Лежащий на полу мужчина болезненно поморщился: каждый хоть сколько—то громкий звук, чудился для него безумной пыткой, сравни удару молнии по железному куполу, а в куполе том его многострадальная головушка. Каким чудным вчера казался лиственный эль в таверне у бездельника Кабана! Какими чуткими и нежными были прикосновения бордельных нимф… А тот раунд в камнипядки? Да, он же почти выиграл у этого олуха две повозки с кольскими сливами! Ну что с того, что проигрался до последней рубахи?! Ну и что с того, что любимый, верный и на сей раз единственный меч перешел в руки того же олуха?! Подумаешь! К тому же, какого Зюта ему сдались эти сливы?

«Подъём! – несколько громче, чем следовало, объявил красносапожный: голос дрогнул, точно сфальшивил на пару непрошеных нот, но выровнялся со следующей фразы: – Есть хочешь – вставай и топай за мной!»

«Переигрываете, барон!»– с лёгким смущением подумал красносапожный, и тут же противореча сам себе, несильно ткнул ногой уже не спящего мужика на полу. Тот в ответ что-то недовольно пробурчал и, наконец, открыл глаза. В любой другой день, в любом другом случае он бы без труда разглядел затаившийся подвох. Если бы голова его не гудела от ужасного похмелья, если бы коварный свет не слепил глаза, если бы досада от того глупого провала не мешала думать ясно, всё бы вышло совсем по-другому, да и наша история оказалась бы заметно короче. Но слишком уж много этих «если»навалилось друг на друга, и всё вышло в точности так, как вышло. За спиной несдержанного гостя полушепотом препиралась статная парочка его не более терпеливых спутников. Красносапожный повернулся к ним и неодобрительно хмыкнул. Спорящие ненадолго притихли. Мужчина, приподнявшись на стоге сена, наблюдал за происходящим молча.

«Не стоит, Ремир», – едва слышно произнесла девушка, указав жестом сначала на ножны, затем на потенциального проводника, да так, что никто и не заметил её вольной улыбки, никто за исключением самого Ремира.

– Так, мой нерадивый эм… Мне лень придумать для тебя колкую остроту – придумаешь сам. Поднимай свой пьяный зад и выметайся из этого сарая! – красносапожный яростно блеснул глазами и лукаво улыбнулся, —Или я расскажу гривеньщиками, где тебя найти. Впрочем, дело не моё! – отсчитав про себя до пятнадцати, красносапожный развернулся и махнул рукой.

– Постойить-те, – речевой аппарат работал плохо.

– Что ты там мямлишь?! – резко бросил красносапожный, невзирая на противный тон, он был явно доволен.

– Кажется, мне… мне по душе ваше предложение, Ремир, – речь человека выровнялась, и красносапожному даже показалось, будто перед ним какой—то дворянин, а непростой пьяница—проводник, придремавший без работы. Мысленно проклиная предательски слинявшую координацию, человек подобрал с пола увесистый кошель, поднялся на ноги всем своим видом, выказывая готовность следовать судьбе, – Согласен.

– Барон Ремир вообще—то, но можешь звать меня милордом, – насмешливо бросил красносапожный.

Интерлюдия первая

Прятки

Рассвет аккуратно краснел, прикрываясь веером пухлых туч, стучался в окна придорожного трактира. Скособоченное здание медленно разваливалось в пыли, отмечая начало Горного тракта. Сухонький старикашка, приставленный там заглавного, недоверчиво щелкал тыквенные семечки. В тесной комнатке на втором этаже зажегся круглый светильник.

– Ремир? Ремир! Ты серьёзно? —девушка с бирюзовыми волосами звонко хохотала. Она сидела на краешке жесткого матраса с расческой в руке. Свободная зеленоватая рубаха смотрелась на Астрис не многим хуже роскошного бархатного платья. – Революция мира, что ли?

– А почему бы и нет? – я чуть смущенно пожала плечами. Глупое имя для глупого дела. У кровати стоял рюкзак с изумрудными латами —необъятный груз из прошлого. Астрис хотела продать их, но я не позволила. – Ты не хочешь спрятать волосы? – ещё одна глупость, без которой нам теперь не обойтись.

– Надо? – девушка тяжело вздохнула. Знаю, знаю, нам всем надоел этот маскарад. Но если тебя узнают, а так они, непременно узнают, будет очень и очень плохо. Тонкие пальцы грациозно скользнули по волосам. Взмах, взмах, и толстая коса готова, ещё пара взмахов и бирюзы не видно под косынкой. Ты и так красавица, нужно просто немного подождать. Стоит сказать ей это, приободрить. Но слова не идут. Я с отвращением вглядываюсь в собственное отражение. Губы расползаются в безумной улыбке:

– Ну как, нравлюсь вам, миледи? – я подскакиваю и кружусь, а не затянутые алые латы постукивают при каждом шаге. Девушка улыбается и кивает. Я спотыкаюсь о собственные шнурки и лишь чудом не падаю. Гвардеец, тоже мне. – Вот дурацкие ботинки!

– Это сапоги, Т…, ах простите, лорд Ремир!

***

Воспоминания клубились, воспоминания просились наружу нежданные и бесполезные. Простите, воспоминания, но здесь вы ни к чему.

– Восхитительно! – без малейшего намёка на радость объявил красносапожный. – К полудню мы, наконец, собрались: может, к вечеру даже выдвинемся в путь! Так, а вот и вы, наш хвалёный знаток лесов. Простите, как ваше имя?

– Милорд, прекрати глумиться! – мечница бросила недовольный взгляд в сторону барончика. Тот показательно потупился и постучал себя по лбу. – Ремир.

Что—то в облике этой бойкой незнакомки взволновало проводника, будто бы он знал её прежде, странное чувство, ведь на самом деле видит впервые. Возможно, виной тому зелень глаз, столь яркая, что и не чаешь встретить, похожая на море за кромкой горизонта, когда синь перестаёт быть синей под толщей вод; или странная стать, столь редко присущая девчонкам в льняных рубахах и походных штанах. Как не крути, знакомая барона плохо вписывалась в антураж Пятских деревень. В этой части страны мало кто мог похвастаться тёмными бровями, молочной кожей, а узкий клинок на поясе – это вообще разговор отдельный.

– Моё имя Аурр, милорд, – проводник театрально поклонился, с одной стороны вполне учтиво и между тем, выражая скользкое презрение. Настоящий аристократ никогда бы ничего не заподозрил, и оттого проводник был крайне доволен собственной дерзостью, был, пока капризный барон не разразился звонким громким смехом.

– Милый фокус. Но за те деньги, что я тебе плачу, попрошу оставить такие выходки в стороне.

Повисло смутное молчание. Девушка и парень с мешком в недоумении посылали друг другу странные взгляды. Проводник смущенно, на самую скромную малость, прикидывал, остались ли у него шансы заполучить отсрочку пред встречей с гривеньщиками или уже пора самому бежать в болота к Зюту. Гривеньщики слыли настоящим кошмаром нового постреволюционного мира. Эти ребята не гнушались самых страшных и безумных мер взыскания долгов. Молись всем богам и стражникам рода людского, молись светозарному лику Рьялы, молись самому Зюту и бесконечной пропасти его гнилых подземий, да только никакие молитвы тебя не спасут. Гривеньщики сдавали в наём лошадей и самодвижные повозки; выдавали на временное пользование оружие, ничего огнестрельного, никаких новомодных придумок, требующих тридцати трёх лицензий, кинжальчики, простенькие арбалеты, да мечи самой «кастрюльной» стали – только самооборона; они же могли подогнать тебе редкие лекарства, да магические причуды, настоящие из ещё сохранившихся. Гривеньщики – это последнее пристанище между «не могу» и «сдохну». Только безумец мог согласиться на их проценты, на их варварские условия. Но безумцев было много: война выжгла всё, до чего только смогла добраться, и у людей просто не осталось выбора. Что ж, гривеньщики процветают, а новоявленный правитель пока ничего не может с ними сделать. Оттого проводник и оказался в этом злосчастном сарае, хотя кое в чём он значительно темнит.

– Первые пташки недобитых огней, – звонко протянул Ремир, руша тишину. Все тотчас недоуменно посмотрели в его сторону. – Слышен хрум златогривых коней, – на губах благородного лорда плясала чудаковатая улыбка. Подперев бок рукой, он незнамо зачем взметнул плащ, – Это Астрис, – голос барона тут же стал официально приличным и даже вовсе нормальным, – лучшая мечница нашего бренного мира, превосходный воин и мой верный страж. Обращайся к ней крайне почтительно или тебе несдобровать! – Ремир усмехнулся и сделал совершенно не свойственный знати поступок – слегка поклонился своему стражу. Астрис многозначительно улыбнулась в ответ. И барон продолжил, – А этот красавчик таскает наш мешок, больше пользы от него никакой, но Астрис он приглянулся, да и места блондинчик много не занимает. – Вышеупомянутый блондинчик гневно сверкнул глазами. Барон мило помахал ему ручкой, словно трепетная принцесса из окошка высокой башни, но тут же вновь спешноотвернулся к проводнику.