Влад – имел сомнительные перспективы. Переехал недавно, как сказали Санька с Ванькой, вряд ли он успел притереться и осмотреться, чтобы выбрать себе подружку. А вот Валера был кандидат первого сорта, и то, что он учился в Машкином классе, наводило на серьёзные подозрения. И ещё интуиция подсказывала Алексею Александровичу скрытую порочность в самом имени – Валера. К тому же сравнение с капитаном Джеком Воробьём, несомненно, сыграло свою негативную роль.

– Слушай, Света, ты такого Валеру из Машкиного класса знаешь?

– Я-то знаю и Валеру, и Сашу, и Альберта… я-то на собрания в школу к дочери хожу…

– Сама сказала, что я с учителями конфликтую, – вот и не появляюсь там. Так, что за Валера?

– Есть у них Валера Сенцов.

– Сенцов? Фамилия знакомая…

– Она всему городу знакомая – мать у него диктор на телевидении, про погоду рассказывает. А он – мальчик хороший, не хулиган… Симпатичный, девчонкам, должно быть, нравится…

Воистину, кто владеет информацией – тот владеет ситуацией. И теперь, когда Алексей Александрович узнал о подозреваемом почти всё, он задумал провести следственный эксперимент и за ужином, сгорая от нетерпения, не ел практически ничего, ожидая, когда же все отложат вилки-ложки в сторону и разбредутся по своим комнатам. И наконец-то ужин закончился.

– Ма-а-ха, – окликнул дочку Алексей Александрович, – что-то ты бледная вся… Давай-ка сходим на улицу, подышим воздухом!

– Да ничего я не бледная, – с недовольством отозвалась Маша. – Пап, мне ещё полкнижки прочитать успеть…

– На улицу, и без разговоров! Дольше спорить будем.

План у Алексея Александровича был прост, как всё гениальное. Только они выйдут из квартиры и поравняются с надписью, он ужаснётся, воскликнет «А это что такое?» и спросит дочь: «Кто этот В.? Он к тебе приставал? Где живёт?» Ну а дальше, как говориться, дело техники.

Маша, не радуясь предстоящей прогулке, собиралась довольно вяло, словно надеялась, что вот-вот отца отвлекут другие дела и она вернётся к своим книжкам и Бейонсе. Но Алексей Александрович терпеливо ждал (хотя внутри у него кипел котёл, да что там котёл, клокотал Везувий, клокотал, как мощный хор Министерства внутренних дел в предвкушении предстоящих следственных действий с последующим разоблачением).

В конце концов они всё-таки вышли на площадку в подъезд…

– Пап, ну ты чего встал?

Эту фразу Маша крикнула со второго этажа, обнаружив, что спускается на улицу одна, а отец застрял где-то на лестнице.

И немудрено, Алексею Александровичу было от чего остолбенеть, ведь возмутительная надпись исчезла без следа, будто и не было её вовсе.

Вернувшись после утратившей смысл и поэтому сильно сокращённой прогулки, Алексей Александрович сразу отправился к жене на кухню.

– Чисто сработано! – с порога выложил Алексей Александрович.

– Вот ты о чём сейчас?

– Надпись из подъезда исчезла – как не было! Кто-то стёр, да Валера этот, наверное, и стёр!

– Ты меньше детективы смотри! Совсем чокнешься! Я стёрла… Незачем соседей информировать!

– Ну, ты… – сдерживая внутри себя теперь апокалиптически клокотавший Везувий, проговорил Алексей Александрович. – Ты… знаешь, кто ты?

– Знаю. Сам такой!

Этой ночью они укладывались в супружескую кровать, демонстративно разворачиваясь спинами друг к дружке.

Не мучимая заботами, которые не казались ей серьёзными, Светлана Александровна вскорости задремала, а Алексей Александрович не спал долго, находясь в мучительных поисках других доказательств Валеркиной причастности к содеянному.

Ему не давала покоя мысль о том, что из-за самоуправства жены, уничтожившей улику, по которой в конце концов можно было сличить почерк и точно установить личность писавшего, он оказался в тупике.

И ещё мешали уснуть кошки, очарованные ясной весенней луной настолько, что их любовные рулады возносились аж до четвёртого этажа и проникали через тройные стеклопакеты в окна спальни.

«Нет! – размышлял Алексей Александрович. – Я разберусь с этим делом! Завтра отпрошусь с работы пораньше и от школы прослежу за ними… Выясню, кто там Валера, и суну ему в нос эту надпись!.. Так, а надписи-то нет… Нет – значит будет! Сам напишу!»

Придумав решение, Алексей Александрович обрадовался настолько, что ему захотелось немедленно покурить на балконе. Балкон у них выходил на север, и если смотреть с него прямо перед собой, то ночью во всей семизвёздочной красе представала Большая Медведица. Раньше он любил потихоньку выйти в сумерках, закурить сигарету и разглядывать звёзды, пуская к небу дым. Но Алексей Александрович полтора года как бросил курить и даже на балкон старался теперь выходить пореже, чтобы не напоминать себе о старой привычке.

«А-а-а, пойду, – решился он, – что ж мне теперь без сигареты и Большая Медведица не в радость!»

Ночи стояли ещё холодные, и Алексей Александрович чувствовал эту весеннюю свежесть, заползающую под накинутый плащ и щипающую ноги, не защищённые домашними шлёпками. Но уходить не хотелось. Гроза прошла стороной, отодвинутая ветром, принёсшим свежесть и прояснение природы. В небесах висели крупные звёзды, бесцеремонно отражённые в лужах, привольно разлившихся после вечернего дождя. И от вечного космоса, раскинувшего свои просторы, Алексея Александровича отделяла только тонкая полоска балконных перил, что придавало всему ощущение необъяснимой сопричастности.

Странно, но сейчас то, что так волновало весь вечер, казалось уже больше не раздражает его, а наоборот, как-то приятно томит…

Скрипнула дверь, и на балконе полусонной куколкой, закутанной в кокон одеяла, появилась Светлана Александровна.

– Ты тут не куришь часом?

– И в мыслях не было!

– А что не спишь?

– Да вот придумываю, как Валерку изловить… у нас дочь не какая-нибудь там…

– Лёш, а если парень влюбился?

Алексей Александрович не нашёлся с ответом. Холод, окончательно забравшийся под его плащик, отдавался в теле лёгкой дрожью. Светлана Александровна распахнула свой кокон и освободившимся краем одеяла накрыла мужа.

– Ну, что молчишь?

– А что сказать?

– То-то и оно… К тому же он ничего не писал.

– Как не писал? Я же видел, читал…

– Это Санька с Ванькой пошутили. Наверное, Машку решили подразнить. Я им рубашки вечером стирала, карманы вытряхивала, вот мел и вытрясла… Да и почерк – Ванькин.

– И молчала?

– Ну, ты такой пришёл – следователь… Всех на чистую воду выведу! Да и что? Сейчас не написали, скоро всё равно напишут – Машке-то семнадцать лет… Пора влюбляться.

Алексей Александрович, глядя в ночное небо, на несущую миллионы лет свой величественный ковшик Большую Медведицу, вздохнул и, пряча под усами невольную улыбку, многозначительно вымолвил:

– Любовь, любовь…

Наступивший день, конечно же, был особенным в Сашкином житье-бытье, может быть, даже решающим. И в бесконечных своих сомнениях относительно маячивших на горизонте дел Сашка измучился донельзя.

Время катилось, как пущенное под гору колесо от велосипеда. Такие вихляющиеся восьмёркой колёсики без камеры и покрышки Сашка сам частенько запускал в ребячьем возрасте – отпустишь его от себя, а потом беги догоняй. Ну, колёсико-то, ладно, невелика задача, а тут целая жизнь под уклон полетела, и поминай её как звали. Не вся, конечно, жизнь, но одна привычная составляющая – это точно. Завтра Сашку Сотникова ожидало радостное и масштабное событие – свадьба со Светой Беспаловой, девочкой из его недавно закончившегося детства.

Странная штука: пугающую масштабность завтрашнего дня Сашка ощущал всем своим нутром, а вот радости не испытывал никакой. И чем ближе становилось это самое завтра, тем ощутимее утяжелялся камень в Сашкиной душе.

Его невеста – Света была очень симпатичной девушкой, и даже то, что она из-за своей зрелой и крупной стати выглядела немного старше своих лет, делало её только женственней и желанней. И дружила она с Сашкой чуть ли не с пятого класса, так что, казалось бы, всё в итоге сложилось правильно, к всеобщему удовольствию, взаимному согласию и многообещающему началу их совместной жизни под общей фамилией – Сотниковы.