархата встречает двух припозднившихся гостей: деву, с невиданными волосами цвета морской лазури, и юношу,заметно возмужавшего за время разлуки. Вежливые приветствия поглощает весёлый шум. Они встретятся и ни раз и поздороваются, как следует добрым друзьям. Подвыпивший менестрель, забывает разом все договорённости и заводит вместо торжественных, и не будем скрывать пристойных, мелодий извечную «Песнь неудачливого вояки». Его коллеги обмениваются смущёнными взглядами, искоса перебрасываются за частившим подмигиванием. Кто—то из гостей даже подмечает, что мигают товарищи—музыканты в такт. Цветное стекло весело мерцает. Сегодня зал греют своим сиянием тысячи и тысячи маленьких огоньков. Каждый волшебник, кудесник, колдун и заклинатель, переступив порог Брумвальской залы, выпустил на волю искристый шарик света в честь новой царской четы, во имя великого бога Рьялы, в благодарность за приглашение и покой.
Царь поднимает кубок. Красное вино играет в гранях чистого хрусталя, облачённого в серебряные лозы. Крепкие княжеские пальцы с короткими медвежьими когтями, сжимают тонкий хрусталь. «Во славу двух миров!», – громогласно произносит правитель, и зал тот час наполняется довольным перезвоном. Музыка льётся, вырываясь из нежных лир и быстрых лютней, а за ней льются вина, текут пьяные речи. Царь наклоняется и быстро целует прелестную деву с древесно—карими глазами, что сидит по левую руку от него. Он бы посадил её и справа, как верного советника, но девушка одна, а кресел чуть больше. Сегодня праздник, так пускай над умом превалирует сердце. Сегодня можно. Девушка юна, пусть и смотрится взрослой, её голову венчает чёрная диадема, вырезанная из тёмного—тёмного корунда. На самом деле он синий, и зовётся сапфиром, просто с первого раза не разглядеть. А сейчас они вдвоём выйдут в сердце зала и овеянные сиянием тысячи и тысячи огней станут кружиться в старинной пляске, шаги к которой никто до конца так и недоучил. Волосы цвета весеннего леса легкими волнами струятся по спине, яркие глаза глядят в очи партнёра. Так учил уважаемый придворный танцовщик, седой и усатый, точно сом. Лучше б на ноги, честное слово. Люди встают и пускаются в пляс. Ресницы дрожат, бросая узорные тени на светлую кожу. Тонкие пальцы нежно скользят по спине, уже можно – никто боле не смотрит. Шрамы зажили, на их месте выросли перья, мягкие черно—коричневые, вдоль пальцев, по запястьям, на скулах и на шеи – знак высших чар. В глазах царя таится древний лёд, могучие длани увенчаны короткими когтями. Они ревилы, новые. Девушка с бирюзовыми волосами и её избранник тоже, их ипостась морской змей, это выдают синие чешуйки. Сколько веков миры жили порознь? Сколько не видели ревилов? Страшно и сосчитать. Но несколько лет назад они вновь стали появляться, и ныне магия не есть привилегия хитрых богов. Она является сама к достойным или к тем, кто может таковыми стать.
Двое покидают зал. Через широкий коридор, по ступеням в летнюю ночь к огромной толпе, что ждёт внизу с кушаньями и сотнями других почётных музыкантов, уж там—то «Вояка» звучал и ни раз. Девушка останавливается у картины, что висит в огромной золочёной раме у самого края лестницы. Престранная, знаете ли, картина, канонам не соответствует совершенно. Камердинер ворчал трое суток, но повесить разрешил. Правда говорят, врут, наверное, будто её писал сам Аль Сопранг, веселый бог, покровитель путников и страждущих дорог. Девушка подолгу вглядывается в полотно, знакомое ей до последнего штришка, мазка. «Художник» – незатейливо гласит подпись. Не отпуская руки супруга, она кротко кланяется, закрывает глаза и порывисто обнимает царя. Как же долго ей пришлось учиться звать его царём, считать царём. Конечно, имя предпочтительней, но имя тоже для начала нужно узнать.
Глава 1
Можешь звать меня милорд
Дверь сарая обиженно скрипнула: ей хотелось спать в уютном полумраке потолочных балок, дремать в компании маленьких дыр, устилавших бревенчатые своды; отдыхать среди пахучих стогов свежего сена и благородного блеска трудолюбивых вил и кос, а никак ни скрипеть чуть заржавевшими после недавнего дождя петлями, ни щелкать огромным стареньким засовом, и уж точно ни вертеться, пропуская в выверенный спокойствием мирок слепящий солнечный день.
Только вот человек в высоких красных сапогах думал иначе. Ловко вскрыв узким кинжальчиком добротный навесной замок, красносапожный бесцеремонно распахнул дверь. За спиной «захватчика» неуверенно переступали с ноги на ногу высокая девушка с узким мечом на поясе и светловолосый молодой человек с неприлично красивым личиком и тяжеленым походным мешком за спиной.
Красносапожный был взвинчен и даже раздражён: он около недели искал подходящего проводника – неболтливого, опытного, бесстрастного, а главное абсолютно равнодушного к любым политическим распрям и склокам; и вот теперь, когда такой, наконец, обнаружился (слава Лучезарному!), им оказался вдребезги пьяный мужик, храпящий до полудня в чужом сарае! Вошедший пробурчал короткое ругательство, спрятал кинжал за пояс, поправил катастрофически съезжающий шлем, и громко кашлянул. Шлем был, верно, ему велик, как и почти весь доспех, только сапоги были в пору. Зашуршали складки одежды. Обиженно, нет, даже оскорблённо, клацнули ножны. На пол полетел маленький, но довольно увесистый для своего размера мешочек с деньгами. Красносапожному стоило немалого труда обменять обычные деньги на звонкие серебряные монетки. Вот кто сегодня предпочитает нарочито размахивать кошельками с драгоценными металлами? Хорошо, что Сизый, контрабандист из той забегаловки, упредил его о вычурных нравах этого лесного бродяги. Иначе отправились бы они втроем глубокими болотами да прямиком к криворогому Зюту. Человек в красных сапогах махнул рукой, и дверь захлопнулась сама собой.
