— Бек? Что-то случилось?

Нервно сглотнул, когда увидел несмело шагнувшую вперёд фигурку в простой белой сорочке на тонких бретельках, абсолютно босую и немного дрожащую. Олицетворение юности и невинности, невероятно хрупкая и так отчаянно манящая. Тихо порадовался, что догадался не откинуть одеяло, теперь надёжно прикрывающее нижнюю часть тела, отреагировавшую моментально не самым приличным образом.

— Нет. Да, — сбивчиво выпалила Бекки, и вдруг закрыла лицо руками, прислоняясь спиной к закрытой двери, — Я не знаю, Зак. Наверное, всё-таки да.

Окончательно запутавшись и чувствуя, что краснеет на глазах, она закусила губу, пытаясь совладать с собой. Зачем вообще пришла? Дура, какая же безнадёжная идиотка… В груди клокотало от волнения и страха, и желание развернуться и уйти крепло всё быстрей. Пока не раздался тихий щелчок от выключаемой лампы, погружающий комнату в полумрак — единственным источником освещения осталась почти полная луна за окном.

— Иди ко мне, — мягкий, повелительный тон его голоса сковал мышцы, и не подчиниться ему было невозможно.

Она ступала неслышно, но уверенно, пытаясь дышать поглубже, и всё равно голова немного кружилась от недостатка кислорода. Не сводя взгляда с его лица, впитывая тёмный, порочный свет глаз и понимая, что не намерена отступать. Не сегодня. На оголённый торс старалась не смотреть, боясь его реакции на повышенное внимание. И уж точно, та робкая девчонка, какой она считала себя совсем недавно, никогда бы не стала так храбро садиться поверх одеяла, располагая ноги по сторонам от мужских бедер.

Заккари и не думал возражать — почему-то с первого взгляда на Бекки понял, что роится в этой светлой головке. Она хочет поиграть, что ж, вполне закономерное желание. Чуть улыбнувшись тому противоречию, что видел перед собой: откровенная поза в сочетании с румянцем на щечках, Грант невесомо провёл по мерцающим в лунном свете волосам, откидывая мягкие пряди назад.

— Ты невероятно красивая, девочка-радуга, — прошептал он, потихоньку погружаясь в плен её аромата, как в сладкую карамель. И тут же одним рывком вперёд уничтожил жалкие сантиметры между ними, накрывая розовые чуть приоткрытые в ожидании губы решительным поцелуем.

Бекки уже начала привыкать к его темпераменту. К этому дерзкому напору, к лёгкому привкусу табака и томительной неге, в которую погружало её каждое движение горячего языка. Словно вальс, в котором может быть лишь один ведущий. Подчиниться и растаять в сильных руках, уже сжимающих хватку на тонкой талии — первое её желание. А второе — расцепить сжатые кулачки и коснуться Зака в ответ, провести пальцами по напрягшейся груди и впиться ноготками в изрезанные шрамами плечи, чтобы не вылететь из этого мира, когда ставший совсем развязным, с голодным покусыванием губ, поцелуй посылает искры под кожу. До самого сердца.

Наслаждаясь словно пульсирующим телом в руках, Грант совсем забыл о потенциальной опасности. Едва нашёл в себе силы разорвать поцелуй, но только для того, чтобы покрыть влажными касаниями губ пылающую щеку, уходя к чувствительному месту за ушком. Тут она пахла ещё сильней, ярче: никакого следа парфюма, только яблоки и корица. Кажется, из-за неё у Зака развивается неправильная реакция на безобидный сладкий запах: импульс напряжения тугим комком нервов опустился в пах, и никакое одеяло не способно этого скрыть. А ладони уже сами скользят на упругие бёдра, слегка приподнимая подол сорочки и сжимая бархатистую кожу, от ощущения которой дыхание перехватывает. Дышать вообще можно случайно забыть, покрывая поцелуями девичью шею и чувствуя, как Бекки непроизвольно двинула бёдрами навстречу жадным рукам.

Ох, пресвятые ангелы, он же не железный!

— Малышка, мы заходим слишком далеко, — шепчет не Грант, а остатки его совести и самообладания, чуть отстраняясь и ловя полыхающий всеми огнями ада взгляд.

Прикусив губу, оглушённая собственным пульсом, Ребекка без всяких сомнений протягивает вперёд сомкнутые руки, словно крича о своей принадлежности. Жест встречен недоумением и даже — самую капельку — страхом. Зак пытается разглядеть на светлом личике хоть что-то, что способно его сейчас остановить, но Бекки не даёт ему пытаться внушить ей праведные мысли:

— Просто свяжи меня, пока я не причинила тебе боль. Потому как не смогу сдержаться сама. Я пришла, потому что не собираюсь сегодня останавливаться.

— Бекки…

Зажмурившись, он пытается выкинуть эти отчаянные слова из своей головы, хватает её за запястья и прижимается к ним губами, заглушая всё, что хочет сказать. Это неправильно, кем он будет считать себя, если так поступит с ней? Лучше быть честным. Честным до конца. А в ушах звенит только красивое итальянское слово. Amante…

— Я ничего не могу тебе обещать. Ничего не могу дать. Ни в чём не могу поклясться. Я не человек, а пустая выпотрошенная оболочка, Бекки, — с ужасной, скручивающей внутренности болью даются эти по-настоящему честные слова, пока не случилось ничего непоправимого, — Уродец, убийца, Аспид. И ты хочешь подарить себя такому чудовищу?

— Я хочу быть с тем, кто кажется мне самой цельной и самой сильной личностью, кто защищает меня, кто одним словом и касанием может перевернуть мою душу, — тонкий голосок даже не дрогнул, потому что Бекки не верила в сказанное Заккари. Это — лишь его разум. Не сердце. Потому, что интуиция была сильней пустых жестоких фраз: она знала, что у него есть внутри гораздо больше. И что так громко стучащий пульс, который девушка ощущала легкой вибрацией между их телами, говорит гораздо лучше, — Ты ничего мне не должен обещать, я просто хочу, чтобы этой ночью мы уснули вместе.

Этого оказалось достаточно, чтобы послать все остатки благоразумия к черту. Зак знал, что они оба пожалеют утром — но это будет завтра. А сейчас есть только снова соединившиеся губы и трепет подавшегося навстречу тела. Он приподнял её за ягодицы и перевернул их, откидывая Ребекку на подушку. Занимая главенствующее положение, нависая сверху над абсолютно послушной девушкой и выпивая карамельный вкус губ. Кровать жалобно скрипнула, заставляя его вспомнить о предупреждении Бекки, что она не сможет сдержать свои желания.

— Я не хочу, чтобы тебе было больно. Но мне придётся тебя связать и, как ты, надеюсь, понимаешь, первый раз…

— Не пытайся заставить меня передумать.

Словно для того, чтобы не дать ему пути к отступлению, Бекки потянула вверх и без того задравшуюся почти до поясницы сорочку и, глубоко вдохнув, стянула её через голову, откидывая в сторону. Её смелость сегодня граничила с безумством — теперь она лежала в его постели абсолютно голая, и лунный свет скользил по молочной коже, заставляя её мерцать изнутри таинственным сиянием.

— Чёрт возьми, — почти простонал Заккари, не в силах оторвать взгляда от этого юного, маняще раскинувшегося тела. От небольшой, налившейся от такого внимания тяжестью груди, крохотной родинке на нижнем ребре, подрагивающего напряжением животика. И всё — ему одному. Чем он заслужил такой подарок? А Бекки с какой-то хитрой улыбочкой вновь протянула ему сомкнутые руки, и на этот раз Грант не стал больше медлить. Потянувшись к изголовью кровати, на которой висел галстук с сегодняшнего мероприятия, счёл его достаточно подходящим инструментом.

Движения быстрые и чёткие, отработанные годами. Обмотав хрупкие запястья гладкой тканью, Заккари осторожно закинул её руки вверх, привязывая к металлической дужке кровати. Вот и все, все опасения прочь, теперь она в его власти и, судя по вспыхнувшим огонькам в зелёных глазах, совсем не против такого результата. Жаждущая внимания девичья грудь вздымалась так часто, что игнорировать это было преступно. Быстрый, смазанный поцелуй уже чуть припухших губ, и Грант спускается ниже, исследуя руками чуть дёрнувшееся, будто от электричества, тело. Он сгорит в аду за то, что делает сейчас — но там и так давно его ожидает отдельный котёл за все прегрешения.

— Зак! — потрясённо ахнула Бекки, когда его горячие влажные губы достигли желаемой цели, накрыв бутон соска и мягко его сжимая зубами. Зажмурившись от нахлынувших ощущений, схожих одновременно и с полётом, и с падением, она запрокинула голову, дёргая связанными руками.