Дед автора Витольд (Виктор) Алексеевич Красноперов после Победы. 1945 г.

Помню настоящее «Киндзмараули», которое мы пили в Тюмени в годы студенческой вольной юности. Это вино было в зеленых бутылках с длинным горлышком и портретом Сталина на этикетке. В те времена господин Саакашвили еще сидел в американском университете за партой. Тогда портреты главного грузина всех времен и народов висели в любом тбилисском магазине и им украшали все, что только можно.

Вино под этой этикеткой было лучшим, что мне доводилось пробовать (кроме дедова, конечно). После нескольких глотков у тебя на руках набухали вены – оно было чистым и сразу же попадало в кровь без остатка. Врачи прописывали его беременным женщинам и глубоким старцам как лекарство. Если перевернуть бутылку, на донышке плавали кусочки виноградных листьев. Ты смотрел на них и видел танцующих грациозных девушек, которые давили этот виноград своими маленькими красивыми ногами и пели красивые длинные песни.

Когда из Грузии приходили автопоезда с этим вином к нашим друзьям, мы сразу брали ящиков десять, а чего стесняться? Не было тогда лучше подарка. Разве только зеленые бумажки с улыбкой американского президента, но это уже не подарок, а взятка.

Утомленные Мальдивами и Севильями чиновники, в кабинетах которых стоял коньяк «Луи XIII» и кальвадос, потом звонили нам и просили привезти ящик, а лучше два…

А сейчас я смотрел на бутылку грузинского вина на полке российского гипермаркета и радовался. К такому вину никакого хамона или тигровых креветок не нужно. И сыра с плесенью тоже. Это вино крестьян, воинов и царей. К нему нужен хороший кусок свинины, замаринованной с крупного помола черным перцем, репчатым луком и лавровым листом. Нужен сулугуни, соленый бочковой перец, который продается на любом рынке, базилик, кинза и петрушка, горячий лаваш, спелые помидоры и настоящий соус сацебели. Старые добрые друзья и хорошее место с видом на реку. Остальное – от лукавого.

У меня зазвонил телефон. Звонил близкий друг, с которым мы давно не разговаривали. Когда я ответил, возникла неловкая пауза, а затем голос в трубке неуверенно спросил, как дела. «Ошибся номером? – засмеялся я. – Бывает!» Но трубку не положил, потому что слышать лучшего друга, даже когда он звонит и не тебе, все равно приятно. Мы начали говорить обо всем, о чем говорят близкие люди, когда долго не встречались, а потом вдруг случайно столкнулись на улице и, позабыв обо всем на свете, очнулись через два часа за столиком в кафе.

Моего друга зовут Георгий, и он живет в Тюмени. Мы познакомились, когда поступали в Тюменский госуниверситет на филологический факультет, возле доски со списком поступивших на отделение журналистики. Подходит ко мне парень с ярко выраженной кавказской внешностью и спрашивает: «Тебя Бесо зовут?» Бесики – это мое грузинское имя, которым меня называют мои грузинские родственники и друзья. В моей родной школе в Камышлове такие вопросы мне задавали исключительно любители подраться. Смотрю в его карие глаза и тихо спрашиваю: «Есть проблемы?» А он вдруг улыбнулся во весь рот и руку протягивает: «А я Георгий! Тоже грузин! Давай дружить!»

Когда мы ездили всем курсом убирать картошку, в обед я тихонько уходил в ближайший лесок и там гулял, пока все не закончат есть. Я был иногородним и бедным, и если бы что-нибудь купил на обед, то остался бы без ужина. А этого допустить было никак нельзя, иначе голодным не заснуть. Как-то раз я, как обычно, пошел глядеть на березки, вдруг слышу, кто-то меня догоняет. Оборачиваюсь, а это Георгий. «Бесики, мне тут мама целый пакет еды разной наготовила, давай вместе съедим!»

О том, что он мастер спорта по карате и чемпион СССР, я узнал случайно, когда на Центральном стадионе, где мы сдавали зачеты по физкультуре, к нашему старосте Паше пристали хулиганы. Мы с Георгием пошли разбираться, и, пока я собирался с духом, мой друг за пару минут быстро и красиво уложил пятерых хулиганов на землю. Те даже испугаться не успели. На мой удивленный взгляд он просто пожал плечами и сказал, что это у него от страха: «Знаешь, как я перепугался! Совсем голову потерял». И смеется. Я с пятого класса ходил на секцию дзюдо и занимался боксом, поэтому просто пожал плечами и сказал, что, если бы он всю жизнь играл на скрипке, я бы уважал его не меньше.

Но он играл не на скрипке, а на фортепиано. Занятия музыкой были обязательным условием, поставленным мамой, Галиной Васильевной, если он хочет заниматься карате. Когда он прибежал радостный и выпалил, что записался на секцию, она пожала плечами и сказала: «Без фортепиано – никакого карате!» Спорить с мамой было бесполезно, поэтому ему пришлось окончить музыкальную школу с золотой медалью.

Чем больше мы общались, тем больше между нами было общего. Наши отцы были грузинами, а матери – русскими. Его отец борец, а мой боксер. Его отца посадили за то, что он был цеховиком, организовавшим подпольный завод, где рабочие получали почти по тысяче рублей в месяц, по советским временам деньги невиданные, а моего посадили за то, что он сломал нос сынку какого-то советского начальника, на глазах моего отца обидевшему девушку. В наследство от пап мы получили обостренное чувство справедливости, любовь к широким жестам, свойственную грузинским мужчинам, и полную житейскую непрактичность. Как мой отец-студент, ухаживая за мамой, мог заработать денег, по ночам разгружая вагоны, а потом прийти с ней в ресторан и купить на каждый столик букет роз, так и я, вместо того чтобы снять квартиру, ехал на рынок и покупал своей избраннице букет из ста сорока роз, специально привезенных для меня из Голландии.

В девушек мы влюблялись сразу, не раздумывая и без остатка. Первым от любви потерял голову мой друг. И как в классической комедии про близких друзей, от девушки из моей группы, с которой мы победили на конкурсе поцелуев. Как-то раз мои сокурсницы позвали меня в аудиторию, усадили на стул, а потом по очереди усаживались ко мне на колени и по очереди целовались на время. Вы бы отказались? И я нет, хотя переживал страшно! С будущей женой моего друга мы установили рекорд – семнадцать с половиной минут. Когда я рассказал о конкурсе своему другу, вместо того чтобы порадоваться, он помрачнел как туча. Спрашиваю: в чем дело? И вдруг он говорит, что влюбился в эту девушку с первого дня нашей учебы в университете! Да так, что не мог рассказать об этом никому, даже лучшему другу! Я обнял его и говорю: «Ну ты и балбес! Подумаешь, целовались! Так я со всей группой целовался! А у тебя любовь! Настоящая! Надо понимать разницу, глупая грузинская голова! Немедленно идем к ней, и ты во всем признаешься!» Когда девушка выслушала двух сумасшедших грузин, ее большие голубые глаза стали просто огромными. Они поженились, и у них родилась дочь – конечно же, я стал ее крестным.

О том, что друзей связывают не просто приятельские отношения, но и самые настоящие сердечные узы, я узнал после одной истории, случившейся со мной в университетском общежитии. Однажды после пар мы с Георгием зашли ко мне выпить чаю с пирожными, потом он побежал на тренировку в «Динамо», а я остался заниматься. Минут через десять в дверь постучали. На пороге стоял молодой кавказец с широкой грудью и словарным запасом из трех слов, два из которых ругательные. В 1990 году в нашем студенческом общежитии их жило около пятидесяти человек, возрастом от двадцати до шестидесяти. Никакого отношения к университету они не имели. Их земляк жил с комендантшей, дамой бальзаковского возраста и необъятных размеров, которая заселила общежитие всеми его многочисленными родственниками и друзьями. Они резали баранов прямо у входа в общагу, стреляли по голубям из боевого оружия, били студентов и насиловали студенток. Милиционеры, которые должны были нас охранять, бегали для них за водкой, а когда южные братья не на шутку расходились, закрывались от них на проходной. Как-то раз один горячий джигит у меня на глазах стал хватать какую-то девушку. Она плакала и просила ее отпустить, а он ее тащил и грязно ругался. А меня так родители воспитали, что девушка – это святое, а обезьянам место в зоопарке. Я как мог популярно ему объяснил, что с девушками так себя вести нельзя, он затаил злобу и стал ждать удобного случая, чтобы отомстить.