Он не сказал. Когда все ушли, залез рукой в унитаз и достал свои очки на резиночке. А когда вернулся в класс, на доске было написано: «Сопля – трус!»
* * *
Спокойней всего ему было в больнице. Петька часто болел бронхитами, воспалением легких. Мог лежать там неделями. Врачи были хорошие, добрые. Над ним не смеялись. А молоденькая улыбчивая медсестра Ириша даже угощала конфетами.
Мамка приходила, жалела. Ей иногда даже разрешали оставаться на ночь – за это она мыла в больнице коридоры. Спали они тогда в обнимку на одной кровати. И Петька все просил: «Мам, давай уедем!» Но ехать им было некуда.
Нет, была, конечно, в жизни мальчика не одна тьма кромешная. Были и счастливые дни. Они с мамой очень любили животных. То она приносила с улицы голубя с подбитым крылом, и они его лечили. И радостно смотрели, как он улетал у них с балкона, махнув благодарно на прощанье крылом… То он – слепого щенка, которого они долго выхаживали, и стал он Бобиком, верным Петькиным другом. То котенка с перебитой лапой. И возились с ним. И выросла из него кошка Маруська. Ласковая, нежная. Правда, хромая.
Сами несчастные и подбитые, они таких же подбитых понимали и жалели. И дарили им свое тепло. А те им – свое.
* * *
Однажды пошел Петька гулять с Бобиком на реку. Была зима, вода замерзла, но лед был тонкий, а кое-где виделись проталины.
Дело было в южном городке, где зимы не очень холодные. И ходить по льду там очень опасно – ненадежный. Но самые отчаянные рыбаки все равно умудрялись сидеть целыми днями на реке и ловить в проталинах рыбу. Каждую зиму кто-то там тонул, но мужичков это не останавливало. Тяпнули водочки «для сугреву» – и вперед.
В общем, шел Петька вдоль реки, думал о чем-то своем, а впереди бежал верный Бобик. Вдруг видит – одноклассники. И те, кто тогда в туалете бил, и другие. Столпились у парапета и что-то шумно обсуждают. Хотел Петька их обойти, чтобы, как всегда, на насмешки не нарваться и про «Соплю» не услышать, но посмотрел в ту сторону, куда они пальцами показывали, – а там на льду котенок.
Кто-то из рыбаков мелкий улов высыпал, и трепыхались еще живые рыбки. К ним и полз полосатый малыш. Голодный, наверное. Или просто поиграть хотел. Лапки на льду разъезжаются, падает, на пузе скользит, но встает и дальше ползет. А впереди трещины и полыньи.
– Спорим, доползет! – говорил кто-то из мальчишек.
– Да не! Провалится, потонет.
– На что спорим?
– На десятку…
Вдруг задние лапки котенка провалились под лед. Пытается он выбраться, когтями за край проталины хватается, орет истошно. Но ничего не выходит.
– Ну все! Капец кошарику, – подытожили мальчишки.
– С тебя десятка.
– Ой, мамочки, – зажмурились девчонки.
– Сопля, слабо котенка достать? – крикнул вдруг кто-то из пацанов.
И остальные «заржали» и собрались уже уходить.
– Сопля! Ты шо, дурак?! Мы ж пошутили!
Но Петька уже куртку с себя скинул – и на лед. Бобик – за ним. Не оставил друга в беде.
– Куда? Стоять! – заорал им вслед какой-то мужик, сбросил с себя все, кроме подштанников, обнажив все в татуировках, мускулистое тело, и ринулся следом.
Петька с Бобиком кое-как до котенка доползли, мальчишка взял его на руки, и тут лед треснул и все втроем действительно утонули бы, если бы тот дядька не подоспел. Всех и вытащил.
– Так, греться, здесь рядом! – скомандовал он.
Даже не стал одеваться, чтобы пацан не замерз. Схватил свои вещи – и бегом. И странная компания – мокрый Петька с перепуганным котенком на руках, Бобик и мужчина в подштанниках – куда-то побежали.
* * *
Метрах в семидесяти от набережной был храм. Туда и потащил всех полуголый спаситель.
– Картина Репина «Не ждали», – удивленно произнес местный настоятель отец Евгений. Но подробности выяснять пока не стал, а собрал все теплые вещи, какие там были, и укутал «пловцов». И даже Бобика с котенком. Порылся в каком-то пакете, достал сыр, но есть зверье отправил в притвор.
– Варвара Васильевна, вскипятите нам, пожалуйста, чайку, – крикнул батюшка старенькой просфорнице.
Она как раз на кухне тесто месила.
А пока готовился чай, татуированный мужчина рассказывал ему подробности «спасательной операции», растирал Петьку и все приговаривал:
– Ну ты мужик! Вот это мужик! Уважаю! И не испугался ведь!
От неожиданности мальчишка даже перестал дрожать. Мужиком его еще никто не называл. Соплей только. Да и не знал он сам, испугался или нет. Просто жалко стало котенка. До слез жалко…
– Тебя, кстати, как зовут?
– Петька.
– Петр! «Камень», значит, – улыбнулся мужчина. – Камень… – И радостно потряс его за плечи.
Но Петька ничего не понял. Что за камень?
– А меня – Сергей. Но многие называют Спецназ. Будем знакомы.
– Да! Спецназ у нас герой, – улыбнулся отец Евгений. – Воевал. В каких только передрягах не был. И ордена у него, и ранения. Ну он тебе сам потом расскажет… И ты, Петя, герой!
Сергей покраснел и махнул рукой. А Петька робко улыбнулся и прищурил подслеповатые глаза. Чтобы лучше разглядеть этого необычного человека в черном «платье», который назвал его героем. Очки-то утонули..
А в дверях неуверенно переминались с ноги на ногу мальчишки. Прибежали следом – интересно же. Слушали, шептались.
– Ну что стоите, заходите, – позвал их батюшка. – Это ваш друг? Хороший у вас друг.
Пацаны молчали…
* * *
Как Петьку ни растирали, ни поили чаем, все равно он заболел. И две недели пролежал в больнице с воспалением легких.
Мамка, как всегда, навещала его. И рассказала, что тот котенок теперь живет у них дома. И зовут его Мурзик.
А однажды пришел к нему Спецназ. Серьезно, по-мужски, пожал руку и подарил военную фуражку. О Бобике спрашивал, о котенке. Петька сначала смущался, а потом осмелел, разговорился. И сидели они так до вечера – болтали…
Спецназ-то ведь сам был не из счастливых. Да, герой, да, воевал… Но после ранения списали его, и вернулся он домой. А дома никого. Жена к другому ушла.
Пил он с горя, убить ее хотел. Но «вытащил» его отец Евгений, работу на стройке нашел, в храм к себе привел. Отогрел…
Пока Петька общался со своим посетителем, несколько раз заглядывала улыбчивая медсестра Ириша. Косилась на Спецназа, но не прогоняла, хотя время посещений давно закончилось.
Отец Евгений тоже Петьку навестил. И не один, а с пацанами. Узнал как-то, что не ладится у них в классе.
– Извини, – буркнули мальчишки. – Мы… это… Вот тебе апельсины…
Батюшка тоже не с пустыми руками пришел. Игру принес – настольный футбол.
– Ну что, сразимся? – хитро спросил он.
– Давай, давай, мочи! – кричал один.
– Эх, мазила!
– Петька, ну давай…
– Гооооол!
Веселились, смеялись: и батюшка, и мальчишки, и Петька. Как будто не было ни «Сопли», ни драк, ни слез, ни обид…
– Так! Что тут у вас? Батюшка! Что это вы тут устроили?! Больной, а ну в постель! Быстро! – Это медсестра Ириша прибежала на крики. А сама улыбается.
– Петь, мы завтра придем к тебе поиграть, ладно? – попросили пацаны.
* * *
Случилось это лет за пять до того, как я впервые попала в тот храм к отцу Евгению.
Помню, очень мне тогда понравился один юный алтарник. Парень лет четырнадцати. Стройный, симпатичный, серьезный, в очках. Правда, уши – локаторы. Но они совсем его не портили.
Приходские девчонки на него засматривались, а он вел себя степенно – ответственным же делом занят. Но нет-нет, а бросал из-под очков взгляды на одну из них – рыженькую, с веснушками. А после службы дал ей просфору.
Помню еще, подошел к нему статный мужчина с военной выправкой и по-мужски пожал руку. А с ним была улыбчивая девушка, и он ласково обнимал ее за плечи.
Мы познакомимся, и я узна́ю, что это Спецназ и новая жена его – та самая медсестра Ириша. Любящая и верная. Не зря тогда в больнице она на него все косилась.
