Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Клавдия Лукашевич

Честное слово. Повести и рассказы

Рекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви

(ИС 10-10-0753)

Честное слово - i_001.jpg

© Макет. «Зёрна-Слово», 2011

Честное слово

Повесть

Честное слово - i_002.jpg

Новая больная

Был полдень. Доктора только что обошли палаты. По большим высоким коридорам больницы бесшумно, суетливо проходили сиделки и больничные служители, приносили носилки, чашки, бинты, вату, тряпки; из палат выходили и входили сестры милосердия и фельдшерицы с градусниками, сигнатурками и лекарствами в руках, исполняя предписания врачей. Пахло карболкой и лекарствами. В палатах слышались разговоры, возгласы, иногда стоны.

В палату № 10 привезли новую больную. Это палата называлась хирургической, и туда клали только тех, кому нужно было делать операцию.

В палате № 10 помещалось всего 8 человек больных; вторая от входной двери кровать была свободна, и на неё положили новую больную. Сестра милосердия, высокая, белокурая девушка с серьёзным лицом, привела её под руку из приёмной, где больная уже переоделась из своего платья в больничный халат. Казалось, это была девочка лет 14–15; худенькая, со впалыми большими чёрными глазами, с шапкой курчавых коротких волос на голове, она походила на цыганку.

Честное слово - i_003.jpg

Сестра милосердия, умелая и ловкая в своих приёмах, помогла больной раздеться и заботливо уложила её на кровать; та застонала.

– Что, милая, больно вам или неловко? Что-нибудь надо? – спросила сестра, и по её серьёзному лицу пробежала тень заботливого участия.

– Нет… Благодарю вас… – тихо ответила новая больная.

– Может, успокоительных капель дать? Вы, наверно, волнуетесь?

– Благодарю вас. Не надо.

– Кажется, вы озябли, милая… И руки и ноги холодные, как лед. Я вам грелочки положу… Это вас подбодрит.

– Не беспокойтесь. Не надо, – тихо ответила больная, закрыла утомлённые глаза и откинулась на подушку.

На новую больную со вниманием и любопытством смотрело множество глаз. Все больные приподнялись и наблюдали за происходившим. На лицах их выражались и оживлённое участие и любопытство. Здесь так мало бывало разнообразия, что всякое новое событие волновало и оживляло всю палату.

Сестра милосердия направилась было из палаты за грелками.

– Сестрица, сестрица, пожалуйста, подойдите ко мне, – раздался старческий голос.

Старушка, с лицом сморщенным, как печёное яблоко, поднялась на постели и выражала большое нетерпение. Она махнула рукой и кивала головой.

– Что вам надо, бабушка? – улыбаясь, спросила сестра, подходя к ней.

– Кто она такая, эта девочка-то? Что у неё болит? Когда операция-то? – закидала старушка вопросами сестру.

– Право, я ещё и сама ничего не знаю… Успокойтесь, всё узнаете в своё время.

– Да кто она такая? Есть ли родители-то? Больно ей, что ли, что она так морщится и стонет? – не унималась старушка.

– Тише вы, бабушка… – сестра указала глазами на больную.

Та открыла глаза.

Сестра вышла из палаты. Старушка очень волновалась.

– Прасковья Ивановна, – обратилась она к полной красивой женщине, лежавшей рядом с новой больной, – вы узнайте у барышни, какая ей будет операция.

– Хорошо, бабушка, хорошо, – ответила та.

Старушка начала говорить с соседкой и говорила долго и безостановочно, всецело интересуясь новой больной.

Новая больная глаз не открывала. Её детское, прозрачное личико выражало страдание; на лбу лежали скорбные складки; черты лица были тонкие, точно выточенные.

Радом с ней, ближе к двери, лежала полная женщина, та, которую старуха называла Прасковья Ивановна; у неё было румяное, полное, красивое русское лицо, толстые русые косы падали по плечам и спускались по постели, большие серые глаза смотрели открыто и ласково. Она часто участливо взглядывала на свою соседку, и порою её глаза застилали слёзы.

По другую сторону новой больной лежала девочка с забинтованными ногами, далее женщина с обвязанной головой. Напротив помещались две старушки и две молодые женщины; одна из них, вся в веснушках, по-видимому, страдала и часто охала.

В час дня в палату сиделки принесли обед; все оживились, кто сел, кто приподнялся. Новая больная отказалась.

– Я не хочу ничего, – тихо сказала она.

– Покушайте немного супу. Надо подкрепляться, иначе вы ослабеете, – сказала ей участливо соседка.

– Благодарю вас, я не хочу.

– Милая барышня, какая у вас болезнь-то? Когда операция-то? – громко, на всю палату спросила с другого конца любопытная старушка.

– Не знаю, – был тихий ответ.

– Как так не знаете! А родители или сродственники-то у вас есть? Вы здешняя или приезжая?

Новая больная закрыла глаза и ничего не ответила.

– Не отвечает… Подумайте, какая. Гордая, что ли… Я со всеми рада поговорить… И чего таиться! Ну, вот говорю и про болезнь свою, что у меня желчные вырезали и облегчили меня… И слава Богу… А то намучилась я…

– Эх, бабушка, что за охота вам расспрашивать. Иному человеку не до разговоров… Может, боль мучает… Может, на сердце-то ещё больнее, – перебила старушку полная женщина.

Новая больная точно очнулась, приподняла голову, уставила большие глубокие глаза на соседку. Она посмотрела на неё внимательно и, ни слова не говоря, опять опустилась на подушку, тихо застонав.

– Ну, что же… Не хочет и не надо говорить. Из сожаления ведь я спрашивала. А мне всё равно. Что мне… Я ведь так, – долго ворчала старушка и заговорила со своей соседкой, начав ей рассказывать то, как она ходила на богомолье.

Новая больная лежала молча; она ни с кем не говорила ни слова. К ней подходили сестры, давали ей лекарства, спрашивали ласково. «Да. Нет. Благодарю вас», – только и отвечала она.

Больные уже хорошо были знакомы между собой, вели разговоры, шутили, смеялись, расспрашивали о семейных делах, о близких. На другой день все ожидали приёма родных.

– Ко мне сын обещал прийти… Да урвётся ли, не знаю. Он ведь столяр, занят, – сказала старушка.

– Мои, пожалуй, все придут, – сказала полная женщина.

– Славная у вас девочка, Прасковья Ивановна, – заметила ей соседка с обвязанной головой.

– Одна дочь… Баловница… – ответила она, и лицо её озарилось нежностью и лаской.

– Который ей годок-то?

– Шесть лет исполнилось.

– Какая она у вас рослая, полненькая, Христос с ней… Право, ей можно дать десять. Видно, что все её балуют.

Новая больная вздрогнула, быстро повернулась и снова долгим, внимательным взглядом посмотрела на свою соседку. Затем она закрыла лицо руками и легла ничком в подушку. Она вздрагивала; неизвестно, плакала ли она или её била лихорадка.

– Барышня, милая, вам может, нехорошо? Может, сестрицу позвать? – Нет. Благодарю вас, – послышался глухой ответ.

Так никто и не добился от новой больной ни слова, никто не узнал, кто она, откуда, какая у неё болезнь, где её родные – Эх, уж такие есть люди иные гордые… До других им дела нет… А я вот, проста, очень проста. Душа у меня нараспашку… Что на уме, то и на языке, – говорила сморщенная старушка, ни к кому не обращаясь. Её надоедливую болтовню никто и не слушал.

Приём родных

В палатах было всё прибрано. Больные находились в волнении: все поминутно посматривали на дверь. Глаза выражали нетерпение, ожидание… Начинался приём посетителей. В палату входили родные, знакомые, с пакетами, с узелками. Все они переживали, кто страх, кто надежду, кто радость за своих страждущих. Лица больных оживали, прояснялись счастьем, улыбкой. Зато ещё грустнее становились лица тех, к которым никто не приходил. К иным и прийти было некому.

1
{"b":"679619","o":1}