Как бы то ни было – бренин Каратак сгинул после той битвы.

…даже слонов притащили.

Проклятье, в голову лезут незначительные мелочи, и возмущаешься ими, будто они и есть причина всех наших бед.

Ну кому какое дело до этих слонов? Ну, диковинка южная, ну, мерзнет он тут… всей и опасности от него, что помрет и протухнет.

Но этих слонов римляне привезли, чтобы окончательно уверить королей и эрлов в своем могуществе. И те незамедлительно кланяются и восхищаются… слонами.

Тьфу, дались мне эти слоны!

Короли Британии спешат изъявить покорность Риму. Лижут Клавдию… ну, скажем, руки. В общем, то, что обычно эти добровольные рабы и лижут.

И я готов перебить их – именно их, бриттов, потому что тот, кто бросает свою свободу под ноги захватчику, тот еще больше заслуживает ненависти, чем чужак.

Римляне захватывают чужую землю.

Бритты отдают свою!

С сегодняшнего дня я зовусь по-римски: Прасутагус.

На их языке я отныне – король-клиент. Странно звучит.

По-бриттски куда проще и понятнее: предатель.

Найдутся десятки певцов, чтобы высмеять меня. И ни одного – чтобы понять, почему склонился перед властью Рима.

Я хочу, чтобы народ икенов уцелел. Уничтоженных силуров и ордовиков нам хватило.

Нам. Всем, кто собрался в Камулодиуме и старательно восхищается слонами, нарочно привезенными… тьфу, при чем здесь слоны?! Меня гораздо больше впечатляет мрамор, который везли из самой Африки… знать бы точно, где она, их Африка. Похоже, очень далеко.

Дальше их слонов.

…Восставать против Рима. Это достойно юных героев. Но я не юн. И уж тем более – не герой. Я – король. И я в ответе за мой народ. Римляне рано или поздно оставят Британию – раз их империя простирается до земель, где добывают такой красивый мрамор и где водятся слоны (проклятье, дались мне эти слоны!) – то на Британию у них сил рано или поздно не хватит.

Они уйдут.

А икены останутся.

…но эхо валлийских камнепадов докатилось и до восточного берега Прайдена. Гибель силуров и ордовиков всколыхнула племя несравнимо менее древнее, но то, чьи раны были свежее: катувеллаунов. Народ Касваллауна был что сухое сено: вспыхнет от малой искры, и этот огонь уже не загасить ничем.

За искрой дело не стало.

Римляне забыли вечное правило: злость порождает лишь злость. И, наивно надеясь предотвратить мятеж, они потребовали от катувеллаунов отдать всё оружие и в первую очередь – их знаменитые длинные мечи, гордость королей и эрлов. Мечи, на которых золото свивалось в немыслимые узоры, понятные лишь древним и их богам.

Отдать?!

Как некогда сказал один царь далеко на юге, «приди и возьми».

Восстание охватило восток Прайдена мгновенно. Катувеллауны, корианты, часть икенов.

Из сена возгорится пламя…

– Нет, Боудикка. Мы не поддержим их.

– Но их слишком мало! Римляне уничтожат их!

– Я знаю.

– И ты…

– Я не отдам наш народ в добычу стервятникам. Мне не спасти катувеллаунов, но я сохраню жизнь икенам.

– Ты трус!

Жесткая усмешка прорезает лицо Прасутага:

– Считай меня кем хочешь.

О Андрасте, богиня моя!

Ты – Непобедимая, и отдавая меня тебе в служительницы, Победой нарекли меня.

О Андрасте, не дай мне сменить имя на Трусость! Тверда моя рука, остро оружие, зычен голос – но всё бесполезно, пока мой муж гнет шею перед римлянами. Он забыл о гордости, он потерял честь, он носит заморские тряпки и пьет из чужеземных кубков, оплачивая эту подлую роскошь землями и свободой нашего народа.

О Андрасте, я уплачу любую цену, лишь бы наш народ сбросил иго этих чужеземцев. Лишь бы утопили мы их в крови!

…и ответом приходит:

«Ты прольешь свою кровь ради меня – и дам тебе силу».

Я скоро умру. И мне страшно.

Но я боюсь не самой смерти – боюсь того, что последует за ней. Моя вдова… то есть, конечно, пока жена, но… она рвется в бой. Она не собирает войска – пока! не произносит пламенных речей – пока! она чтит меня как короля – пока! Пока я жив.

Но стоит мне испустить дух, как восток Прайдена вспыхнет заревом, от которого померкнет свет солнца.

Какую сделку ты заключила со своей Андрасте, Боудикка? И кто она, твоя богиня? О ней знаешь только ты. Ее упоминают лишь вместе с тобой. Вы обе прославитесь (если, конечно, вас действительно две, а не одна), бесстрашная королева и ее непобедимая покровительница, – вы на века обессмертите свое имя, став символом борьбы за свободу, и… на алтарь свободы и славы бросите народ икенов.

Небольшая цена, правда?

Ради вечной славы – всего один народ. Разменная монета.

Да и что хорошего в икенах? Подумаешь, лошадники. Ну, сбрую делают самую красивую на всем востоке, а то и во всем Прайдене – но разве на этом войдешь в историю? Ну, колесницы превосходные. Ну, торквесы и браслеты золотые… не интересно. Бардам петь не о чем.

Барды не поют о том, как герои жили. Кони, торквесы, колесницы – нет, не вдохновляет. Зато когда народ – весь, до последнего, падет в боях за свободу – тут да, тут на десятки песен хватит.

Я всей душой ненавижу эти песни. Заранее.

Я хочу, чтобы мой народ жил.

Даже если за это меня навсегда ославят предателем.

– Именем сената и народа Рима! Покойный рекс Прасутагус объявил наследником своих земель императора Нерона! Отныне земли икенов переходят под власть Рима!

Недавние гости хлынули на восток, как хозяева. Требовать с лихвой якобы отданное в долг, обращать в рабов простых бриттов, а то и знатных… словом, нести римскую культуру варварам.

Новое восстание икенов уже было готово вспыхнуть – но бриттов остановил голос Боудикки. Слова были обращены лишь к ближайшим эрлам, но услышал их весь восток:

– Подождите. Я поеду в Камулодунум. Я попытаюсь образумить римлян. Я напомню, что икены жили в мире с ними.

– Ты ли это говоришь, королева?! – загудела страна. – Отчего повторяешь ты слова Прасутага, которым не верила, пока он был жив?!

– Я поеду! И в доказательство мирности моих намерений я возьму с собой моих дочерей!

– Это безумие! Тебя убьют… или еще хуже! А девушки – что будет с ними, ты подумала?! Опомнись!

О Андрасте, богиня моя! Ты обещала силу за кровь. Кровь – будет.

Видишь: я еду к римлянам. Вернусь ли живой – не знаю. Весь восток считает, что я сошла с ума.

Они не знают о нашем договоре.

Андрасте, ты хотела моей крови – и ты ее получишь. Если римляне убьют меня – ты ведь всё равно наделишь силой мой народ, да?

Я не спрашиваю, богиня моя. Я просто знаю: да.

Я взяла с собой девочек. Я плохая мать, Андрасте. Плохая мать… худшая из матерей, но, надеюсь, хорошая королева.

Тебе ведь нужна королевская кровь, так?

Каждая капля нашей крови – да падет она на твой алтарь.

И да станет она огнем, в котором сгинут римляне!

А остальное уже не страшно.

Они ехали через Камулодунум – обычный римский провинциальный город. Тут тебе и форум, и театр, и термы, и, разумеется, храм в честь императора. Клавдия. Свежепокойного, и потому – бога. Храм не какой-нибудь тебе наскоро сколоченный – самый большой в Британии: отделан, как точно записали в хрониках, алебастром, красным, зеленым и черным мрамором, который везли из Италии, Греции, Средней Азии и Африки. Перед храмом – и сам Клавдий, на коне в бронзе. Но архитектурные достоинства храма меньше всего интересовали Боудикку… вот разве что срытый вал прежнего форта, сейчас застроенный бесконечными лавочками… когда мои будут брать штурмом этот город, отсутствие вала их порадует!