— Отлично.
Она справилась с повязкой за пару минут — без сопротивления Гранта это оказалось совсем несложно. А он все пытался осознать, каким же образом её глаза убедили его настолько довериться, задвинуть свои незыблемые не первый год правила в дальний ящик. Да еще и… Боже, ему понравилось! Да, это точно было чем-то сверхъестественным. Но ему казалось, что этой девушке вообще можно все. Она настолько пленила его, что могла попросить о чем угодно. Это точно требовало переосмысления. Словно все жизненные принципы, до этого момента расставленные по полочкам, смели в одну беспорядочную кучу, принося полный хаос. Выходит, касания — это не только боль? Проверить теорию хотелось немедленно, но Бекки уже закончила с перевязкой, убирая медикаменты обратно в коробку.
— Видишь, все не так плохо, — прокомментировала она результат своей работы — широкую белую полосу поперек мужской груди.
— Черт, мне точно надо выпить, — наконец, облегченно выдохнул Грант.
— Думаю, с этим ты обратился по адресу. Бурбон, виски, ром? — Бекки подошла к полкам позади стойки и окинула взглядом их содержимое. Удачная возможность отвлечься — уж слишком волнительно оказалось дотронуться до ранее недосягаемого тела, которое все еще продолжало манить своей приятной твердостью и гладкостью. Этой тонкой дорожкой черных волос, скрывающейся за ремнем брюк…
— Все равно, — отмахнулся Заккари, понимая, что, по сути, уже ночь. А значит, Бекки давно ждут дома, и у нее нет повода остаться с ним подольше. Только представив, как придется ее отпустить, так и не получив прощения, он ощутил морозную волну вдоль позвоночника. Он еще не согрелся. Хватаясь за любую причину, чтобы только она не ушла, Грант усмехнулся своим мыслям, — Кстати говоря, а ведь ты забыла про наш уговор.
Руки Ребекки, которыми она стискивала первую попавшуюся бутыль, дрогнули, чуть не проливая виски на пол мимо стакана. Удивленно вздернув бровь, пыталась додуматься, чего же Зак хочет добиться этим заявлением, но никаких идей не было. И как понять человека, который несколько минут назад просил прощения, а теперь напоминает про неоплаченный долг?
— Я думала, ты сам давно не помнишь.
— Как же? — притворно возмутился Грант, забирая у нее бокал, — Я жду свой приватный концерт, малышка. Думаю, все сложилось, как нельзя лучше.
Раздраженно передернув плечиками, Бекки откинула назад волосы и крепко задумалась. Что-то крылось за этим напускным весельем Заккари, буравящего её таким взглядом, что мурашки прошли по коже. Коварные искорки у радужки буквально кричали, что дело нечисто, но отказать было нельзя. Вздохнув, она поставила бутылку на стойку и с сомнением осмотрела пустующее помещение с задвинутыми у круглых столиков стульями. Впрочем, это выступление давно было готово и спланировано. А потому, собрав все путающиеся мысли в кучку, она одернула свое уже изрядно помятое платье-колокольчик и уверенно направилась к углу зала, где пылилось старое пианино. На нем очень редко играли — сама Ребекка не хотела, чтобы в ней слишком часто узнавали учительницу музыки, а последний пианист был уволен за пьянство еще в начале весны. Убрать инструмент в подсобные помещения у Ральфа все не доходили руки, и сегодня это было удачным выходом из положения.
— Рейна Стоун за пианино — вот это настоящая эстетика, — улыбнулся Зак и пригубил бокал. Вслед за настроением стремительно улучшалось и самочувствие, перетянутые бинтом порезы лишь слегка саднили, в голове прояснилось. Только губу немного защипало от алкоголя. Вальяжной походкой прошел к ближайшему от инструмента столику, развернул к себе стул и устроился на нем, широко расставив ноги и облокачиваясь на спинку. Не сводил взгляда с фигурки в синем платье, с пальчиков, робко приоткрывших деревянную крышку над клавишами.
— Только давай ограничимся одной песней? Я сегодня не в голосе, — она нащупала педали и несколькими пробными нажатиями клавиш проверила настройку — вроде все в порядке.
— Просто спой мне, девочка-радуга.
Мягкая просьба подбодрила Бекки, и она, глубоко вдохнув, начала играть первые тихие ноты. Спокойная, нежная мелодия полилась из старого инструмента, обволакивая в свою невесомую магию. Если что Ребекка и умела, так это превращать касания клавиш в витающие в воздухе чувства. Прикрыв глаза, она растворялась в музыке, совершенно забыв про зрителя.
The touch of your lips/
Поцелуй твоих губ
Upon my brow/
На моем челе,
Your lips that are cold/
Твоих губ, холодных
And sweet/
И сладких…
Заккари качался на волнах любимого голоса, впитывая каждую ноту. Успокаивающая, бархатная мелодия словно оборачивала в махровое одеяло. Бесновавшаяся последние сутки чернота в груди сжималась, сворачивая свои рваные края. Вся злость и весь яд вытягивались сквозь кожу, рассыпаясь в сверкающую пыльцу. Будто пламя, залитое водой. Гранту хотелось прошипеть от облегчения, от той легкости, что появлялась в душе с каждой секундой. Сделав еще один короткий глоток виски, отставил бокал на столик — ни к чему, он и так пьян. Ей.
The love in your eyes ashine
Любовь в твоих светящихся глазах/
And now, at last/
И сейчас, наконец-то,
The moment divine/
Этот божественный момент…
Погрузившись в музыку и слова, которые хоть так можно было сказать вслух, Бекки не заметила, что единственный слушатель покинул свое место. Заккари бесшумно подошел к ней, вынимая из кармана брюк отвергнутый браслет-змейку. Нагревая в сжатом кулаке драгоценный металл, пытался совладать со своим сердцебиением. Не получалось. Аромат яблок и корицы от немного спутанных кудряшек цвета солнца заменял кислород. И уже не существовало ничего, кроме теплого, будоражащего кровь света девочки-радуги, её нежного голоса и всепоглощающего чувства, обжигающего грудь. Песня закончилась, и Бекки доигрывала последние аккорды, когда Зак накрыл её руку своей, прерывая музыку.
Ребекка вздрогнула от неожиданности, не смея поднять взгляд от клавиш. Глубоко дышала, но унять пульс не выходило. Касания этих аристократичных пальцев имели над ней какую-то особую, невероятную власть. Она не могла сопротивляться, не могла отодвинуться. Чувствуя спиной жар его тела, придвинувшегося еще ближе, закусила губу от желания сказать ему все, что кипит лавой под ребрами. И это не раздавить несколькими сказанными в шоке и запале фразами.
— Знаешь, есть миллион причин, по которым нам лучше расстаться, — начал говорить Грант, разрушая повисшую тишину, — Но я устал о них думать. К черту. Я не хочу в своей жизни дороги, на которой тебя не будет рядом. Ты — мой путь. И я буду идти им столько, сколько смогу.
Не встретив протеста, он вновь застегнул на тонком подрагивающем запястье свой браслет, сверкнувший в свете ламп. Бекки следила за этим жестом, абсолютно не дыша. Такой откровенности она никогда бы не стала от него ждать. И это было гораздо больше, чем признание любви. Он хочет быть рядом — и будет сущей глупостью сейчас сказать, что она возражает. Бекки повернула голову, и его теплые пальцы тут же скользнули по скуле порхающим движением, на что она отозвалась на силе тяготения в разы выше, чем земное. Губы встретились в полном нежности и трепета поцелуе, которого, возможно, оба ждали с первого же взгляда друг на друга.
Неспешно погружаясь в карамельную сладость, Заккари чувствовал, что в душе начался настоящий бразильский карнавал, пестрящий всеми цветами радуги. Нет больше темноты. Только этот робкий ответ Бекки и ее ласка, от которой вскипает кровь. И плевать, что разбитая губа саднит, а на языке привкус крови. Его уже ничто не остановит, не тогда, когда он смог произнести вслух то, что думает.
Его маленькая, прекрасная Amante.
Бекки поднялась со скамьи, не прерывая поцелуя и повинуясь тянущим ее за плечи рукам. Необходимо до дрожи. После стольких выплаканных слез хотелось ощутить всем сердцем, что сказанные слова это правда. Что нужна ему. И она это чувствовала, в той властности, с которой сжались пальцы на ее талии, в том усиливающемся напоре губ и языка, превращающем нежность в страсть в мгновение ока. Грудь опалило горячим воздухом от следующего короткого вдоха, и Бекки, решившись, обхватила его лицо ладонями, ожидая худшего.