Марфа ответила за хозяйку:
— Тот самый. Так что, ты согласна?
— Согласна-согласна! Вот уж не думала, что до меня такие господа снизойдут… А насчет семьи нашей не извольте беспокоиться, она у нас приличная. Муж мой Иван Федотов на складах у купца Игнатова работает, там же и Савка сын старший был, пока в Москву не уехал. В Москве он тоже у Игнатова на складах. Был бы на руку нечист али ленив, разве ж ему бы купец у себя в Белокаменной место предложил?
— Тебя-то саму как зовут? — спросила Марфа.
— Авдотья я.
— Ну так вот, Авдотья, в понедельник утром принеси Ее Милости Анне Викторовне молока, сметаны, масла и творога. Молока-то у твоей коровы на все это хватит?
— Хватит, Зорька у нас за две коровы молока дает, повезло нам с ней.
— На рассвете не приходи, Их Милости еще почивать изволят. Его Милость, как ты поняла, в полицейском управлении служит, а не на покос по первой росе ходит.
— Как Ее Милости удобно, так и приду.
Анна решила, что в первый раз, пока она не знает женщины, лучше, если та придет, когда дома еще будет Яков, чтоб она сама видела барина, состоявшего на важной должности и имевшего высокородных родственников в столице.
Только они с Марфой добрались до дому, как появился Ефимка с их покупками из лавки. А вслед за ним прибежал мальчишка с запиской — его послал барин, вышедший из полицейского участка.
— Анна Викторовна, надеюсь, ничего… нехорошего… — забеспокоилась Марфа.
Анна развернула бумажку и улыбнулась:
— Нет, наоборот. Яков Платоныч пригласил меня на прогулку в парк. Видишь, не только тебя приглашают.
«Ну надо же, сподобился! Жену пригласить, хоть и в парк. Полюбовниц-то своих в Петербурге, поди, не только в парке выгуливал… Неужели не понимает, что к жене как к женщине надо гораздо больше внимания проявлять, чем к тем, чьи спальни время от времени посещал…»
— Анна Викторовна, очень за Вас рада! А сколько времени у нас в запасе?
— Ты куда-то торопишься?
— Я нет. Но мне нужно знать, каким временем я могу располагать. Если Вы выберете платье, которое в порядок привести надо, то я сразу скажу, успею ли, или лучше другое надеть, чтоб не опоздать. Конечно, чуть-чуть даме опоздать позволительно, но намного все же… неуважение к мужчине…
— Ты хочешь меня… приодеть?
— Ваша Милость, я хочу Вас так нарядить, чтоб при Вашем виде у мужчины, который Вас на свидание пригласил, дыхание перехватило, а другие оглядывались и завидовали ему, что у него такая дама.
— Так муж пригласил… стоит ли так наряжаться…
— А муж что же не мужчина? Вы уж извините, Анна Викторовна, Яков Дмитриевич мужчина хоть куда. Его хоть в лохмотья одень, а порода все равно видна будет. Хотя, конечно, в костюмах он более привлекателен… И ему будет приятно, когда Вы при всем параде покажетесь. Для Павла Александровича ведь согласились красивое платье надеть. Разве Вы были разочарованы, что князь Вам комплемент сделал? Дайте же и своему мужу возможность побыть галантным кавалером…
— Ну хорошо, — вздохнула Анна. — Тогда давай выберем платье вместе.
Выбор пал на синее платье, отделанное серебряной нитью — одно из тех, что она согласилась заказать, когда ожидала возвращения Штольмана. Платье, возможно, могло бы показаться строгим, но вышивка очень оживляла его, однако делала не легкомысленным, а элегантным. К платью Марфа подобрала шляпку с вуалью и потрудилась над ней. После обновления шляпка понравилась Анне даже больше той, которую они с Яковом купили в английском магазине в Петербурге.
Когда Марфа причесала и одела хозяйку, она решила, что Ее Милость была настолько хороша, что ее было бы лучше сопроводить до парка, а то как бы она не припозднилась на свидание из-за внимания местных господ, расточающих комплименты. На ее удачу около дома проезжал извозчик, и Анна Викторовна воспользовалась им.
Коляска остановилась у парка, и Анна прошла на знакомую аллею. Яков в ожидании сидел на скамье.
— Анна Викторовна, — приподнялся он и поцеловал Анне руку. — Вы выглядите блистательно! Вас можно поздравить?
— С чем? — не поняла Анна.
— Слышал, князь просил Вас погостить в его усадьбе, — лукаво посмотрел на жену Штольман.
— Просил, и что же?
— Вы что же согласились?
— А что мне нельзя сделать такое предложение как любой другой девушке? — Анна продолжила игру, в которую ее вовлек Яков. — И кроме того, Вы же сами, Яков Платоныч, на этом настаивали…
Она не смогла больше удерживать серьезное выражение и улыбнулась:
— Помнишь, значит, ту встречу.
— Конечно, помню. Всегда буду помнить… Аня, я вел себя так глупо, как настоящий идиот…
— И я не лучше…
— Аннушка, я хотел просто прогуляться по парку, там, где мы не раз встречались… А пока ждал тебя, та сцена стала крутиться у меня в голове… Вот я и… переиграл ее.
— Вам это удалось, Яков Платоныч, — Анна сдвинула набок котелок Якова.
Штольман поправил шляпу, а затем протянул Анне цветок, который до этого держал за спиной — такой, что подарил ей, когда приходил навестить ее в усадьбу Разумовского.
— Что же, Яков Платоныч, снова клумбу у дома князя Разумовского разорили?
— Нет, на этот раз по дороге у кого-то в палисаднике сорвал, пока хозяева не видели, — признался Яков.
— А если бы они увидели Ваш неблаговидный поступок?
— Сказал бы, что цветок нужен для следствия, что на месте преступления кто-то обронил такой же. Что их цветы вроде бы не очень похожи, но сравнить нужно.
— Ну Вы и жук, Яков Платоныч!
— Чего не сделаешь для любимой женщины, — Яков поцеловал жену в щеку, чуть приподня вуаль на шляпке. — Особенно, когда приглашаешь ее на свидание.
— Мне было очень приятно, что Вы пригласили меня прогуляться.
— Так пройдемтесь же, Анна Викторовна, — Штольман взял жену за руку. — Я вижу Вам настолько это приятно, что надели платье, которое надеваете очень редко, и шляпку, которая немного преобразилась…
— Какой Вы наблюдательный, господин сыщик! Это Марфа ее так переделала.
— Тебе очень идет. А прическа у тебя такая, что и иной куафер не сделает, — остановившись на секунду, Яков провел пальцем по волосам за ухом Анны.
— Да, Марфа постаралась, чтоб я была… неотразима на свидании.
— Ты действительно неотразима! Вон, господин, который только что прошел мимо нас, обернулся и чуть не налетел на дерево.
— У меня не было намерения поражать так… других господ. Я хотела поразить только тебя.
— Тебе это удалось, милая моя. Ты чудо как хороша. Хотел спросить тебя, серьги и кулон, это те, что тебе подарил Павел?
— Да, это украшения Ливенов, — Анна решила не сообщать, что это был гарнитур, изначально подаренный Павлом Лизе. — Павел сказал, что семейные украшения, что у него есть, сейчас больше некому носить кроме меня. Я не стала обижать его отказом.
— Да, он бы, наверное, обиделся, если бы ты отказалась принять. Украшения очень красивые, изящные, но, насколько я могу судить, не безумно дорогие…
— Да, именно так. Я уже говорила тебе, что Павел предлагал мне и другие, но те я не взяла. А на эти согласилась, так как они попроще и походят к разным нарядам.
— К этому платью и шляпке несомненно. Я даже смущен, что я в своем обычном костюме. Рядом с такой очаровательнейшей дамой. Надо было зайти домой переодеться…
— Тогда бы не было сюрприза. А твоя записка меня… заинтриговала…
— Значит, я, по-твоему, интриган? — улыбнулся Штольман.
— А Вы в этом сомневались, Яков Платоныч? Я предпочитаю такого мужа, а не как у других — с которым можно умереть от скуки.
— Рад, что тебе со мной не скучно. Хоть иногда. Что ж, буду тебе и впредь посылать интригующие записки…
— Буду ждать с нетерпением! Яков, у меня сегодня день записок, твоя была второй. Утром Марфа принесла записку от мамы. Та написала, что Марфа вчера сделала ей прическу, и она произвела большое впечатление в городе. Она хотела бы завтра ехать к тете Липе, у той именины. Отец отказывается, говорит, что у него в начале следующей недели заседание суда, и ему нужно готовиться.
