— Аня, я — Ливен. Один из них. Теперь я это точно понимаю.

— Конечно, ты — Ливен и один из них. Павел уже сколько твердил тебе об этом, — так же еле слышно сказала Анна.

Обе карточки ей очень понравились. Павел и ее Яков прекрасно получились. Князь и его племянник. Два похожих друг на друга привлекательных, элегантных мужчины. Анна признала, что хоть они и очень похожи, Павел был более красив, чем ее Яков. В его внешности было что-то, чего у Якова не было, что делало его лицо… более притягательным. Для других. На Павла хотелось смотреть… как на произведение искусства… смотреть и получать от этого удовольствие… На Якова же хотелось смотреть… и прикасаться к его лицу… и чувствовать любовь через эти прикосновения… Прекрасные портреты Ливенов, их обязательно нужно поставить на пианино в гостиной, рядом с портретом Якова с его отцом-князем и матушкой.

Мария Тимофеевна взяла карточки из рук дочери. Князь Ливен был неотразим как всегда — красавец и франт. Да и Штольман выглядел очень презентабельно. Сразу видно, близкий родственник князя. Такие карточки не стыдно и другим людям показать.

— Витя, может, и мы поставим одну из таких карточек в гостиной? — обратилась она к мужу.

— Маша, если ты хочешь и Павел Александрович с Яковом Платоновичем не против…

— Милейшая Мария Тимофеевна, есть другой снимок, который так же хорош как и этот, и, думаю, он больше подойдет Вашему дому, на нем не только мы с Яковом, но и Аннушка. Она украсила собой наше общество, — князь дал карточку в рамке тёще племянника. — К сожалению, рамки для этого снимка у меня для Вас нет, я приготовил ее для Якова и Анны. Но если Вы все же захотите поставить у себя именно такую карточку, я пришлю красивую рамку из Петербурга. Чтоб она была в таком же стиле, как эта, — он достал из коробки очередной снимок. — Мария Тимофеевна, это Вам. Не мог устоять против того, чтоб и Ваш с Виктором Ивановичем чудесный портрет не вставить в подобающее ему обрамление. Вы здесь истинная красавица, — в этот раз Ливен не намного преувеличил, Мария Тимофеевна и правда получилась замечательно.

— Ой да что Вы, Павел Александрович, — махнула рукой госпожа Миронова, — скажете тоже, красавица… Но тем не менее слышать от Вас такой комплимент очень приятно.

— На мой взгляд, это очень хорошая работа Левицкого, и если Вы согласитесь разрешить ему разместить Ваше изображение в его ателье, то осмелюсь высказать свое мнение, что выставить нужно именно его.

— Совершенно с Вами согласна, Павел Александрович. А ты, Витя?

«Бедный Виктор Иванович, — подумал Ливен. — Ему ничего не остается, как согласиться…» Миронов кивнул.

Портрет Якова, Павла и Анны в серебряной рамке было тоже решено поставить у Штольманов дома. Как, впрочем, и тот, где Яков с Анной были в аллее в саду. На нем Яков и Анна выглядели изумительной парой. Анне этот снимок понравился почти так же, как тот, где они с Яковом были на торжестве, посвященному началу их семейной жизни. А вот снимок, который фотограф сделал, застав их в момент, когда они наслаждались обществом друг друга, по ее мнению, был предназначен только для них с Яковом, а не для других, пусть и близких им людей. И ей было неловко, что копии этого снимка будут и у Павла, и у ее родителей.

Общие снимки получились хорошо, но в них не было ничего особенного. Просто несколько родственников дворянского сословия с одним титулованным среди них и другим, похожим на него. Снимки на память, не более того.

Павел раздал всем пакеты с их копиями снимков.

— Павел Александрович, Вы не будете против, если я схожу за семейным альбомом? Мне хотелось бы положить карточки сразу туда.

— От чего же, Мария Тимофеевна? Да и мне было бы интересно посмотреть на Ваши семейные снимки.

Ливен начал пролистывать альбом, карточек было не так много, ведь это удовольствие было не из дешевых. На одном из последних снимков рядом с Анной, державшей велосипед, стоял мужчина, лицо которого было ему знакомо.

— А кто это?

— Это мой дядюшка, Петр Иванович. Он бывает в Европе, жил в Париже, Марселе и других городах, — пояснила Анна. — Это он подарил мне велосипед.

Когда Яков упомянул, что Миронова-младшего зовут Петр Иванович, он взял это для себя на заметку. Но имя было настолько распространенным, что это могло оказаться лишь совпадением. Теперь же на снимке он узнал этого человека, это был именно тот Петр Миронов, с которым он встречался как-то пару раз в Петербурге, когда ему была нужна информация об одном… очень состоятельном и не совсем честном господине, перебравшемся в Париж… Он, как поговаривали, имел некое влияние на одного из Великих Князей.

========== Часть 16 ==========

Яков Платонович тоже заинтересовался семейным альбомом Мироновых. И пока Мария Тимофеевна рассказывала ему о семейных снимках, Ливен подошел к Анне, которая стояла, опершись на перила веранды, и смотрела в сад, и обратился к ней с просьбой.

— Аня, мне нужно приватно поговорить с Виктором Ивановичем, так, чтоб Яков об этом не знал. Займи его чем-нибудь на несколько минут, уведи… например, в ту аллею, где Вы раньше прогуливались. Скажи, что хочешь попрощаться еще раз, ведь Яков с нами на станцию уже не поедет, мы отправляемся не из Затонска, а со следующей станции…

— Мы едем на поезде? Не в карете?

— В карете только до соседнего города, а затем на поезде. Так гораздо быстрее и удобней.

— А почему не из Затонска?

— Потому что для всего вашего городка Его Сиятельство приехал из Петербурга в карете, которая, как я видел, произвела на жителей неизгладимое впечатление. В ней он и уедет и увезет с собой свою племянницу… А уж как будет за пределами Затонска, это совсем не важно… Так займешь Якова чем-нибудь?

— Конечно. Скажу, что у нас с ним есть время… побыть немного наедине перед расставанием.

Марией Тимофеевна с Яковом закончили просмотр альбома, и Анна наконец завладела вниманием мужа.

— Яша, Павел сказал, что у нас в запасе еще есть время… давай пойдем в ту аллею в саду…

— Как решили тогда, что будем там уединяться каждый раз во время визита к твоим родителям? Я совсем не против, — губы Штольмана растянулись в улыбке. — Да, чуть не забыл сказать, Мария Тимофеевна пригласила меня сегодня на ужин, раз на следующей неделе я не смогу. Я подумал не отказываться, ей ведь тоже будет грустно, что ты уедешь.

Анна взяла Якова под руку и они направились к тенистой аллее, которая скрыла бы их от посторонних глаз. Они остановились там, где свисавшие ветви деревьев закрывали их почти полностью, обнялись и стали целоваться. Не нежно, а страстно, жадно, как будто это было в последний раз… Штольман оторвался на мгновение от губ жены:

— Аннушка, родная, как же я люблю тебя… Ты сводишь меня с ума… Мне так хочется большего, чем поцелуи…

— Яша, и мне… Но ты ведь знаешь, что здесь это невозможно… Мы продолжим, как только я вернусь…

Яков Платонович перешел к более легким поцелуям, чтоб они немного пришли в себя. Затем взял руки Анны в свои и поцеловал каждый пальчик по отдельности, а затем обе ладошки и прижал их к своему сердцу.

— Анечка, любимая, я буду скучать без тебя… Но обещай мне, что если тебе понравится в усадьбе и тебе самой захочется остаться там на чуть дольше, ты так и сделаешь. А не поедешь домой только потому, что мы договорились о неделе.

— Яша, мне кажется, что и неделя без тебя это слишком долго.

— Аннушка, неделя пролетит совсем незаметно. Кто знает, возможно, у Павла будут какие-то планы, и если то, что он предложит, будет не на следующей неделе, а через пару дней после этого, подумай, прежде чем отказываться.

— Хорошо. Яша, я тебе напишу, как мы приедем. И если потом будет о чем писать. И ты мне пиши. Особенно, если что-то случится.