И тут он увидел Ее. Маленькая, хрупкая, с глазами, чистыми как небо. Стоило ему в них заглянуть, как он сразу забыл про уехавшего доктора, сломанную ногу, теток на остановке и дурацкое настроение. Просто стоял и смотрел, не в силах отвести взгляд. Вам бы понравилось, если бы на вас уставился незнакомый, неряшливо одетый мужик на костылях? А она только улыбнулась и опустила глаза. Скромная.

Подошел автобус, все бросились его штурмовать, и Женька тоже бросился. А когда стал подниматься на подножку, заторопился, зацепился костылем и чуть не упал. Вдруг сзади кто-то его подхватил. Он смотрит, а это та самая девушка, даром что хрупкая. Подскочила, подхватила и не дала упасть. Вы, говорит, осторожно, ногу берегите! И снова улыбнулась. Он даже растеряться не успел, какое чудо! Только выпалил: «Спасибо!» – как автобус тронулся, а девушка осталась на остановке. Он ехал, глядя в окно, и вместо серой от дождя улицы видел ее улыбку. Что-то с этой улыбкой было не так. Все кругом улыбаются, и продавщицы в магазине, и тетушки у подъезда, и просто люди на улице. Давайте мы вам двери подержим! И улыбаются. От этих улыбок Женька чувствовал себя ощипанной курицей и злился. А она улыбнулась, словно бы у него не было никаких костылей, недельной щетины и безысходности в глазах. Улыбнулась как человеку, нормальному человеку, у которого все очень даже неплохо, а будет еще лучше! Давно с ним такого не было. Он даже с друзьями грустно шутил по этому поводу. Я, говорит, человек-невидимка и больше не отражаюсь в глазах у девушек! Сейчас вдруг отразился, но поздно, автобус уже ушел…

А потом он неожиданно встретил ее в храме. Она пришла с какой-то женщиной и всю службу молилась. Это сразу видно, когда человек молится. Стояла, как полагается, слева, на женской половине, благоговейно крестилась, клала поклоны и, пока царские врата не закрылись, из храма не вышла. Он крепился, стараясь изо всех сил не глядеть в ее сторону, а сердце радостно бухало в висках и кричало: «Ура! Ура!»

Но, когда служба закончилась, он к ней не подошел. Просто стоял и смотрел, как они прошли на стоянку, девушка открыла женщине двери машины, села за руль, и они уехали. А Женька вернулся в храм, поцеловал любимую икону Покрова Пресвятой Богородицы и попросил, чтобы снова ее увидеть. И святого праведного Симеона попросил. И сорок Севастийских мучеников, в храме которых ее увидел. И святителя Николая. И блаженную матушку Матрону. Да что там – всех святых попросил!

А через два воскресенья он снова ее увидел. И снова с этой женщиной, которая оказалась ее мамой, и снова не подошел. И в другой раз тоже. Потому что знакомиться с девушкой при ее маме может позволить себе какой-нибудь датский принц или владелец палатки с шаурмой, а Димка не был ни тем ни другим. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не певчая бабушка Нина. Она даром что тридцать лет, как на клиросе, – все дела в храме знает лучше настоятеля. А тут ей вдруг занемоглось. Бодрая, радостная, каждый день в храме – и неожиданно заболела. Деда своего она лет десять как уже схоронила, дом и хозяйство – все на ней. А еще службы в храме, которые по ней, как по часам, сверять можно. Вот она подходит к маме этой девушки, которая оказалась ее знакомой, и тихо так говорит: «Ты бы послала свою Оленьку ко мне по хозяйству помочь. Продуктов там привезти и так чего прибраться». Конечно, девушка к ней приехала. А там Женька. Матушка Нина тоже попросила его о помощи. Доски от старого забора в сарай прибрать, чтобы под дождем не мокли, грядки там вскопать. Полдня они трудились, помогали, а под вечер хозяйка позвала их чай пить с пирогами. Они сидели под образами, у открытого окна, выходящего прямо в сад, и слушали истории о матушкиной молодости. С ней и в храме-то не соскучишься, а уж за кружечкой чая живот надорвать можно! Оля смеялась, Женька смеялся, а матушка Нина угощала их вишневым вареньем и улыбалась в платок. Так они и познакомились.

Он шел по улице и улыбался. В голове прыгали мысли о букете из ста двадцати роз и ужине на крыше двенадцатиэтажного заброшенного санатория, куда они с друзьями когда-то лазили. Вид оттуда – не передать! Кругом огромное голубое небо с облаками, внизу лес, река и поля, и никого. На крышу можно занести стол, музыку, мангал для мяса, украсить цветами и живыми фонариками со свечками внутри и пригласить ее на ужин. Но эти глаза могли испугаться таких страстей и никуда не пойти. А этого Женька допустить никак не мог. Еще была самая звездная ночь в году, когда созвездие Персеиды приближается к Земле, и маленькие и большие звезды каждую минуту срываются с неба на радость астрономам и влюбленным. Нужно было только уговорить друзей из храма устроить поход, взять у знакомых туристов палатки, найти на реке красивое место и молить Бога, чтобы она согласилась. Да и молодой отец настоятель давно говорил, что надо почаще выбираться из храма куда-нибудь на природу.

…Место на реке было просто замечательное! Сосновый бор обрывался возле песчаного пляжа, где стояли палатки, и горел у воды костер, а Оля тоже не очень любила песни под гитару. Женька смотрел ей в глаза и пытался говорить только смешное и умное. Она слушала и смеялась, и, даже когда шутки были не очень, не показывала виду. Это было удивительно и прекрасно, но, когда у тебя самые красивые глаза на свете, наверное, такое в порядке вещей. И ему столько нужно было ей рассказать!

Они взяли ведро, чтобы принести воды из родника, но больше к костру не вернулись. Проговорили всю ночь, а когда опомнились, наступил рассвет. Они выбрались из палатки и стали смотреть на огромное красное солнце, выползающее из камышей на том берегу. Она взяла его руку и с улыбкой сказала: «Это была самая звездная ночь, что я видела!»

Говорят, в женщине должна быть тайна. Но в ней никакой тайны не было. Как только я увидел ее, то сразу понял, что все про нее знаю. И то, что я знал, было прекрасным. Ее глаза поразили меня сильнее любого нокаута. Они выпили из меня душу, отчего она стала легкой, как облачко, и полетела куда-то наверх, к небу. Я беспричинно улыбался, смотрел на парах за окно и вздыхал. Ничего себе, думаю, дела! И надо же такому чуду родиться на свет! Я слышал, что девушки бывают красивыми, но чтобы такими – никогда. С этим нужно было срочно что-то делать, иначе моему бедному сердцу конец. Оно и так билось через раз и готово было выпрыгнуть из груди, чтобы отправиться навстречу своему счастью.

Я купил букет цветов и встретил ее после пар, когда она вышла из университета. Девушка меня испугалась. Но из вежливости позволила проводить – нет, не до дома, конечно, а только до остановки. Для начала это было уже неплохо. В общагу я летел как на крыльях, а потом всю ночь глядел в потолок и улыбался. Через день я снова подошел к ней в университете и куда-то пригласил. Она вежливо и твердо отказалась и сказала, что у нас ничего не получится, потому что у нее есть парень и… Дальше я не слушал, а просто ушел. Я был уверен, что это не имеет никакого значения и все это временно. Она ведь не знала, что я ее полюблю. Мы с ней раньше вообще никогда не встречались. А то, что у девушки есть парень, так это нормально. Как говорится, нам есть куда двигаться. То, что со мной что-то происходит, почувствовала даже моя мама, которая вообще-то жила в другом городе. Она позвонила моим друзьям и сказала, что всю ночь не могла из-за меня уснуть и ужасно волновалась. Ох уж эти мамы с их чутким любящим сердцем…

Девушка цветы от меня не принимала, встреч избегала и вообще делала все, чтобы дать понять, что я здесь лишний. Через пару недель я пошел в деканат и взял у декана, с которым мы дружили, ее адрес. Потом поехал на рынок к знакомым цветочникам-азербайджанцам – у них я всегда покупал цветы. Они говорят: «Брат, дело важное, простые розы не подойдут». И принесли букет настоящей белой иранской сирени. Сирень была что надо, словно только из весеннего сада. У нас за окном летел снег и лежали сугробы, а тут живая благоухающая сирень. Я взял огромный букет и поехал к ней.