— Я сама буду решать, с кем мне быть, Артур! — прошипела она, вперив взгляд в блестящее лезвие, чуть не погнувшееся от силы удара, — А если снова полезешь в мою жизнь, я гарантирую, что последствия тебя не порадуют!
Отпихнув пустой бокал, Бекки стремительным шагом ушла за кулисы, стуча каблуками. Скоро ее выход. Надо быть при полном параде. Для зрителей, которые ей безразличны. Понимая, что самого долгожданного не будет среди них ни сегодня, ни когда-либо еще.
***
Проспался после долгой попойки Заккари только часам к шести вечера. Со стоном открыв глаза, обвел взглядом свою комнату в доме матери: слишком светло, режет. Следующей же мыслью в голове была одна: да к черту все. К черту гордость и все глупые громкие слова, сказанные в ссоре. Терпеть эту дыру в груди не оказалось сил. Ему настолько остро нужна была хоть одна улыбка, хоть какой-то лучик сияющих зеленых глаз, что он готов был встать перед ней на колени, моля о прощении. Надо будет — встанет. Только чтобы это прекратилось, чтобы она снова была рядом.
Повезло, что сегодня среда. Рейна Стоун должна уже быть на работе, а значит, у него все шансы ее увидеть. Зак собирался быстро, боясь, что любое промедление окончательно его раздавит. Как в армии: холодный душ, вымывая следы похмелья, стакан воды, чистые брюки и пиджак, накинутый на белую рубашку. Фетровая шляпа на еще чуть влажные волосы и наплечная кобура с револьвером — меры предосторожности никто не отменял. Не желая пользоваться машиной в не самом лучшем физическом состоянии, Зак решил пройтись пешком — благо, до клуба недалеко, а лишний раз подышать воздухом не помешает.
Смеркалось, но выступление Бекки еще не должно было начаться. И Зак искренне надеялся, что все получиться. Что он снова придет, открыто наплевав на то, что его могут узнать. Что дождется конца песни и пройдет в гримерку, а там пусть требует хоть звезду с неба — достанет. Что угодно, лишь бы простила его обман. Да, он не достоин и волоска на этой светлой головке. Мерзкое чудовище, чьи руки по локоть в крови. Но ради нее он был готов избавиться от этой стороны своей жизни — и вчера, допрашивая механиков, понял это совершенно отчетливо. Что перемены назревали давно. И начались, когда он сбросил оковы Большого Змея со своей шеи. Ради нее. Ради девочки-радуги.
Погрузившийся в свои мысли, Зак не сразу заметил, что за ним неслышно следуют три тени. В знакомой до боли улочке снова перебиты все фонари — а может, не заменены еще с прошлого раза. Только над мелькающим вдалеке крылечком клуба горит почти перегоревшая лампочка. Ноги несли его сами, лишь бы скорей оказаться возле Бекки и вдохнуть, наконец, полной грудью.
Сзади резко навалился неожиданный груз, а на горле оказалась тонкая удавка. Помогли инстинкты и натренированные мышцы — не дав внезапному нападающему шанса задушить себя, Грант пригнулся и перекинул его через плечо, удивляясь легкости молодого паренька. Тот охнул, заваливаясь на землю, но радоваться оказалось рано.
Вторая тень, мужчина покрепче во фланелевой рубашке, хищно оскалился, перекидывая из руки в руку нож. И метнулся на своего врага, рассекая лезвием воздух. Зак, еще не до конца осознавший, что нападающих много, не успел отскочить в сторону или достать оружие, и холодная сталь полоснула по ребрам, легко вспарывая одежду и плоть. Глухо зарычав от злости, Грант перехватил руку мужчины, выворачивая её со всей возможной силой. И получил пинок в живот с другой стороны, от которого согнулся пополам, ловя ртом воздух.
— Сука, это тебе за наших парней! — раздался грубый голос над головой, и в следующий момент в скулу прилетел кулак, а во рту проступила кровь. Отшатнувшись, абсолютно дезориентированный гулом в ушах Заккари скользнул рукой за пазуху, пытаясь нащупать револьвер. Не успел, и ещё один порез холодом обжег грудь: уже целенаправленный удар в сердце соскользнул по коже, не дойдя до цели лишь чудом или природной изворотливостью Аспида. Сцепив зубы сильней, он, наконец, смог выхватить свое оружие и направить на цель, взводя курок:
— Прочь! Отошли все, или я стреляю!
Закашлявшись, сплюнул в сторону кровь, мешающую говорить. Чувствовал, как промокли рубашка и пиджак, но инстинкт самосохранения заставил сосредоточить взгляд на нападающих. Чёрт, одна из рож точно знакома — да это же еще один работник мастерской Греты Грант!
— Уходим! Уходим, парни, живо! — тени рассосались в сумерках также быстро, как возникли — а может, так показалось Гранту, у которого темнело в глазах безумно быстро.
Простонав, он шатающейся походкой направился к заднему входу в клуб: нужно скрыться с такого открытого пространства как можно быстрей. Силы покидали его вместе с каждой каплей крови и каждым нетвердым шагом. Не исключая возвращения врагов, он продолжал сжимать рукоять револьвера, дыша хрипло и рвано. Не так страшна боль, вполне себе привычная, как шум в голове и мутная пленка перед глазами.
Он не помнил, как добрался до грязной стены возле черного входа и как прислонился к ней, медленно сползая на землю. Не помнил звучащих где-то вдалеке голосов и шумных разговоров. Запомнился только стук железной двери, невесть откуда взявшийся аромат яблок с корицей и тихое:
— Заккари… Боже мой, Зак!
И маленькие, ужасно теплые руки на его лице.
15. Приват
Выступление далось Бекки с невероятным усилием. Она даже не помнила слов, которые пропела на автомате и абсолютно без эмоций. С последним аккордом просто убежала со сцены в уборную, не дождавшись аплодисментов и забыв про вежливый реверанс. Фальшивая улыбка слетела с личика, обнажая суть — бледная, с синюшными кругами под глазами, с трясущимися губами. Остатки блистательной Рейны Стоун, растоптанной своей тоской по самому желанному зрителю.
Долго и тщательно умывалась, избавляясь от следов потекшей косметики и глотая новые слезы. Успокоиться не получалось, словно в горло вцепились острые когтистые лапы, пытаясь задушить. Когда Бекки, наконец, смогла найти в себе силы и вышла из уборной, в коридорчике уже было тихо: ее номер был последним, артисты разошлись по домам. Судя по стихающим голосам в зале — посетители тоже понемногу покидали клуб. Грудь давило духотой и непонятной тревогой. Перед тем, как переодеться и последовать всеобщему примеру, Бекки решила выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха, пока снова не сорвалась в истерику.
Чего она точно не могла ожидать — темной фигуры, прислонившейся к стене возле двери запасного выхода. Первый укол страха тут же сменился узнаванием и паникой, обжегшей вены и уничтожившей кислород.
— Заккари! Боже мой, Зак!
Из помутневшей головки моментально выскочили все мысли и всё, что она переваривала в себе вторые сутки. Даже в полумраке темного проулка на сером пиджаке угадывались алые пятна, а в воздухе стоял уже знакомый аромат крови, окончательно разбивший рассудок и всю напускную холодность девушки на миллионы крохотных осколков. Наплевав на болтающееся на ней концертное платье и грязь, Бекки рухнула на колени, обхватывая его мертвенно бледное лицо ладошками.
— Зак! Очнись, ты слышишь меня?!
Истончавший от ужаса голосок срывался в панику — нет, нет, не может быть, не так, не сейчас… Она же просто растворится, если это правда, рассыплется.
От жара на своих щеках — непривычного, давно забытого ощущения касания чужих рук — Зак вздрогнул, выплывая из мутной пучины вокруг. В голове шумело, а в горле сильно пересохло, но он заставил себя приподнять веки. Что, вот так просто? Отбросил копыта из-за каких-то двух ударов зубочисткой? Жалкий конец жалкого создания. Потому, что только на границе между жизнью и смертью ему могли привидеться эти огромные изумрудные глаза, в которых сейчас застыл отчетливый страх.
— Малышка… — выдохнул он, и от шевеления грудной клетки возле ребер зажгло, пропитывая кровью рубашку. Со стуком упал на землю револьвер из с трудом расслабившихся пальцев.
— Живой, — облегченно всхлипнула Бекки, вдруг слишком остро осознав, насколько же сильно испугалась. Сердце готово было развалиться на куски от одного вида едва сумевшего сфокусировать взгляд Гранта. Но голова понемногу начала соображать, и первым же делом девушка отняла ладони от его лица, пока до Зака тоже не начало доходить произошедшее, — Не вставай, я сейчас принесу аптечку, нужно остановить кровотечение…